– Думаю, они не хотели светить в милицейских протоколах вещи, отобранные грабителями, – изрек Егоров.
– Или крупные денежные суммы, – добавил Бойко.
– Резонно, – согласился Иван. – Но из материалов предварительных следствий выходит, что и остальные пострадавшие – не служащие с окладом в сто пятьдесят рубликов. Верно?
Возражений не последовало.
– Из этого следует, что жертвами нападений становились отнюдь не случайные люди. Согласны?
– Согласны. Их вычисляли, – ответил за всех Егоров. – Еще из этого вытекает, что их пасли и знали обо всех перемещениях.
– В таком случае нам надо получить подтверждение этой версии. Разбираем дела и начинаем работу.
Ближе к вечеру Старцев с Васильковым возвращались в Управление Московского уголовного розыска на Петровку, 38. Оба были уставшие и голодные. Ранее, прихватив с собой три уголовных дела, они выехали по адресам потерпевших, чтобы встретиться с ними и подробно опросить.
Первого потерпевшего – заведующего мукомольным предприятием – они отыскали быстро. Это был весьма упитанный сорокалетний мужчина с гладким лицом и приятными обходительными манерами. Нападение на него было совершено довольно давно, полгода назад. Следов от травм, полученных тогда, на его лице и теле уже не осталось.
Даже не глянув в развернутое удостоверение Старцева, Игорь Ильич Макаров – так звали потерпевшего – тотчас натянул подобострастную улыбку, расшаркался и пригласил сыщиков в свой директорский кабинет. Там он положил перед гостями раскрытую коробку дорогих папирос и подробно ответил на все вопросы интересующие их.
Второго потерпевшего пришлось ждать битых полтора часа.
– Как ваше здоровье, Лев Исаакович? – поинтересовался Старцев, когда тот наконец-то вернулся на рабочее место оценщика в ломбарде, расположенном на площади Маяковского.
Удостоверившись в том, что незнакомые мужчины не проходимцы, а самые настоящие сотрудники МУРа, пожилой мужчина протянул с типичным еврейско-одесским говорком:
– Могло быть и лучше. Вы не представляете, как по ночам ноет это место и какие мне снятся кошмары. – Он осторожно потрогал бинтовую повязку на голове и посмотрел на сыщиков, ожидая соболезнований и понимания.
– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, – вместо поддержки сказал Васильков. – И получить на них исчерпывающие ответы.
– Да-да, разумеется. Я всегда рад помочь нашим органам. Присаживайтесь.
Опросив второго потерпевшего, два майора попрощались с ним и отправились искать последнего персонажа из короткого списка. Он был самой важной птицей, целый заместитель управляющего трестом общественного питания столицы. В подчинении у него находились столовые, кафе, закусочные, рестораны, фабрики-кухни. Всего более двух тысяч предприятий подобного рода.
– Это не дивизия и даже не корпус, а целая армия! – оценил масштаб на армейском языке Васильков.
Секретарша встретила мужчин надменным суровым взглядом, однако, увидев красное удостоверение с надписью «Уголовный розыск», моментально растаяла.
– Рада бы вам помочь, но Иннокентий Семенович на совещании, – испуганно улыбаясь, сказала она и вполголоса сообщила страшную тайну: – К нам сам заместитель наркома приехал с докладом.
– Что за совещание?
– Этажом выше, в кабинете управляющего. Посвящено упразднению Государственного Комитета Обороны и образованию оперативного бюро Совета народных комиссаров.
– Дело нужное. И когда оно закончится? – поинтересовался Старцев.
– Не знаю. Они всегда по-разному совещаются. А вы присаживайтесь, – проговорила секретарша. – Хотите чаю?
– Хорошо, мы подождем.
Иннокентий Семенович появился в приемной примерно через час. Еще столько же времени сыщики беседовали с ним с глазу на глаз в просторном кабинете. И вот теперь, в восьмом часу вечера, они возвращались на Петровку уставшие и чертовски голодные.
Кабинет, в котором трудились сотрудники группы Старцева, был прямоугольной формы с небольшим закутком в дальнем от двери углу. Офицеры шутливо прозвали его столовкой. Здесь стоял небольшой кухонный стол, покрытый полосатой клеенкой, недавно купленной в складчину. На нем красовалось общее имущество, в том числе электрическая плитка с вечно перегоравшей спиралью, кружки, ложки, нож, жестяная банка с сахаром, керамическая солонка, видавший виды алюминиевый чайник.
Порой ход расследования какого-нибудь заковыристого преступления не позволял людям отлучиться даже на прием пищи, и они устраивали перекус прямо на месте, не отходя от станка. Как правило, в закромах всегда были чай, сахар, хлеб, лук и чеснок. Но случались и приятные исключения, когда сотрудники приносили сюда шматок сала, сушеную рыбу или домашние пирожки. Однажды кто-то из женатиков приволок из дома пять пачек горохового концентрата.
– Э-э, нет! – запротестовал тогда Старцев. – Неси-ка их обратно! В окопах на свежем воздухе горох в таком количестве потреблять дозволяется. А в закрытом помещении – уволь.
Вдоль крашеной стены со светлыми пятнами трех высоких окон размещались рабочие столы рядовых оперативников. Начальственный стол Старцева возвышался на отшибе – точно под портретами Иосифа Виссарионовича Сталина и Феликса Эдмундовича Дзержинского. Торцевые стены кабинета почти целиком были заставлены деревянными шкафами и стальными сейфами, в недрах которых хранилась справочная информация, внушительная картотека на самых выдающихся представителей криминала, прежде всего, конечно, столичного.
В этом кабинете с застоявшимся запахом табачного дыма сыщикам приходилось проводить большую часть своей жизни. Не сорок восемь часов в рабочую неделю, а гораздо больше, ровно столько, сколько требовалось для скорейшего раскрытия очередного преступления.
Оперативники уже закончили обход потерпевших, нашли каждого и провели опрос, а теперь ждали задержавшихся Старцева с Васильковым. Когда те появились в кабинете, Бойко заваривал чай, Егоров листал папку с материалами уголовного дела, а остальные живо обсуждали грандиозный парад физкультурников, прошедший на Красной площади 12 августа.
– Как дела, мужики? – спросил Старцев и, постукивая о паркет тростью, доковылял до своего стола. – О, аромат свежей заварочки! Молодцы!
Пока майоры наливали в свои кружки горячий чай, оперативники поочередно делились с начальником информацией, добытой за день.
– Мы с Игнатом успели опросить четверых потерпевших, трех мужчин и одну женщину, – начал Егоров. – Все четверо отнеслись к нашему визиту настороженно, на вопросы отвечали неохотно. Некоторые путались, называя ценности, похищенные во время нападения.
– Может, пьяные были точно так же, как Семенцов, и не помнят?
– Будучи пьяным, Харитоныч, можно забыть, сколько купюр осталось в твоем кармане после вечера в кабаке. А тут речь о часах, кольцах, портсигарах. В случае с женщиной – о серьгах и брошках.
– Резонно, – согласился Старцев, взгромождаясь на свой любимый подоконник. – Продолжай.
– У нас создалось впечатление, будто потерпевшие смирились с нападением, с утратой ценностей.
– И хотят поскорее забыть об этом, – добавил Игнат Горшеня.
Васильков подул на поверхность горячего напитка и спросил:
– Ничем интересным никто из них не поделился? Может, вспомнили какую деталь, о которой ничего нет в протоколе?
Егоров мотнул головой и сказал:
– Нет. Они все отвечали с неохотой.
Старцев зашелестел кульком с сухарями, достал пару штук, один протянул Александру, от своего отломил кусочек, закинул его в рот, с хрустом разжевал и запил чаем.
– Ну а вы чем порадуете? – обернулся он к Бойко и Баранцу.
– Те же рожи, только в профиль, – с изрядной долей безнадеги произнес Олесь. – Правда, мы успели опросить всего троих. Четвертый клиент уехал в командировку, а пятый в больнице после операции.
– Какой операции?
– Нет, она не связана с нападением. Что-то с желудком. Язва, кажется. Операция прошла вчера, и врач настоятельно попросил сегодня не беспокоить. Завтра с утра поедем.
– Ясно. Докладывай по остальным.
Бойко раскрыл первую папку из тех пяти, что держал в руках.
– Гражданка Авербах Юлия Давидовна, девятьсот одиннадцатого года рождения, подверглась нападению в июне сорок пятого. Около двух недель провела в больнице. От сильного удара по спине пострадала левая почка. На первом допросе заявила о пропаже золотого браслета, но позже начала путаться и в конце концов полностью изменила показания.
– Сказала, что никакого браслета у нее не было? – спросил Иван и снова отхлебнул из кружки.
– Точно.
– Что с другими?
– Похожая картина. – Олесь развернул следующую папку. – Алан Айнурович Басманов, девятьсот второго года рождения. Заявил, что денег при нем на момент ограбления было в три раза меньше, чем указано в протоколе дознания. Типа, во время того опроса он слегка ошибся.
– Понятно.
– Третий гражданин…
– А третий гражданин вдруг вспомнил, что часы у него были не золотые, а позолоченные. Так?
Бойко, уже открывший рот, едва не подавился, откашлялся, поднял удивленный взгляд и спросил:
– Откуда ты знаешь?
– Это, братец, пыль на рояле. Главное впереди. Перед нами очень даже всерьез замаячила версия о банде, состоящей из очень хитрых и деятельных молодых людей. Улавливаете, товарищи?
Утром Старцев намекнул своим людям о родившемся подозрении. Дескать, банда, промышляющая ночными грабежами, делает это не спонтанно, не уповая на случай, а тщательно готовится к преступлениям, выбирает жертву, следит за ней, подкарауливает. И вот уже к вечеру данная версия получила очередные подтверждения.
Разве что вечный скептик Бойко позволил себе усомниться в ее правомерности.
– Ты всерьез полагаешь, что бандиты каким-то образом пронюхивают о нечистоплотных богатеньких клиентах? – спросил он Ивана.
– Так точно. У меня эта мыслишка родилась еще вчера. А сегодня мы с Александром побывали в кабинете заведующего мукомольным предприятием, после поехали в ломбард на площадь Маяковского и завершили разъезды в гостях у заместителя управляющего трестом общественного питания Москвы. Как вам такие жертвы? Ни одного работяги, секретаря-машинистки, пожилого пенсионера. Все жертвы этой банды – люди далеко не бедные, при должностях.