Сурикат: Я был безутешен, показывал всем Сурин зубик. Конечно, об этом услышал Попка. Он любит сенсации, поэтому немедленно выпустил новость под гневным заголовком «Доколе?». И только потом мы узнали, что львы сожрали Суру по воле жирафов.
На этом допрос приходится прервать, потому что пятеро сурикатиков подбегают к Рики с криками: «Папа, папа, мы хотим поесть кашку с сур-сур-сур-суровялеными бананами!» Впрочем, я успела спросить всё, что хотела.
Утро 6-го дня ярбакед, в которое я теряю работу
07:00
С площади у Изысканной Резиденции доносятся крики:
– Пе-птиция против полиции! Пе-птиция против полиции! Долой Полицию Дальнего Редколесья!
Самый громкий голос в этом хоре скандирующих – конечно же, Попкин. Пойду посмотрю, что у них там творится.
07:20
В центре площади на специально сооружённой из сухой баобабовой ветки жёрдочке с подвешенным к ней колокольчиком сидит попугай Попка.
– Такая полиция нам не нужна! – вопит он.
– Не нужна!.. Нет, такую не надо!.. Тем более у неё кисти не стрижены!.. Жили мы и без полиции!.. – визжат, бубнят, трубят, блеют, хрюкают и тявкают толпящиеся вокруг Попки звери саванны.
– Зачем нам полиция, если Попка не дурак и сам уже во всём разобрался? – раскинув крылья, он озирает толпу.
– Да, Попка не дурак! – голосит толпа. – Попка во всём разобрался! Долой каракалов! Даёшь попугаев!..
Попка звонит в колокольчик – и толпа замолкает.
– А вот и она, – указывая на меня, сообщает он в воцарившейся тишине. – Явилась не запылилась. Смотрите-ка, какие мы важные: полиции каракал! По-твоему, если ты полиция, можно даже кисти не стричь, как все приличные самки?
От возмущения я инстинктивно выпустила когти.
– Вы мне угрожаете? – Попка возбуждённо задёргал хохолком.
Я втянула когти обратно.
– Мои кисти – это моё личное дело.
– А то, что ты до сих пор не арестовала подельников медоедки Медеи, сурикатов, – это тоже твоё личное дело?
– Нет, – спокойно ответила я. – Это дело общественное. Я не арестовала суриката Рики, потому что против него недостаточно доказательств.
– Недостаточно, значит? – Попка лихорадочно забегал по жёрдочке. – Значит, тебе недостаточно?! Что ж, тогда послушайте все меня, независимого жёлтого журналиста! Попка не дурак! Попочка доклевался до правды! Провёл независимое расследование! И вот что Попка узнал! Начнём с того, что жену суриката Рики однажды уже разорвали львы!
– Не понял. Как это – однажды разорвали? – спросил носорог.
– На куски! – с восторгом ответил Попка. – Ещё при жирафах!
– А теперь при львах… она, что ли… срослась? – морща лоб вокруг рога, уточнил носорог.
– Нет, теперь у него другая жена. О ней пойдёт речь отдельно. Что до старой, разорванной, – я упомянул её для того, чтобы вы понимали, что вся эта сурикатья семейка насквозь криминальна. Первая жена Рики совершила тяжкое преступление против жирафов. Попочка хорошая птичка, поэтому он вам даже не будет рассказывать, насколько оно было тяжким, иначе вы все упадёте в обморок. За её преступление жирафы кинули её львам. Мы, конечно, можем предположить, что жирафы обвинили сурикатиху несправедливо – ведь жирафы, как известно, были очень несправедливы! – но, напомню, её разорвали не жирафы, а львы! А уж львы, конечно, разорвали её за дело, – Попка покосился на пару отиравшихся в толпе львят, племянников льва Лёвыча. – Львы всегда разрывают кого-то только за дело! Именно об этой безупречной справедливости львов я написал в своей статье ещё при жирафах – после чего пострадал за правду и прошёл через унижения и пытки!
– Вы бесстрашная птица! – всплеснула копытами Лама. – Спасибо вам за вашу принципиальность!
Я хотела было процитировать ту самую статью Попки «Доколе?», написанную при жирафах, в которой он называл львов «кровожадными, подлыми и хищными тварями», но взглянула на львят – и не стала. Эти львята вернутся в Резиденцию и передадут всё, что слышали, старшим. За такие слова «бесстрашную птицу» могут сожрать. Я – полиции каракал. Я не подставляю зверей. Даже таких противных, как он.
– А теперь переходим ко второй жене Рики! Вас ожидает сенсация! Как вы думаете, кто она?
Неужели он, как и я, подозревает, что Безвольная Лапка – зверь с очень тёмным прошлым?..
– Предательница Дальнего Редколесья? – послышалась версия из толпы. – Да, конечно, она предательница – улетела из такого чудесного места! От такой справедливой власти! Да ещё и детёныша с собой прихватила! Будет там воспитываться всякими котожабами, которые сами не знают, какого они вида!.. А может, она вообще пришлая? То-то имя у неё было такое странное!
– Попка не дурак, и вы все тоже не дураки! Вы все правы! Сурикатья жена – и предательница Дальнего Редколесья, и пришлая! Ну а самый главный секрет… – Попка выдержал драматичную паузу, – заключается в том… – ещё одна пауза, – что жена суриката – суслик!
– Суслик?!
– Да! Это результат моего независимого расследования! Безвольная Лапка – суслик из Дикой Лесостепи!
– Какой ужас! Как такое возможно?! – заголосили в толпе. – Это что же получается?! Это же межвидовой брак! Это неприлично! Это навлекает гнев Богов Манго! Из-за этого у нас засухи! Это запрещено!
– В доказательство моих слов я включу вам запись. Чтобы всякие там каракалы не смели утверждать, что хороший, честный Попочка врёт!
Он напыжился, застыл, глаза его заволоклись сизой плёнкой, и из полуоткрытого клюва донеслось механическое тихое стрекотанье, а затем – голос Безвольной Лапки:
– «Умоляю, Попка, не говорите им, кто я!»
Этот голос сменился голосом самого Попки – но в записи:
– «Нет уж, Попка не дурак, Попка всей саванне расскажет, что ты у нас – суслик!»
Снова голос Безвольной Лапки, на этот раз с ноткой не мольбы, а угрозы:
– «Не смей. Хуже будет».
Попка выключил запись с резким гортанным щелчком.
– А теперь послушайте другой разговор, состоявшийся несколькими днями ранее между Рики и его женой сусликом…
– Я не понял, она что, ещё и самец? – уточнил носорог.
– Ты дурак? – раздражённо выкрикнул Попка. – Она самка суслика!
– То есть они втроём жили?! – всплеснула копытами Бородавочница.
– Кто втроём жил??
– Ну так этот, сурикат Рики, самка суслика и сам суслик.
– Дураки! Никакого суслика нет! Есть только сурикат Рики и его жена суслик… его жена самка суслика… его жена суслица! И не надо меня путать! Разговор был тайно записан мной из густых ветвей! К тому времени я уже уверенно встал на путь разоблачения их криминального межвидового брака. Оказалось, это не единственное их преступление. Попка не дурак – и вы не будьте дураками! Послушайте!
Несколько секунд из Попкиного клюва доносится только ритмичный клёкот перемотки. Затем раздаётся взволнованный голос Безвольной Лапки:
– «Он опасен. Он способен нас уничтожить. Этот попугай идёт по нашему следу. Суёт свой мерзкий клюв в нашу жизнь!»
Её голос сменяется увещеваниями Рики:
– «Успокойся, милая. Он дурак. Он не доклюётся до правды». – «Нет, он близок. Он страшно близок. Попугай в одном шаге от разгадки. Он всем расскажет! Я должна оказаться отсюда подальше! Я хочу в Дальний Лес!» – «Дорогая, нас слишком много. Мы с тобой плюс шестеро детей. Мы не сможем всех вывезти в Дальний Лес». – «Я возьму с собой младшего. Дрожащего Хвоста. Ты же понимаешь, он родился уже после того, как мы с тобой… В общем, он под угрозой. По этим зверским законам он не имеет права на жизнь. Ну? Скажи что-нибудь!» – «Что я могу сказать, Безвольная Лапка?» – «Сам ты безвольный. Я способна на любое преступление, чтобы выбраться из Дальнего Редколесья и увезти младшего».
В горле корреспондента раздался сухой щелчок, сизая плёнка сморщилась и втянулась в верхние веки – как будто его глаза были тёмными окнами, в которых резко вздёрнули жалюзи. Попка с победным видом оглядел притихшую публику:
– «На любое преступление»! Ну? Теперь вы поняли, кто у нас фальшивококошник?
Попугай может сколько угодно врать, лицемерить и изворачиваться, но когда он включает запись – это другое. Это точная фиксация звуков. В ходе записи и воспроизведения попугай является лишь прибором. Ложь в такой ситуации невозможна. Его записи – правда.
Тем не менее, как каракалу полиции, мне нужно кое-что уточнить:
– Не могли бы вы перемотать на начало последнюю запись?
– Вы надеетесь меня подловить, каракал полиции? Попка не дурак. Его не подловишь. Это подлинная запись, при повторном включении она будет звучать точно так же.
Он, напыжившись, перематывает запись обратно:
– «Он опасен. Он способен нас уничтожить. Этот попугай идёт по нашему следу. Суёт свой мерзкий клюв в нашу жизнь!» – «Успокойся, милая. Он дурак. Он не доклюётся до правды».
– Всё, достаточно.
Попка со щелчком выключает запись:
– Как видите, не дурак: доклевался.
Он звонит в колокольчик. Толпа с восторгом ждёт, что он скажет.
– А теперь, уважаемые подписчики, вы должны узнать правду ещё об одной самке. О полиции… каракале!
Я не делала ничего незаконного, я не выдавала себя за каракала, будучи сусликом, я честно выполняла свой долг – но от этих его слов мне всё равно немного не по себе, и шерсть у меня на загривке и вдоль позвоночника становится дыбом.
Жестом фокусника Попка вытягивает из-под сухой баобабовой коры свёрнутый в рулончик пальмовый лист. Я мгновенно узнаю этот лист – он из той самой стопки, которая исчезла в песках саванны. Мои записи. Значит, вот кто их отыскал. Наш жёлтый корреспондент.
– В распоряжение редакции «Попугайской правды» попал дневник этой самки. Я прочту вам короткий фрагмент, говорящий сам за себя: «“Пожалуйста, не надо, полиции каракал! – пищит мне отец семейства, сурикат Рики. – Не надо их арестовывать и отдавать львам! Я понимаю, что вы теперь работаете на львов, но, умоляю, дайте моей жене и детёнышу улететь!” Рики думает, раз я из полиции, значит, сдам сурикатов властям. Но я не такая. “Я – вольная кошка саванны. Как полиции каракал, я ни на кого не работаю. И в то же время работаю на всех сразу. Конечно, они могут лететь”».