Дальше, мой Дей, разумеется, штаны. Плотная ткань, зернистая на ощупь, как очень-очень плотный хлопок или лен, плотный до жесткости. Бранн, конечно, спит на боку, но может быть, не стоит… А, тут уже край куртки. Край неровный, да, ты помнишь, у него куртка, как все у неблагих, кривая и непонятная, у Бранна еще более, чем у других. А, по краю? Меховая же оторочка, да, тоже рассыпается. Несколько швов… Кривизна, изгибы, лоскутки… один как бархат, другой как лен, третий как хлопок, а четвертый — атлас.
Мой Дей, ты нащупываешь ощущения и жамкаешь куртку, отчего я бурно радуюсь, что Бранн спит крепко. Но слава старым богам, дышит ровно, устал он с нами, мой Дей.
О, пояс! Да, пояс точно кожаный, без всяких «но». Неширокий, застегнут плотно. Хоть наш неблагой дышит спокойно и расслабленно. А с другой стороны на поясе пристегнуты ножны, но переворачивать его мы не будем! Не будем! Мой Дей! Ну же! Фух.
Выше — согнутый локоть. Рука неблагого свесилась к земле, а ещё выше — рукав и плечо в рукаве. Да, тут тоже лоскуты. И, похоже, какие-то перья. Мой Дей, ты не помнишь, были у нашего неблагого на воротнике перья? Я тоже не помню, помню, что воротник темный… Ой-ой!
— Что ты делаешь?
Да, мой Дей, он точно проснулся только что, слышишь, какой хриплый голос?
— Я устал. Мне было интересно почувствовать мир иначе.
Бранн дышит почти так же ровно, как во сне, но чуточку чаще, едва заметно, но чаще.
— И как?
В голосе нет насмешки, мой Дей. Ответить ему можно, тебе не кажется?
— Занятно. Только я не могу понять, что это под руками такое…
Отчетливо слышится хмык.
— Прям-таки не можешь? Благой Дей, что у ши на самом верху?
— Голова!
Простой вопрос, простой ответ: берегись, мой Дей…
— А на голо-уове?
— Волосы!
— И что же у-э-это у тебя под рука-уами?
— Но это же перья! Или не перья?
Мой волк озадачивается и запускает пальцы глубже, натыкается на острое ухо, которое слегка дергается, а Бранн довольно фыркает уже сквозь сон:
— Коне-эчно, э-это то-же похо-оже на пе-эрья-а…
Бранн даже ответить толком не может. Зато можно поговорить со мной, да, мой Дей.
О, мой Дей, а ты же сражался со спутниками Отражения! Нет, на дороге из Золотого города ты пинал не глядя. И на звук метнул кинжал. Сражался и победил, с закрытыми глазами! Да, я знаю, теперь закрывать нечего. Но представь, что они закрыты.
Подними меч, оружие тебе всегда помогало. Теперь нюхай. Слабая горечь, как цвет полыни, размятый в ладони — это Бранн. Дым от костра, да. Запах еды и воды, болота и ночи. Запахи осязаемы, как и звуки. Что ты видел раньше? Тени? А теперь? Посмотри моими глазами, представь…
Ничего?
Прости, мой Дей. Это была лишь первая попытка. У тебя всегда есть я. Да, и Бранн. Да, так, на спине Бранна, можно прилечь, забыв про этикет. Тут все швы его неблагой куртки. Да, и сам Бранн тоже теперь никуда не денется. Вместе со своей курткой. Нет, вовсе я не расстроился! Но спасибо, что прижимаешь меня к груди.
И мы движемся к дому.
Мир можно соткать из всего, мой теплый и пушистый Дей. Из запахов и звуков: тишины и дыхания. Из дружбы и любви. И — из надежды.
Спи, мой волк.
Глава 23. Благие земли
Мой волк, ты опять просыпаешься рано, слишком рано, хотя ненамного раньше нашей Вороны. Я не вижу особых поводов для радости, но просто счастлив видеть твою улыбку! Цвет папоротника греет руки и грудь. И меня! Его теплые волны будто наполняют нас силой — чем ближе мы подходим к благим землям, тем живее кажется добытый такой страшной ценой цветок.
Ворона ворочается, неожиданно кряхтит, усаживаясь:
— С тех пор как я ночевал на болоте последний раз, оно стало гораздо немилосерднее. По мне будто промаршировал Семиглавый… — тон Бранна становится подозрительным. Пусть и остается занудным в целом. — А что это за след у тебя на щек…
— Это веточка!
— Веточка, значит, — хмыкает. — Ну, пусть веточка, — поднимается, опираясь на твое плечо. — Возможно, сегодня мы будем уже на благих землях.
Однако благие земли благими землями, а пока перед нами болото. Раскинулось, не такое коварное, как раньше, но несомненно: опасное, дышащее, топкое.
Бранн ведет тебя, мой волк, по-прежнему беспрепятственно. Кажется, звание Хранителя осталось за ним и после всех приключений с Трясиной, и после развенчания его из принцев. Возможно, это пожизненное звание, мой Дей?
Впрочем, пожизненное или нет, а через пару лиг, когда воздух становится отчетливо болотным и раздражает твой чувствительный нос, наш неблагой начинает дышать шумно.
— Бранн? — беспокойство в твоем голосе заставляет неблагого остановиться, плечи под твоей рукой приподнимаются и опускаются.
— Гх-ха, Дей? — заговаривает Ворона, а дыхание уже с хрипами.
— Это болото? Опять? Но почему?
Ты опираешься локтем на плечо неблагого, платок оказывается в твоей левой руке словно сам собой, а фляжка таким же странным образом в правой.
— Пх-хоследний привет от, гх-ха, Трясины, — вертит головой Бранн и переводит дух. — Дей, а что ты, гх-ха, делаешь?
— Совершенно ничего, — твое бормотание сопровождает поливание платка из фляжки.
Вода чистая, ключевая. Пробку удобно выдергивать и держать зубами. Теперь влажный платок приятно холодит ладонь. Пробка возвращается в горлышко фляги, фляга на пояс, а свободная рука удобно устраивается на загривке Вороны. Ты поворачиваешься к нему лицом и говоришь очень назидательно:
— Продолжай задыхаться в свое удовольствие!
Не успевает Бранн ответить, как влажный платок шлепается ему на лицо. Ладонью можно ощутить, как длинные губы медленно растягиваются в улыбку.
— Но не надейся, что я тебе! Позволю! — твоим голосом, мой волк, можно забивать гвозди и опрокидывать в обморок особо слабонервных. — Задохнуться! Да если ты будешь принимать все приветы ото всех заинтересованных в тебе девушек, мы рискуем сложить головы далеко от Благого двора!
— Спа-гх-сибо, Дей.
Прослеживать мимику осязанием очень неожиданно, в голове рисуются картины из белых вспышек в черном мраке. Платок изрядно мешает, но лицо Бранна впервые за без малого неделю видится ясно.
Это приятно, да, мой волк, я чувствую, ты соскучился по знакомым очертаниям. Пусть и ужасно неблагим.
Отдышавшийся Бранн не спешит выскальзывать из-под твоих рук, платок все так же покоится на его лице, а ты можешь ощупать его как следует и под вполне благовидным предлогом, мой Дей!
Вроде бы все на месте, хотя глаза кажутся больше, чем были. Наверное, это чудеса твоего восприятия, смотреть и щупать не одно и то же… Но тебя беспокоит не эта возможность. Может быть, ты прав, мой Дей. Вполне вероятно, веки опухли и слезятся.
Бранн вздыхает глубоко, но уже без страшных хрипов, твоя рука соскальзывает по его шее, под воротник. Там такой же пух, как на ушках. Наш неблагой быстро вжимает голову в плечи и странно ежится. Дыхание у него прерывается иначе, вместо слов выговаривает какие-то невнятные звуки:
— Х-х, Де! Уб! Ери-и-и… Ру! Ку! — Бранн прижимает твою ладонь всем затылком, задирая подбородок, а выражение лица под твоей рукой одновременно напряженное и смеющееся.
Очередной неблагой выверт.
— Что? — твой голос выражает сплошное недоумение и рука на шее сама собой сходится чуть плотнее.
— Щ-щ! Е! Кот! Но!
Бранна слегка сгибает, моего волка посещает озарение, он убирает руку. Ему становится немного смешно и немного стыдно. Неблагой выговаривает уже понятно.
— Я боюсь щекотки, Дей, лучше не надо!
И да, ты не зря уверен, что в его глазах пляшут феи. Я не вижу их, закрытых тряпкой, но слышу ясно.
Мой Дей с некоторым сожалением и одновременно удовлетворением убирает платок. Бранну стало лучше, а влажную тряпку можно заткнуть за пояс, чтобы высохла, но короткая возможность потрогать лицо неблагого растворяется…
Впрочем, мой волк не привык унывать бездеятельно: вместо лица он теперь прямо в пути ощупывает одежду Бранна. Ворона то ли не чувствует, то ли не обращает внимания, а руки у моего волка длинные — и если сосредоточиться на ощущениях, лоскутная куртка рисуется ясно. Ромбик из бархата, длинный, уходящий к локтю кусок атласа, треугольная хлопковая вставка, жаркий ворсистый войлок трапецией, шелк, шерсть, парча…
Изучать неблагое разнообразие интересно, мой волк любопытствует и не находит препятствий своему любопытству. Швы сходятся изогнутыми линиями, нитки на них тоже очень разные. Возникает ощущение, что наш неблагой ограбил швейную лавку! В какую-нибудь из ночей Самхейна! А потом шил и кроил это все триста лет, сидя на болоте и вяло переругиваясь с Трясиной!
Ну вот, хоть фыркнул. Твое фыркание, мой Дей, дорогого стоит.
Значительный отрезок пути вы проходите по болоту. Бранн больше не дышит так тяжело, но ты рад, когда ощущаешь магическое протыкание пространства: неблагой умеет быть незаметным для друзей и весьма заметным для врагов.
Короткий переход такой же, как обычно: ветер в лицо одновременно с ураганом, толкающим вас вперед. Бранн идет легко, на то он и дитя Дома Воздуха. Но на грани слуха блазнится треск, видимо, вы что-то прорываете этим своим движением.
Остановка уже на краю болота. Да, почти что место вашей встречи, мой волк. Встречи, от которой сложно было ожидать подобных последствий. Однако сейчас вы оба здесь. Ворона делает привал, разводит костер, делает горький отвар для укрепления сил…
Потом утягивает тебя в еще один переход, пусть по вашим ощущениям почти ночь, а вокруг светит яркое утреннее солнце.
Знакомое, не слишком гостеприимное маковое поле навевает сонную одурь. Бранн останавливается пару раз, чтобы встряхнуть тебя, и трижды ты встряхиваешь его — и это место границы благого и неблагого мира жаждет урвать свой кусок добычи, полакомиться парой вкусных ши. Я помню взгляд, равнодушно-холодный. Забавно, что это наш Бранн тогда так смотрел на тебя!