- Волик был настоящим человеком, - сказал Иван и тяжело вздохнул. - Не струсил и ни секунды не колебался когда мы попросили его о помощи. Жаль что так вышло.
Олесь достал из кармана револьвер, завёрнутый платок, положил его на стол и произнёс:
- Его оружие - три патрона в его барабане. Наверное он уже не собирался ни в кого стрелять.
В кабинете воцарилось молчание.
- Ваня, - вдруг тихо позвал Васильков, тот поднял голову и заметил как побледнело лицо друга .
- Что случилось Саша? - спросил майор и спрыгнул с подоконника.
Васильков отделился от дверного косяка, сделал шаг ему навстречу и заявил:
- Ваня, если они убивают каждого, кто вторично повстречался на их пути, то…
Теперь побледнел и Старцев:
- Курочкин! Как же я упустил этот момент?
Спустя двадцать минут Старцев с Васильковым мчались на служебной машине к Южной окраине Москвы.
- Никогда себе не прощу, дырявая башка. Как я мог не просчитать этот момент? - не громко бубнил Иван.
Едва усевшись в служебную легковушку, стоявшую у подъезда управления он сразу попросил Петра Степановича гнать на максимально возможной скорости в Рязань. Пожилой водитель знал, что если оперативник говорит такое, то нужно выжить из мотора всё, на что он способен.
Эмка была потрёпанной - в кабине и под капотом всё дребезжало, двигатель даже на пологих подъёмах гудел так, будто доживал последние минуты, но всё же машина мчалась, обгоняла редкий попутный транспорт.
Васильков сидел сзади, рядом с Иваном, и в ответ на стенание друга лишь вздыхал.
- Чего теперь причитать то? Оба дали маху.
Александр глянул на часы и сказал:
- День только начался, к двенадцати надеюсь приедем,.
- Чуток не поспим, - заявил Пётр Степанович. - До Рязани сто восемьдесят вёрст, часа через три с половиной будем на месте.
- Саня, а он ведь тебе тоже жизнь?
- Спас, верно. Было дело, - неохотно ответил тот.
- Расскажи, я не в курсе. Это ведь случилось после того, как я на мине подорвался?
Васильков чуть помедлил, припомнил давнюю историю и начал рассказ.
В июле 1944 года наши войска подошли к Бугу и готовились к освобождению Бреста. Немцы ожесточённо дрались за каждый холм, лесочек и деревушку. Обе стороны несли большие потери, Васильков приказал своим людям построиться у дальнего блиндажа. Группа, готовившаяся ближайшей ночью перейти линию фронта, вытянулась в одну шеренгу: три рядовых, сержант Курочкин, лейтенант Пряхин. Сам Александр был шестым, он медленно прошёл вдоль строя, внимательно осмотрел каждого бойца, проверил одежду, обувь, снаряжение, оружие. Носить кирзовые сапоги командир разрешал только в расположении роты, для рейдов они категорически не годились. В реках и болотах набирали воду, при движении ползком черпали голенищами землю и песок, производили слишком много шума.
На задание разведчики выходили в матерчатых крагах или ботинках. Имелись у Василькова рекомендации по одёжке и снаряжению. Что же касается оружия, то разведчики не любили тяжёлые ППШ, предпочитали винтовку, либо немецкий автомат - он был плоский, вполне удобный, компактный, весил поменьше нашего, ну и конечно боеприпасы к нему, с ними в тылу врага проблем не будет.
В этот раз за линию фронта шли опытные люди, всё было подготовлено в лучшем виде.
- Документы, награды сдали? - остановившись спросил командир.
- Так точно, Сдали! - неровным хором загудели подчинённые.
- Попрыгали.
Псе разведчики выполнили по несколько прыжков на месте, карманах и вещмешках ничего не гремело, не звенело. Однако Васильков насторожился.
- Слышу чьи то спички, - сказал он, сделал в три шага вдоль строя и остановился напротив лейтенанта Пряхина.
Тот пожал плечами, достал из кармана коробок и потряс его, все услышали характерный шум спичек. Санинструктор, стоявший рядом с лейтенантом, протянул ему кусочек бинта, тот скомкал его и сунул внутрь коробка. Спички, прижатые марлей, больше не шумели.
Васильков посмотрел на темневшие небо потом на часы и объявил:
- Выход через двадцать минут. Разойдись!
Задание, полученное разведчиками, на сей раз ничем не отличалась от предыдущих. Перед выдвижением наших войск к Бугу и наступлением на Брест командование затребовало языка.
Всё было обычным, кроме метода, при помощи которого Александр решил это задание выполнить. Пару месяцев назад в его роту влился лейтенант Пряхин, свободно владевший немецким языком. Спустя некоторое время он в составе диверсионной группы занимался подрывом железнодорожного пути на участке Пинск – Кобрин. Во время прокладки к путям электрического провода дозорный заметил немецкий патруль, идущий по насыпи - двух солдат и унтер-офицера. Взрывчатка уже находилась под рельсом, разведчики и не маскировали, так как подрыв планировали произвести сразу. В общем операция находилась на грани срыва.
Ситуацию спас Пряхин. Группа расположилась в лесочке, тянувшимся вдоль железки, на расстоянии 20-30 метров, неподалёку находилась деревушка – Бронницы, с немецким гарнизоном. Оттуда, скорее всего, и топал этот патруль. Лейтенант вдруг сложил ладони рупором, повернулся в глубину леса и крикнул на чистом немецком – «Пауль, если ты не оставишь мне шнапса, то я расскажу Катрин о твоих амурных похождениях». Он тут же изменил форму ладони, развернулся в другую сторону и ответил за Пауля – « Заканчивая испражняться и подходи, а то тебе точно ничего не останется».
Обалдевшие советские разведчики мигом изготовились к бою. Точно так же обалдели и патрульные, они остановились, коротко посовещались, затем с улыбками на лицах сбежали с насыпи и направились к лесу.
Вероятно немцы приняли диалог, исполненный Пряхиным, за голоса своих сослуживцев. Так или иначе, но всех троих разведчики повязали и после успешного подрыва железной дороги притащили в расположение своей части.
В новой операции, по захвату языка, Васильков решил использовать этот удачный приём. В назначенное время группа собралась в первой линии окопов, по команде Александра бойцы друг за другом перемахнули через бруствер и бесшумно исчезли в ночи. Всю операцию он планировал провести за одну ночь. Глубоко в тыл всё равно не попадёшь - для этого надо пробраться сквозь и эшелонированную оборону противника, переплыть Бук. Зачем все эти сложности, когда напротив растянулись позиции пехотного полка вермахта.
Первым полз сержант Курочкин, за ним Васильков и Пряхин, в замыкании держался опытный служивый по фамилии Горн. Ночь была лунной, несколько раз, метров на семьсот левее, вспыхивали прожекторы и шарили хищными лучами по неровному полю. Пронесло. Разведчики миновали нейтральную полосу и оказались перед первой линией немецких окопов. Они определили это по голосам вражеских солдат, не громко переговаривавшихся между собой.
Основную группу, во главе с сержантом, Александр оставил чуть дальше от передней траншеи, сам же с лейтенантом приблизился к ней почти вплотную. Из окопчика, расположенного метрах пятнадцати от них, торчали две винтовки, из глубины доносился приглушенный разговор.
- О чём они? - шёпотом спросил командир.
- О бабах полячках, с которыми крутили шуры-муры, - ответил Пряхин.
- Рядовые?
- Похоже на то.
- Давай вправо.
Только они развернулись, как в небо взмыла осветительная ракета, офицеры затаились и лежали с минуту, пока яркая звёздочка крутилась в небе, спускалась на маленьком парашюте. Когда она погасла, они поползли вдоль окопов дальше и вскоре наткнулись на пулемётное гнездо, обустроенное в угловом окопном выступе. Оттуда тоже доносились низкие, бубнящие голоса.
- А эти обсуждают какого-то капитана, убывшего в штаб полка, - прошептал лейтенант.
Офицеры проползли ещё метров сорок. Тут Пряхин дёрнул командира за рукав и тихонько сказал:
- Предлагаю попробовать здесь.
- Почему? - спросил Васильков и прислушался.
Чуть дальше первой линии окопов похоже располагался блиндаж или просто углубление, в котором сидели и переговаривались немцы.
- Вилли жалуется Манфреду на растёртую ногу, а Манфред хочет жрать. Он отправил Йохана за ужином, но тот почему-то не возвращается, задерживается, - перевёл лейтенант те фразы, которые долетели до его слуха.
- Что предлагаешь?
- Я могу прикинуться Йоханом и не громко позвать на помощь так, чтобы услышали только эти двое.
Пока они ползли вдоль немецких позиций Васильков несколько раз пожалел о том, что решил взять языка таким вот нестандартным способом. При подготовке операции он полагал, что в ночное время плотность живой силы в окопах будет пониже, а фрицев тут оказалось многовато. Наверное они догадывались о готовящемся наступлении советских войск и укрепляли оборону.
- Ну что командир? - спросил Пряхин. – Я готов. Начинаем?
Васильков медлил. С одной стороны задумка была рискованной, опасной, с другой - приказ командования звучал лаконично – «без языка не возвращаться». К тому же, на войне зачастую происходят непредсказуемые и малообъяснимые вещи. Там, где вчера всё было просто и безопасно, сегодня гибнут люди. Так что поди-ка разберись, как оно будет лучше.
- Начинай, - приказал командир.
Лейтенант откатился немного в сторону, потянул к себе автомат, сложил ладони рупором и тихо позвал – «Манфред, Вилли». Звать пришлось трижды, прежде чем приглушённая болтовня двух немецких солдат оборвалась.
- Услышали, - прошептал Пряхин.
- Дай то бог, - сказал Александр. – Ждём.
Несколько секунд оба вслушивались в тишину, надеясь уловить шорох, издаваемый ползущем к ним фрицем. Однако вместо этого, на них обрушился шквал пулемётного и автоматного огня. В лейтенанта сразу попали несколько пуль, он даже не вскрикнул, просто уронил голову на руки и затих. Васильков схватил его за ремень и потащил в сторону от немецких позиций.
Он волок лейтенанта подогнём вероятно с минуту, пока сам не почувствовал удар и обжигающую боль под правой лопаткой. Потом Александр около часа провалялся на нейтральной полосе, его правая рука не двигалась, по всему телу, разлилась слабость, сознание плавало. По бугристому полю шныряли прожекторные лучи, немцы изредка постреливали. Наверное он так и пролежал бы до рассвета в пятидесяти метрах от вражеских окопов. Утром немцы точно заметили бы его и расстреляли как деревянную игрушку в тире, но внезапно из темноты появился Курочкин с группой прикрытия.