— За выражениями следи, — осек меня напарник Павла, сравнительно молодой крепкий мужчина со шрамом на щеке. — Вежливость пока никто не отменял, особенно по отношению к тем, кто куда сильнее и старше тебя.
— Прошу прощения за грубое слово, — поправился я. — Но в целом-то все верно было сказано. Вы — власть, вы обязаны защищать граждан от насильственных действий и наказывать правонарушителей. Эту компанию в суд не потянешь и в тюрьму не посадишь, верно? А они при этом все равно крайне социально опасны. Сегодня я, завтра еще кто-то, возможно, даже ребенок. Вывод? Нужны соответствующие меры социальной защиты. Кстати, если вы меня наконец отвяжете и дадите одно из ружей, я и сам могу их перебить, не вопрос. Следом дом подпалим, а потом мотнемся в город и последнего добьем.
— Какого последнего? — удивился Павел. — Стая Дормидонта вроде вся тут.
— Я приношу свои извинения Хранителю кладов. — Повернулся ко мне старик. — Я признаю то, что был не прав в своих поступках и мыслях, потому готов выплатить ему виру или же принять ту участь, что он мне приготовит. Но вина это только моя и больше ничья, стая в них неповинна, поскольку выполняла то, что я им велел. Эти слова слышит мать наша Луна, эти слова слышит отец наш Велес.
— О как, — удивленно произнес напарник Павла, опуская ружье. — Так быстро? Даже без стрельбы и драки? Ну надо же!
— Отец! — зарычал Ратмир. — Ты что творишь?!
Я, если честно, не слишком понимал, почему все так реагируют на сказанное вожаком. Нет, то, что Дормидонт, похоже, кинулся в какую-то очень нетипичную крайность, сообразил, но этого было мало. Мир Ночи соткан из недоговоренностей, законов и правил, уходящих корнями где в прошлое, а где и в фольклор, а также прочих хитросплетений, потому в данной ситуации мне показалось самым разумным промолчать. А то брякну сейчас что-то не то — и опять удача мне лишь хвостом вильнет на прощание.
— Этот человек оказался прав тогда, когда говорил о том, что все закончится куда быстрее, чем я думаю, — тяжко промолвил вожак. — Я знал, что мир изменился, и вы мне на это не раз намекали, но не думал, что настолько. Давно следовало покинуть эти края и уйти туда, где леса гуще и темнее, а я все ждал чего-то. Вот и дождался.
— Надо было просто сначала со мной поговорить, — не удержался-таки я. — А не бить по голове, везти в эту глушь, а после стращать всяко. Кстати! Павел, а можно меня все же развязать? Руки затекли, и комары зажрали.
Девушка, которая за все это время ни слова не сказала, закинула «Бенелли» за спину, достала нож, лезвие которого серебристо сверкнуло в пламени костра, и подошла ко мне.
Красивая девчонка, надо отметить: сама рыжая, глаза зеленые, кожа белая, нос в веснушках. Мне такие всегда нравились.
— Двоих оборотней уработать без привычки — это достойно, — сообщила она мне, разрезая веревки. — Но глупо. Хорошо еще, что мы успели прибыть до того, как тебя препарировали. Хотя Пал Палыч сразу сказал, что надо спешить, мол, Валера — парень резкий, как понос, чуть что не по его — он сразу заводится и начинает глупости творить. Все так и вышло.
— Спасибо. — Я уже в который раз за ночь размял запястья. — Красавица, ты мне свободу вернула, за мной должок, получается, образовался. Выбирай любой ресторан, называй любое время — и дело в шляпе. Черная машина и роскошный букет прилагаются.
— Нет, Валера, здесь без меня, — усмехнулась она. — Ты в рестораны с ведьмами ходи, а я как-нибудь чебуречными обойдусь. Разные у нас пути. Но за красавицу спасибо.
— Ты не назвал цену, Хранитель, — поторопил меня Дормидонт. — Я жду.
— А по-моему, назвал, — удивился я, подходя к оперативникам, и при этом стараясь держаться так, чтобы вся стая была у меня на виду. — Ваша смерть. Хорошая цена, меня она устраивает.
— Паша, по-моему, этот товарищ нас с кем-то путает, — заметил мужчина со шрамом. — Ты ему объясни, что мы не наемники и не палачи.
— Так я и не прошу вас приводить мой личный приговор в исполнение, — заметил я. — Еще раз — дайте мне ружье и отойдите в сторону. Более того, они могут даже защищать свою жизнь, пожалуйста, никто не против. Вы же мастера нападать на одного человека всей стаей, верно? Ну и пусть все будет так, как вы привыкли. Я один, вас вон сколько, вот и проверим, что быстрее — моя реакция или ваши лапы и челюсти. Поляна не так уж велика, если я встану тут, а они там, то шансы будут уравнены. У них они даже весомее окажутся.
Над Ратмиром словно небольшая дымка повисла, а через мгновение на том месте, где только что стоял человек, скалил зубы здоровенный волчара с дымчатого цвета шерстью. Видно, задели его мои слова.
— Ты прав, Пал Палыч, этот Хранитель — точно не подарок, — серебристо рассмеялась вдруг девушка. — Но, знаешь, мне кажется, он на самом деле их всех перебьет. Из вредности не умрет до той поры, пока последнюю волчью башку серебром не нашпигует.
А Дормидонт молчал, ссутулившись. Он как-то сразу постарел, ушла из него, до того незыблемого, как скала, некая твердость. Впрочем, его дети все так же его слушались. Он опустил свою руку на загривок Ратмира, и тот мигом перестал скалиться.
— Зачем тебе их жизни, Валера? — спросил у меня Михеев. — Я же знаю, ты по сути человек не слишком злой. Ну да, они тебя похитили, это неприятно. Здесь, возможно, не лучшим образом обошлись.
— Съесть хотели, — продолжил за него я, копируя тон. — Такое тоже случается. Не съели же? Карманы обчистили до копейки — да бог с ним, ты же Хранитель кладов, еще заработаешь.
— Ничего мы не брали, — подал голос шофер. — Все в пакете, в машине лежит, кроме телефона. Его мы сломали и в урну выбросили.
— Ну вот, — продолжил Павел. — Валера, я сам не толстовец, всепрощение — это не из моей истории, но иногда отказ от мести является куда более выгодным вложением в будущее, чем пускание крови. Сейчас именно тот случай.
— Не-а. — Покачал головой я. — Не тот. Они выждут время, может, год, может, пять, но в один прекрасный вечер меня найдут на лестнице с перегрызенным горлом. Мне хватило одной ночи, чтобы это понять. Павел, они точно не забудут то, что здесь случилось, и я даже не знаю, чего их будет бесить больше — то, что я вон ту парочку чуть не прибил, или то, что из их лап выбрался. Потому я предпочту покинуть эту поляну тогда, когда их трупы сгорят вот в этом доме. Так что ты просто ружье мне отдай, а? Кровь будет на моих руках, не на ваших. Ну и, наконец, вы защищаете людей, а они таковыми не являются. Они побочная ветвь эволюции, не подпадающая под любые законы Российской Федерации. Я вообще за вас вашу же работу сделаю.
— Хорошо излагает, — сообщил рыжеволоске мужчина со шрамом. — Заслушаешься.
Оборотни тем временем собрались все вместе, расположившись за спиной своего вожака, даже Любава — и та подошла к нему, чуть приволакивая ноги. Но не скажу, что они смотрели затравленно, нет. Уверен: дойди дело до того, на чем я настаивал, эти существа будут драться до конца. Вывод — не погорячился ли я? Пятеро против одного — это все же сильно. Ну, Любаву и Сашка в расчет можно не брать, но трое остальных не ранены и полны сил.
— Валер, за тобой, помнится, было обещание выполнить одну мою просьбу, — закинув ствол ружья на плечо, произнес Павел. — Верно? Так вот, давай ты разойдешься миром с вот этими… э-э-э-э… господами и дамой. Мы уезжаем, они остаются, и все вроде как довольны. А ты мне больше ничего не должен.
— Отдельно замечу, что мы тебе сейчас вроде как жизнь спасли, — добавила девушка. — Это тоже чего-то да стоит, верно? Ну, хотя бы небольшой признательности, представляющей относительную сговорчивость.
— Спасать меня от них вам вменяют в обязанность должностные обязанности, — возразил ей я. — А вот слово Павлу давал, было такое. Только я этой компании как не верил, так и не верю. Не хочу всякий раз, входя в подъезд, ждать, что вот-вот кто-то мне клыками в шею вопьется.
— Мы волкодлаки, не упыри, — буркнул Ратмир, снова принявший человеческий облик. — Не путай.
— С ними-то у меня как раз все краями, — хмыкнул я. — Один, правда, много себе позволял, так он недавно кучкой пепла стал.
— Еще раз призываю в свидетели мать Луну и отца Велеса, да простят они меня за беспокойство, — вступил в беседу Дормидонт. — Даю пред их ликами клятву, что ни я, ни кто-то из моих детей ни делом, ни словом, ни мыслью не побеспокоит тебя, Хранитель кладов. А за причиненные обиды я все так же готов выплатить виру, как должно по Покону.
Как припекло, так он сразу Покон вспомнил. А до того чего же? Если бы не сотрудники Отдела, он бы сейчас, между прочим, мою печень ел на моих же глазах, и плевать ему было бы на этот Покон. А после закопали бы мои кости в лесу и все, взятки гладки, никто ничего никогда не докажет.
Но надо соглашаться. В данном случае я на самом деле выиграю больше, чем упорствуя и требуя ружье. Да и рыжая права, эти трое меня, по сути, с того света вытащили.
— Это серьезная клятва, — сообщил мне Павел. — Он ее не нарушит, и его дети тоже, не сомневайся.
— Но есть ведь и другие оборотни? — резонно заметил я. — Мы сейчас уйдем, а он, не сходя с места, достанет телефон и позвонит какому-нибудь… Ну, не знаю… Агафону. Позвонит и попросит глянуть, насколько интересен мой внутренний мир в буквальном смысле. Ребра там, селезенка, все та же печень.
— Для тех, кто на бронепоезде, — влезла в разговор рыжая. — Прозвучали слова «ни мыслью». Этого достаточно. Валера, поверь, эти существа к подобным клятвам относятся куда серьезнее, чем люди, потому что знают, что за их нарушение кара последует непременно. Люди всегда надеются на «пронесет» и «обойдется», а они точно знают — не-а, не пронесет. Так что все ровно.
— Если что, за них отвечу я, — веско произнес Михеев. — Слово.
— Не вам верю. — Я ткнул пальцем в сторону недвижимо стоявших оборотней. — Вот им. Все, конфликт исчерпан целиком и полностью. Мстить не стану.
— Спасибо. — Павел положил мне руку на плечо. — Это правильный выбор.