И охнула в изумлении, когда поняла, что передо мной – совсем другой текст. На совсем другой бумаге.
Написанный от руки. Знакомой. Очень хорошо знакомой руки.
«Есть вещи, о которых вслух говорить довольно трудно…» – читала, чувствуя, как гладкий пол ресторана уходит у меня из-под ног. – «Да и на бумаге в общем-то непросто. Все, что хочу сказать тебе – кажется либо никчемным, либо слишком сопливым. Либо и вовсе ненужным, потому что между нами и так все понятно. И все же, я решил высказаться, потому что предложение я тебе уже сделал, а в любви так и не призна…»
Не дочитав, я вскинула взгляд на посланца такого замечательного письма, и сразу не поняла – то ли не узнаю его из-за того, что слезы стеной в глазах стоят, то ли это уже… и не он вовсе…
– Демьян… – всхлипнула, глядя, как «толстячок» передо мной расплывается, бледнеет, подергивается зябью – так же, как и его поддельная «биография» в моих руках.
Поморгала, вытерла слеза, без сомнения размазав косметику… И взглянула уже на Демьяна, сидящего там, где за секунду до этого – милый толстячок.
– Молодец, – похвалил он меня за что-то, я уже и не помнила – за что. – Ты отлично справилась. А знаешь, почему? – он слегка прокашлялся, чтобы голос не был таким хриплым. – Потому что чувствуешь то же, что и я. Ты невероятно способная, моя Елена, но эта иллюзия… она особенная. И если бы ты не смогла пробиться сквозь нее, я никогда не сказал бы тебя того, что написано в этом письме.
– Особенная… как именно? – мой голос внезапно тоже осип.
– Может быть снята только если есть ответное чувство. И только тем, у кого оно есть.
Я вскинулась.
– То есть ты настолько сомневался во мне, что не решился бы открыться, если бы не был уверен, что я отвечаю взаимностью?
– Истинность – необязательно любовь, – сухо ответил он. – Последнее, что я хотел бы, это оказаться связанным собственным признанием… Всем известно, как вольно женщины обращаются с теми, кто решился открыть им свое сердце… Теперь же, когда ты смогла увидеть меня под столь сильной личиной, и я совершенно уверен в том, что не останусь без ответа – нет никакой причины и дальше тянуть с тем, что хочу сказать тебе уже давно… хотя в принципе, как я и упомянул в письме, делать это совершенно необязательно в виду всех обстоятельств…
Он боится, сообразила вдруг я. Боится открыть мне свое сердце. Потому что там нет больше Тьмы, и он считает это слабостью.
Боже, какой глупый!
Без единого слова, я вскочила, метнулась вокруг стола и чуть не свалила Демьяна на пол, бросившись ему на колени и стиснув шею.
– Знаешь, это пожалуй, самое многословное признание в любви из всех, что я слышала в своей жизни.
– А их было много? – его рука небольно сжала мои волосы на затылке и слегка оттянула меня, чтобы он мог посмотреть мне в лицо.
– Признаний? Куча. Как минимум по два в каждом сериале. Не мне правда признавались, но…
Он хмыкнул.
– И что обычно говорят в этих твоих… сериалах? Небось много болтовни, но все по делу, все в точку и с идеальными, бьющими в самое сердце, эпитетами…
– Я тебя люблю.
Он замер на полуслове. Облизал явно пересохшие губы.
– Так… говорят в твоих сериалах?
Я приблизилась, потерлась носом о его нос, вобрала вырвавшийся из его груди тяжелый, горячечный вздох.
– Нет. Так… говорю я. Я тебя люблю. И буду любить всю свою оставшуюся жизнь, даже если Мариэтта ничего не сможет сделать, и мы навсегда останемся вот такие… разные.
Демьян тяжело глотнул, хотел что-то сказать, но передумал и притянул меня за шею к себе – в долгий, бесконечно желанный поцелуй, сквозь который до меня донеслись самые прекрасные слова в моей жизни.
«Я тебя люблю…»
Охнув, я вжалась в него сильнее, в нетерпении впиваясь в его рот… наплевав на то, что, похоже, на этот раз мы забыли закрыться иллюзией, и вокруг уже шушукаются.
Чуть не насильно, Демьян оттянул меня, глаза его горели ярко-синим, немного безумным пламенем.
– Раз у нас тут такие откровения, я не буду держать сюрприз, который хотел припасти для более торжественного случая.
– Какой сюрприз? – поморщилась я, не сводя глаз с его рта. Мне дико хотелось, что он перестал говорить и продолжил целовать меня. И плевать на сюрпризы! Что там может быть у него? Кольцо? Вот уж точно может подождать!
Он на самом деле полез куда-то к себе во внутренний карман. Но вытащил вовсе не кольцо… а что-то продолговатое, похожее на… на…
Я тихо ахнула и закрыла рот руками. Медленно замотала головой, не веря своим глазам.
– Не может быть… там… там…
Он кивнул, широко улыбаясь.
– Мы и в самом деле должны были подождать еще пару минут.
И, повернув ко мне прибор окошком вверх, показал мне мой тест – с массивным и вполне себе однозначным результатом.
Положительным.
Теперь уж замолчали мы оба, уставившись на это чудо, понимая, что раз не ошиблась Мариэтта по поводу моей беременности, вполне возможно, что и моя вторая проблема вскорости решится, и я стану как он, и проживу вместе с ним долгую и счастливую жизнь… Неужели… неужели я могу надеяться на это?!
– Я тебя люблю, – сказал вдруг Демьян вслух, совершенно никого не стесняясь.
А потом сделал кое-что, от чего меня совершенно расквасило, размазало и превратило в хлюпающую носом, совершенно счастливую дуру – положил ладонь на мой плоский, вздрагивающий живот и с некоторой опаской произнес.
– И… тебя. Тебя я тоже… люблю. Кем бы ты там ни был.
А потом поднял меня на руки, встал со стула и унес из ресторана прочь, в машину. Совершенно никого не стесняясь.
Эпилог
– Такое?
Мариэтта взмахнула рукой и мое свадебное платье полностью поменялось. Все в комнате, как один, поморщились – теперь я выглядела как античная девственница, которую должны принести в жертву какой-нибудь лютующей богине смерти. Перехваченная веревками, словно связанная, я выглядела как приготовленная для варки сосиска, а не как счастливая невеста вон того шикарного господина в кресле.
Интересно, в каком из миров женятся в… этом?
Явно не в нашем.
– Предлагаю вернуться к изначальному варианту, – робко предложила Элька, которую уже давно решили, как мою лучшую подругу, официально посвятить во все мои приключения. По сути, она стала майрой – человечкой, посвященной в закрытый мир и имеющей все квалификации для работы в нем же.
– Это которое держится на теле вопреки всем законам физики или то, что выглядит как розовая грозовая туча? – скептически попросил напомнить Демьян.
Расположившись по креслам в кабинете у ректора, все участники будущего счастливого события, с интересом наблюдали с процессом выбора платья для невесты, которое началось с моего веселого «а давай я надену что-нибудь особенное! Ученица магессы я или нет!», а закончилось тем, что я была готова отменить саму свадьбу и просто расписаться в ЗАГСе – до такой степени задолбалась смотреть на свое меняющееся (и отнюдь не к лучшему) отражение в зеркале.
Хотя, наверняка, Демьян найдет какой-нибудь компромисс – например отговорит меня от затеи надеть что-нибудь особенное, и отвезет в обыкновенный, человеческий свадебный бутик.
Я вздохнула. Кто бы мог подумать, что слишком много выбора окажется настолько проблематичным. Особенно когда примеряешь наряды из времен и миров, где в моде были совсем другие женские фигуры…
– Я вспомнила еще одно платье! – воскликнула Мариэтта.
Уже не ожидая ничего толкового, мать Демьяна скептически покосилась на нее, вероятно начиная подозревать, что магесса материализует наряды не такими, какими они на самом деле были, а просто в силу плоховатой памяти.
Если честно, у меня тоже были такие подозрения – последние несколько нарядов были настолько уродливы, что вряд ли могли существовать на самом деле.
– Дадим магическому платью еще один шанс! – провозгласил Демьян и уселся поудобнее, закинув ногу на ногу. Он явно получал от всего этого удовольствие – во-первых, периодически Мариэтта косячила и я оказывалась на пьедестале совершенно голая. Во-вторых, он уже предвкушал момент, когда я сдамся, и он мне скажет – ну вот, говорил, что это была дурацкая идея? Говорил?
– Закройте глаза и не открывайте, пока я не прикажу! – с торжественным видом Мариэтта сама закрыла глаза и взмахнула рукой, с таким видом, как будто в ней зажата как минимум волшебная палочка.
Вокруг меня взметнулась пышная, воздушная тафта. И, надо же – белая! Традиционно белоснежная, как и полагается. Пожалуй, это было первое белое платье, которое воспроизвела Мариэтта по памяти из фасонов, которые успела запомнить из глуби веков.
И не успела я порадоваться сему простому факту, как обнаружила, что платье не просто белое, а… белоснежное! В прямом смысле этого слова – состоящее из настоящих, крупных и совершенно не холодных и не тающих снежинок!
– Снегурочка, ты ли это? – усмехнулась мать Демьяна, подкуривая длинную сигарету.
– Немедленно потуши! – в один голос закричали на нее я, Мариетта и Демьян.
Ругнувшись в полголоса, Астер ткнула сигаретой в пустой стакан из-под виски, но было уже поздно – даже вид подкуренной сигареты с недавнего времени вызывал во мне тошноту.
Не иначе как прелести токсикоза, помноженные на психосоматику, но поделать я с этим ничего не могла.
– Платье великолепно, – успела выдохнуть, жестом показывая Демьяну, что неплохо бы меня на воздух. Если вообще не в туалет.
Успев привыкнуть за этот месяц к непредсказуемости моего состояния, все мгновенно сориентировались – Демьян подхватился из кресла и зашагал ко мне, Мариэтта парой жестов «переодела» меня в обычное, дневное платье. Элька вытащила бутылка с водой, Астер приготовилась заговаривать мне зубы какой-нибудь светской сплетней – это она умела!
– Черт, балкон ремонтируют! – выругался Демьян, метнувшись сперва туда со мной на руках. – Придется в портал, домой.
Я замотала головой, зажмуриваясь – от перемещения меня точно вывернет наизнанку.