– Я люблю тебя, Геп, но как самца или как друга – не понимаю. Дай мне несколько дней. Мне нужно разобраться в себе.
Он урчит на четвёртой громкости блаженства.
– Перестань! Я пока не сказала «да».
– Но ты не сказала «нет»!
– И ещё. Независимо от всех этих брачных игр я по-прежнему хочу, чтобы ты стал моим напарником, Геп. Ты готов стать Каракалом Полиции Дальнего Редколесья?
– Дай мне время, детка, – ухмыляется он. – Мне надо разобраться в себе.
– Не могу. Мне помощь в этом деле нужна сейчас.
Некоторое время мы с Гепом идём молча, и только Попка, наматывающий над нашими головами круги, возбуждённо покрикивает:
– Срочно в номер! Самые горячие новости в этом брачном сезоне! Шуры-муры между гепардом и каракалом!
Наконец гепард произносит:
– Чем помочь, детка?
– Нужно продолжить поиск останков Пальмового Вора. Вниз по руслу ручья Манго-Бонго и ещё в районе сурикатьих нор.
– Но ведь поисками занимаются Гиги и Виви.
– Уже нет. С сегодняшнего дня они охраняют Попку. Я поручила им быть при нём неотлучно.
– Ты действительно считаешь, что ему угрожает опасность? – недоверчиво интересуется Геп.
– Суслик-убийца идёт по следу! – тут же верещит Попка. – Попочкина жизнь под угрозой, она висит на шерстинке! Попочка – участник программы «Попугаи в опасности»!
– Я считаю, что ситуация очень серьёзная и ему необходима круглосуточная охрана, – говорю я.
– Попочка утомился! – сообщает попугай. – Попочка хочет в гнездо!
– Это пожалуйста, – разрешаю я. – Только если гнездо в кроне пальмы, а Гиги и Виви на земле, они не смогут тебе помочь, если кто-то захочет тебя похитить.
– Что же делать? Попочка не хочет, чтобы его кто-то похитил… – Попугай вдруг делает резкий вираж и скрывается из виду, но уже спустя секунд тридцать возвращается с длинной тонкой лианой в клюве. – Может, Попочку можно привязать к гиеновидным собачкам вот этим? – дрожащим голосом интересуется он.
– Можно, – киваю я и привязываю один конец лианы к ошейнику Гиги, а другой – к попугайской лапке.
Когда гиеновидные псы удаляются вместе с попугаем, который парит над их головами на верёвочке, как праздничный воздушный квакшарик, надутый из лягушачьей кожи, я говорю:
– Ну так что же, Геп? Ты поможешь? Ты станешь моим напарником?
Он опять молчит. А я так волнуюсь, что даже немножко линяю. Как будто это я ему сделала предложение и теперь опасаюсь отказа. В сущности, так и есть. Он сделал предложение мне, а я – ему.
– Я отправилась бы на поиски рака сама, – добавляю я. – Но у нас с Хэмом есть другое неотложное дело.
Он не спрашивает, какое у нас с Хэмом дело. Если я не говорю – значит, есть причина не говорить. Это нравится мне в гепарде больше всего. Умение доверять без лишних вопросов.
– Хорошо, – говорит он просто. – Я иду искать Вора.
И он уходит во мглу саванны.
А мы с Хэмом идём к Старушке Фиге, чтобы заняться другим неотложным делом. Провести следственный экперимент.
– Что ты думаешь насчёт Гепа? – не удержавшись, спрашиваю я старину Хэма. В конце концов, он эксперт.
– Хороший парень, – говорит эксперт Хэм.
Я жду продолжения, но Хэм умолкает. Он, как обычно, скуп на слова.
20:00
Мы только-только закончили следственный эксперимент, когда над тьмой саванны разнёсся трубный голос Слона:
– Отправитель: корреспондент Попка. Адресат: все звери Земной Доски. Сообщение: «Гепард и Каралина помолвились!»
В сообщении четыре, а не три слова – потому что львы, придя к власти, издали указ, согласно которому частицы, союзы и предлоги за слова не считаются. Им хотелось, чтобы их правление сразу ознаменовалось чем-то приятным. Чтобы звери обсуждали новые правила Слона Связи, а не засуху и нехватку воды.
В сообщении четыре, а не три слова, и все четыре – неправда!
Я сказала, что я подумаю. Я пока не сказала «да»! А эта мерзкая болтливая птица, охочая до сенсаций, перед всеми животными представила ситуацию так, как будто наша с Гепом помолвка – дело уже решённое! У меня шерсть дыбом. Я в ярости.
7-Й день месяца ярбакед, в который всё указывает на зверя семейства мангустовых, вида сурикат
12:00
Геп является в полицейский участок с улыбкой до ушей – ему приятно, что вся саванна обсуждает наши с ним «шуры-муры».
Он не нашёл Пальмового Вора. Зато нашёл кое-что другое. Пещеру в недрах потухшего вулкана Суронго. А в ней – огромный склад фруктов. И узкий лаз, ведущий в пещеру со стороны сурикатьих нор.
– Там столько фруктов, что можно прокормить целую армию, – говорит он.
– Армию сусликов! – голосит Попка, который, конечно же, тут как тут – жёлтый корреспондент на верёвочке.
– А ещё там на стене надпись… Ты должна это видеть, Лина.
12:30
Я спускаюсь в жерло потухшего вулкана Суронго – и оказываюсь в пещере, набитой фруктами.
Мандарины, апельсины, гранаты, персики, манго, виноград, африканские груши, бананы, виноград, сахарные яблоки эшта, рогатая дыня кивано, ананасы, марулы, личи… Столько сочных фруктов в самый сухой сезон.
Я откусываю кусочек яблока эшта: хруст дробится о стены пещеры, рассыпается на куски, словно пять каракалов один за другим откусили от пяти сочных яблок.
На стене пещеры иссиня-чёрная надпись:
За каждого суслика встанет целая армия.
Я обнюхиваю надпись и осторожно лижу букву «Я»: виноград кишмиш. Редкий зверь решится использовать в засуху виноградный сок как чернила…
Я могла бы уйти из пещеры так же, как и вошла. Мне бы даже не пришлось цепляться когтями за застывшую лаву, устилающую жерло вулкана. Я могла бы напружиниться и подпрыгнуть – и оказаться снаружи, наверху, на краю горловины. Я умею прыгать на пять метров в высоту.
Вместо этого я втискиваюсь в узкий подземный лаз. Я должна убедиться, что он действительно ведёт в сурикатьи норы.
Прижимаясь животом к сухой шершавой земле, я ползу по узким проходам: я умею расплющивать и сжимать своё тело так, чтобы оно пролезало в щели.
Здесь темно, но мне не нужен фонарик: я умею видеть во тьме, освещать её светом собственных глаз. У меня есть режим ночного ви́дения.
А ещё у меня есть зверская логика.
Я ползу, мурлыкая себе под нос колыбельную Дальнего Редколесья:
Страшно зверю родиться в народе,
Неизысканным быть отродьем.
Но тебя сотворила природа
Жирафёнком из знатной породы.
И тебе даже в самый бесплодный год
Я с высокой кроны достану плод,
Баю-бай, малыш, самый вкусный и сочный плод…
Столько вкусных и сочных плодов с высоких ветвей – там, в жерле вулкана Суронго. Кто мог раздобыть их? Суслик, сурикат… или скорее жираф?
Что подсказывает зверская логика?
Лаз приводит на минус шестой этаж сурикатьих нор. Прямо в норку Рики, Безвольной Лапки и их детёнышей.
В этой норке пусто, как и во всех других: все сурикаты сейчас в темнице.
Я осматриваю помещение. Под супружеской подстилкой Рики и Лапки – пара фальшивых кокош.
На прикроватной тумбочке – Зверская Энциклопедия Мира с вложенным сухим листиком фикуса. Я открываю книгу там, где закладка. Это раздел про Дикую Лесостепь, «Сказ об отважной Безвольной Лапке».
На полу валяется кулон суриката – зуб его жены Сурочки на порванной паутинной цепочке. Вероятно, Рики его обронил во время ареста. Я подбираю.
В детской комнате на комоде открытка десятидневной давности, датированная 28-м днём месяца ярбяон:
«Дорогие мои детёныши!
Мы с Дрожащим Хвостом были вынуждены на некоторое время уехать. Вы пока остаётесь с папой. Но скоро мы обязательно встретимся.
Я вас очень люблю и целую в усики,
сур-сур!
Ваша мама
Безвольная Лапка».
14:00
Стараниями жёлтенького корреспондента суслики становятся главными героями дня. Шаман горячо поддерживает злободневную тему песней и пляской. Вся саванна уверена: на Дальнее Редколесье вот-вот нападёт огромная армия сусликов из Дикой Лесостепи. А суслик-шпион – может быть, даже и не один – уже здесь.
Все ходят и распевают про суслика-шпиона, который тут ворожит, и обещают ему копытом топ-топ и хвостами хлоп в лоб.
Народ собирается на площади у Врат. Звучат призывы: пусть сурикат, виновный в сотрудничестве с сусликами, признается. Иначе следует казнить всех сурикатов подряд, без разбору.
Их крики, по-видимому, хорошо слышно в темнице за стенами Изысканной Резиденции: по крайней мере, оттуда доносится пронзительный писк сурикатов:
– У нас есть свидетель! Мы дадим показания!
14:30
Свидетелем оказалась сурикатка Сурикатька, соседка Рики по минус шестому этажу. В темнице все сурикаты сидели на полу, очень скученно. Она отозвала меня в самый тёмный угол и стала говорить приглушённо, практически шептать в ухо – по-видимому, чтобы Рики и его детёныши не услышали:
– Мы все невиновны. Ни один сур-сур-сурикат не виновен, кроме Безвольной Лапки. А впрочем, она же даже не сурикат. Она сразу мне не понравилась, эта Лапка, когда Рики на ней женился. Притворялась, что слабая и безвольная, а сама на самом деле скрытная и нахальная. Вечно морду отворачивала, глаза прятала. Сразу ясно: тёмное прошлое! Её Рики когда привёл, она вообще была нищая. Не знаю, откуда он её выкопал. Ни одной своей вещи. Ни одной кокоши. Нет бы что-то сшить, связать – она просто стала Сурочкину одежду носить без зазрения совести! Типичное поведение суслика. Вот Сурочка была замечательной самочкой, у неё была такая открытая, солнечная улыбка – даже несмотря на то, что на резцах были сколы… А эта, новая, – никогда не смеялась. Даже не улыбалась. Всегда замкнутая и мрачная.
– Быть замкнутой, неулыбчивой и мрачной – не преступление, – ответила я. – В чём конкретно ты обвиняешь Безвольную Лапку?
– Что я точно знаю, так это что лаз она рыла ещё месяца три назад. Я тогда зашла к ней спросить, нет ли у неё корешка для супа, – а её нигде не видать. А потом смотрю: лаз из кухни под пол уходит. А она оттуда высовывается и мне говорит: «Ты, пожалуйста, Сурикатька, никому не говори, что я рою лаз. Даже мужу моему – а то он слишком пугливый. Я тебе за твоё молчание буду давать корешки и даже иногда фрукты».