я успела о многом передумать, успокоиться, а затем вообще задремать.
И виделись мне улыбающиеся родители, сестра, рисующая новую картину у окна с видом на зимний сад, запах ванильных пирожных, которые затеяла кухарка в честь моего приезда, и много-много солнца…
Глава 14Защита Тьмы
Кеб остановился. Зычный голос извозчика вырвал из легких грез наяву:
– Приехали, леди!
Расплатившись, я на несколько мгновений замерла перед коваными двухстворчатыми воротами, за которыми начинался сад и широкая дорожка к парадному крыльцу дома.
Родовое гнездо Кимстаров, которое свил мой предок, боевой маг, почти три столетия назад, пугало мрачностью. Несколько поколений напрасно билось, чтобы придать ему более приветливый вид. Но серый камень стен с шипастыми, кряжистыми фигурами шмырей и вековые дубы в саду портили все усилия.
Внутри двухэтажный особняк ярким интерьером несколько стирал нелестные впечатления гостей.
Крупная снежинка упала на нос. Отмерев, я быстро взглянула на небо – хмуро-серое, вероятно, стоит ждать метель.
Коснувшись ладонью стальных завитков на прутьях, позволила сторожевым заклинаниям опознать меня. Ворота бесшумно открылись впуская.
Снежинок становилось все больше. Кружась в зимнем бальном танце, они опускались на землю, и к моменту, как я постучала в дверь, сад укрывала волшебная белая шаль.
– Леди Элеяра… вы вернулись, – изумленно прошептал впустивший меня дворецкий. Спустя мгновение он уже овладел собой и торжественно произнес: – Добрый день, леди! Добро пожаловать домой!
– Добрый день, Марвин. Благодарю за теплую встречу, – и, улыбнувшись старику, поинтересовалась: – А где родители?
– Лорд Кимстар в своем кабинете, леди изволит собираться в гости.
Сколько себя помню, мама всегда или посещала салоны подруг, выставки, открытия картинных галерей, или же сама принимала гостей. В редкие минуты отдыха от светской жизни она музицировала или играла со своей золотоволосой радостью – Кристой. Обо мне, случайном недоразумении, вспоминали, когда приезжали к деду с бабушкой за очередным финансовым вливанием в проекты отца.
Встречаться с матерью не хотелось, и я сразу направилась в кабинет главы нашей семьи.
– Элеяра! Что с твоими волосами? – По холлу осязаемой волной разлилось чужое недовольство. – И вообще, что у тебя за вид? Где перчатки? Капор?
То, чего меньше всего хочешь, обычно и случается. Навстречу мне шла мама. Впереди нее летело облако духов – цветочно-сладких, немного удушливых на мой вкус.
Золотистые волосы собраны в низкий пучок, тонкая прядка, выбившись из него, возлежала в декольте ярко-синего платья на пышной груди. Сапфирные серьги в ушах подчеркивали небесный цвет глаз. Как всегда, прекрасная и блестящая леди мазнула накрашенными губами у моей щеки и недовольно покачала головой:
– Не следишь ты за собой, Элеяра, вид у тебя какой-то тусклый. Я понимаю, ты будущий маг, но нельзя же вечно скрывать недостатки иллюзиями!
Я сделала глубокий вдох и крепче сжала ручки ридикюля. Никогда не скрывала свои недостатки магией, только веснушки и рыжий цвет волос, и то под давлением любимых родственниц.
– Нет, милая, так ты ни за что не выйдешь замуж, – вынесла вердикт мама, закончив осмотр. – Бери пример с Кристы – она идеально выглядит и днем и ночью.
– Разумеется, мама.
Спорить нет смысла. Если покорно со всем соглашаться, поток критики быстро иссякнет.
– Для магичек есть послабления в этикете и правилах приличия. Но ты, Элеяра, рождена леди, а не простолюдинкой, помни об этом. – Погрозив мне пальцем, леди Кимстар закончила свои поучения и отправилась дальше.
Такое ощущение, что она забыла о моей ссоре с отцом и изгнании из рода. Будто и не уезжала я поспешно из дома, забыв почти все вещи. Впрочем, о чем я? Феноменальной память у мамы была только для Кристы, для ее желаний и нужд.
Невесело оказаться ребенком, которого не ждали и не хотели…
Постояв немного возле кабинета, решительно постучала в дверь.
– Войдите, – раздалось отстраненное в ответ.
Нахмурив лоб, отец сосредоточенно чертил схему очередного артефакта. Если дед считался талантливым магом иллюзий, то папа всего добился упорством. Сотни неудач предшествовали победам, тысячи впустую вложенных лэтов – достойной награде за редкие открытия.
Меня не замечали – пришлось кашлянуть.
– Добрый вечер, отец.
Карандаш замер. Уставший, с посеребренными сединой висками шатен поднял голову. Миг на узнавание – и он вскочил с кресла. В два широких шага оказался рядом и крепко-крепко обнял.
– Элея!
– Папа…
Горло перехватило, и с минуту точно я не могла выдавить из себя и слова. А когда смогла, первым заговорил отец:
– Доченька, прости. Не знаю, что на меня нашло… Я не соображал, что говорил, прости!
Отец не рыжий, но взрывной характер ему достался по наследству. В последнее время у него эмоции зашкаливали порой так, что доходило до вспышек гнева, когда папа не помнил, что говорил и делал.
Но никогда, никогда я не подумала бы, что однажды он выгонит меня из дома и рода!
– Я знаю, папа, знаю.
Отец, придерживая меня за плечи, отстранился и внимательно вгляделся в лицо:
– Ты в порядке?
Я кивнула.
– Тогда почему все еще в плаще?
Я улыбнулась и молча расстегнула пуговицы. Дальше отец помог избавиться от верхней одежды, бросив ее на кресло.
Гнев гневом, а я все равно боялась, что меня не захотят выслушать, до последнего было страшно.
– Ты со значком адептки КУМа, – констатировал очевидное отец и переменился в лице: – Отсрочка скоро закончится? Я завтра же пошлю Альберта с оплатой в университет. Сначала хотел, чтобы ты понервничала, затем забыл.
Отец мог. Только о жене и Кристе никогда не забывал – они беспрестанно, без стеснения напоминали о себе.
– Не надо беспокоить твоего помощника – я нашла деньги.
– Откуда? – Он нахмурился. – А, драгоценности…
Беспокойство его тотчас испарилось, а я… Я вновь не могла говорить – обида душила. Какие драгоценности, если я оставила дома все, кроме сережек? Родители не полюбопытствовали, какие вещи я взяла с собой, нуждаюсь ли в чем, не попала ли в беду. И отсрочка… разве о ней кто-то просил? Разве отец предупредил в деканате, что оплатит обучение позже, что просто воспитывает строптивую дочь… Нет, нет и еще раз нет!
И все же я находилась здесь, в особняке рода Кимстаров, сделав то, что от меня потребовали. Я слабовольная трусиха без гордости? Спорить не стану, что поделать, близкие для меня важны.
– Отец, я сделала для Кристы то, что вы просили.
Не просили, а вымогали, но нюансы сейчас лучше опустить.
– Спасибо, Элея! – Лицо папы прояснилось. – Твоя сестра будет признательна.
Сомневаюсь. Скорее позлорадствует, заявив, что без поддержки родных я ничего не стою.
– А где Криста?
Слуги должны были доложить о моем возвращении, но сестры в кабинете все еще нет. Странно, она не упускала возможности подколоть.
Пряча чертежи в сейф за панно с горным пейзажем, отец отмахнулся:
– Отправилась на прогулку с Жульеном или в гости к подругам. Ты же ее знаешь, когда принцесса дает выходной, дома Криста не сидит.
И этой чертой она пошла в мать.
– Что ж, милая, поехали в храм!
Я хотела бы отдохнуть, выпить чаю, захватить из гардеробной шубку, но стоило ли о таком говорить, когда папа звал обратно в лоно семьи? Потерплю. Зато эту ночь смогу провести в своей спальне, а рано утром уже вернусь в общежитие и повинюсь перед Мадлен. Главное, чтобы она со злости не уничтожила мои учебники…
Главный столичный храм богини Матери находился неподалеку, на дорогу у нас ушло максимум полчаса. За это время я успела узнать все домашние новости, а также как продвигается работа артефакторов над латорийским вариантом летающего магмобиля. Как идут дела у меня, отец спросил, но я ограничилась парой обтекаемых фраз, и он не стал расспрашивать подробнее.
Вторая половина дня, а из-за начинающейся метели на улицах никого. Люди опасались в непогоду застрять вне дома – зимы в Латории мягкие и часто бесснежные, но, если завьюжит, это надолго.
Огромный храм, благодаря четырем башням-стрелам и стеклянному куполу, переливающемуся на солнце всеми цветами радуги, казался хрупким, нереальным видением. Всякий раз, как прихожу, испытываю трепет.
В центральном зале несколько священнослужителей расставляли лампадки с живым огнем возле Покрова Латории. Кусок гигантского черного камня, тысячу лет назад закрывшего перевал в горах и защитившего страну от нашествия нежити, загадочно мерцал, притягивая взгляды прихожан.
Спустя века остаются те, кто сомневается в божественности происхождения помощи, выдвигая версию проще, что кусок скалы переместили маги. Но и они не могут объяснить удивительное свойство осколка: защищать говоривших правду и карать лжецов.
Пока я любовалась Покровом, отец нашел свободного жреца, который согласился засвидетельствовать возвращение в род.
Втроем мы подошли к камню.
– Опустите руки на Покров, чада великой Матери. – Голос старика в темно-синем одеянии прозвучал спокойно и мягко.
Осуждения в его глазах я не увидела, хотя из рода изгоняют за позорные поступки.
Камень на ощупь теплый и шершавый. Еще моя ладонь уловила пульсацию, будто внутри, под твердой оболочкой, мерно билось гигантское сердце.
– Чада милосердной Матери всегда могут найти убежище в ее объятиях. Несите свои печали богине, она утешит вас и подарит покой.
Жрец говорил что-то еще – я не слушала, завороженная необычными ощущениями. Когда еще я прикоснусь к Покрову Латории? Надеюсь, что больше никогда, он помогал в особых ситуациях, но чаще всего его использовали, чтобы уличить клятвопреступников, изменников и прочих негодяев.
– В род Кимстаров девушку вернуть нельзя.
Что?!
Слова жреца ошеломили.
В ужасе я воззрилась на него, ожидая, что признается в глупом розыгрыше. Но нет, старик смотрел на меня с сочувствием и любопытством. Отец же… он побледнел. Два круглых пятна на щеках быстро наливались багровым цветом.