— А, Валера. — Заметив меня, она кивнула и даже дружелюбно махнула рукой, в которой был зажат бутерброд. — Привет. Тебе на второй этаж, кабинет шесть.
— И тебе здрасте, — ответил я. — Приятного аппетита.
— Спасибо, — отозвалась Мезенцева, снова погружаясь в книгу. — Самой мало.
Да, эта за словом в карман не полезет, что есть, то есть.
— Куда по намытому? — сурово спросила у меня уборщица, стоявшая у лестницы и выжимающая тряпку. — Ноги у входа вытирал?
— Вытирал. — Закивал я, а после чуть очумело произнес: — Здрасте, Павла Никитична!
Кого-кого, а ее я тут точно увидеть не ожидал. Нет, я еще тогда, в кабинете Розалии Наумовны, понял, что она не очень-то простая старушка, но здесь? И потом — почему в таком виде? У нас, конечно, любой труд в почете, но я был уверен, что она вроде Шлюндта, только играет на стороне белых, а по факту вот — не новый синий халат, швабра, тряпка.
Офигеть можно!
Так это она, получается, та самая тетя Паша, которую нынче в ночи Нифонтов упоминал. Только я тогда связать немолодую леди со столь простым обращением никак не мог.
— А, Валерий. — Улыбнулась мне старушка. — Здравствуй. Слышала уже про твои приключения. Хорошо ты Дормидонтку причесал, хорошо. Слишком он много стал о себе полагать, а по сути как был шавкой, так и остался. Вот папаша его — тот да, он нам здорово кровь попортил в свое время. А сейчас, когда настоящих волкодлаков почти и не осталось, эдакие Дормидонты только и встречаются.
Она бросила тряпку на пол и подошла ко мне поближе, а я все никак не мог поверить, что вот эта бабуля в свое время прибила родителя вожака стаи, который был во много раз сильнее отпрыска.
Как такое вообще возможно?
Ее сухенькая ручка прошлась по моей груди, слава богу, не залезая под рубашку.
— Снял амулет? — Выцветшие от возраста глаза уставились на меня. — Молодец. Я так и сказала Розалии: не переживай за него, парень твой не дурак. А что иной раз какую нелепость учудит — так это по молодости. Мы все не без греха. Со Шлюндтом особо не вожжаешься?
— Бывает, — ответил я. — Но не чрезмерно.
— Правильно. — Павла Никитична хлопнула меня ладонью по груди. — Держи нос по ветру, Валера, следи, чтобы он не смог зайти тебе за спину. Понял, о чем говорю?
— Предельно.
— И еще. — Старушка вернулась к ведру, подняла с пола тряпку и начала наматывать ее на швабру. — Мне наши рассказали, что ты двоих оборотней подранил? Верно?
— Да какой там, — вздохнул я. — Их и лопатой не убьешь. Одну аж три раза ножом ударил — и ничего, жива-здорова. Хотя, если честно, оно даже хорошо. Девушка все же.
— Эта девушка при другой ситуации твои кости глодала бы, — холодно заметила моя собеседница, — и ее моральный аспект не волнует, ясно? Если дело доходит до драки, то или ты, или тебя, третьего значения быть не может. Что до оборотней… Ты куда ее бил?
— Два раза в живот, один в спину. — Мне показалось, что ей на самом деле интересно, как оно там все получилось, потому следом я ей коротко пересказал все случившееся на верхнем этаже Дормидонтова дома.
— Горло, — коротко бросила Павла Никитична. — Оборотня всегда бей в горло, если нет специального клинка, для их умерщвления откованного. Ну или пистолета со специальными патронами. И не просто бей — горло надо перерезать, желательно до позвонков, они тогда перекинуться в звериное обличье не смогут, понимаешь? У этого племени многое на крови завязано, если ее всю сцедить, то оборотень умрет как обычный человек. После отрезаешь голову, а тело сжигаешь.
— О как! — проникся я.
— Только так, — деловито ответила старушка, опираясь на швабру. — Девка та после в волчицу перекинулась, раны, что в людском теле были получены, мигом зарастать стали. Регенерация, Валера, регенерация. И это тебе еще повезло, что ты ее оборотным ножом приласкал, потому и зацепил более-менее. А была бы обычная сталь — так она через пять минут уже тебя бы гнала по лесу. Так что в следующий раз режь им глотки.
Вот теперь — верю. Эта бабуля могла и папашу Дормидонта прибить, и кого угодно другого тоже.
— Ладно, иди наверх, — разрешила мне Павла Никитична. — Тебя там ждут. Прямо и налево. Да по краешку иди, лиходей, не топчи!
Умел бы летать — взлетел бы, так не хочется стать причиной ее недовольства. Очень уж лютая старушка!
Второй этаж был не больше первого по площади. Скромно живет Отдел 15-К, скромно. Вроде центр Москвы, отдельный особняк из числа тех, которые должны украшать таблички «Памятник старины», а внутри-то места не сильно много.
Я постучал в кабинет номер шесть, услышал «да-да» в ответ и распахнул дверь.
Глава двадцатая
— Валерий? — утвердительно спросил у меня мужчина, сидящий за столом. — Верно?
Это, надо думать, и есть начальник Павла, Николая и всех остальных? Опять разрыв шаблона. Я ожидал увидеть эдакого матерого волкодава с квадратной челюстью и стальным взглядом, возможно, даже со шрамом через все лицо, а тут ничего подобного рядом не стояло. Он скорее на репетитора по химии похож, того, которого мне мама перед окончанием школы нанимала, даже очки на носу такие же.
— Меня зовут Олег Николаевич Ровнин. — Мужчина, встав из-за стола, подошел ко мне и протянул руку. — Очень рад знакомству. Как добрались до нас? Не особо плутали в переулках?
— Здрасте. — Я пожал его ладонь. — А что тут плутать? Карту на работе глянул да и дошел. Даже навигатор включать не пришлось.
Ровнин и Михеев, сидящий на стуле около стола, переглянулись. Как видно, неспроста этот вопрос был задан, неспроста.
— Заканчивая формальную часть, замечу, что очень рад появлению в столице нового Хранителя кладов. — Ровнин вернулся на свое место, предварительно указав мне на стул, стоящий напротив Павла. — Если честно, иногда без специалиста вашей новой квалификации наши подопечные не могут решить кое-какие вопросы, что ведет к их конфронтации. Казалось бы, как? Но случается, случается. При случае, если пожелаете, расскажу вам пару историй на эту тему.
— Да и нам иногда нужна помощь, что скрывать, — добавил Михеев. — Нечасто, но случается.
— Само собой, — нейтрально произнес я. — Чем смогу, всегда помогу.
Грубовато работают, прямолинейно. Могли бы и поизящней разговор спланировать.
— Валер, ты лицом не мрачней, — попросил меня Павел. — Я просто сказал то, что есть на самом деле. Да, нам иногда нужна помощь, но что тут такого-то? Мы же тебе не «крышу» предлагаем или загоняем в угол, верно? Захочешь пособить — сделаешь это. Не захочешь — не надо.
— Все так, — поддержал его Ровнин, набивая табаком красивую и очень дорогую трубку, вид которой заставил меня уважительно взглянуть на собеседника. У меня батя трубку курит, так что я в них более-менее разбираюсь. Скажу так: непосредственно эта сработана не Ларсом Иварссоном и не Хансом Нильсеном, но мастером не хуже их по классу. Если это не подарок, то начальник Отдела 15-К живет явно не по средствам. — Валера… Можно так обращаться? И на «ты», если не против? Славно. Так вот. Как бы банально мои слова ни прозвучали, но мы почти всегда будем на твоей стороне. Хочешь верь, хочешь не верь, но это так. До той поры, пока ты не сотворишь что-либо противозаконное, наши сотрудники тебе всегда помогут, если ты к ним обратишься.
— Так уже, — усмехнулся я. — Выкапывать клады в обход государства противозаконно.
— Не передергивай. — Ровнин утрамбовал табак пальцем. — А то мы не знаем, что это за клады и кем они в землю положены. Нет уж, лучше пусть они попадут в руки тех, для кого ты их нашел, чем в хранилища или музеи, нам спокойнее будет. Ты же знаешь, какие вещички иногда попадаются в подобных захоронках? Знаешь. И твои наниматели знают, потому в открытый оборот их никогда не пустят. Они себе не враги. Почему? Потому что мы потом именно с них за случившееся спросим.
— Были уже прецеденты, — добавил Павел. — Я сам их не помню, но наслышан о том, как один вурдалачий клан перестал существовать.
— Именно. — Ровнин щелкнул зажигалкой, выпустил первый дымок, я повел носом и понял, что табак у него под стать трубке. «Вестминстер», его аромат ни с чем не спутаешь. Помню, я именно этот сорт из Лондона бате после одной из поездок привез, он хоть ничего не сказал, но было видно, как ему приятно. Это сколько же они получают? Положительно, я начинаю понимать, что архивисты даже среди бюджетников являются изгоями. — Итак, предметы с историей. Да что далеко ходить, возьмем хоть вот эти серьги.
Он выдвинул ящик стола, достал оттуда немудрящую деревянную коробочку, положил ее передо мной и откинул крышку.
Да, это были те самые украшения, что мне позарез нужны. Вот они, протяни руку и возьми, чего проще? Ан нет.
Хотя… Почему нет? Как только я их коснусь, то этой парочке уже ничего не изменить, я буду далеко, там, куда рукой не достанешь. Вот только после нам как-то сосуществовать придется, верно?
Потому сначала послушаю, что мне хотят сказать. Ну а цапнуть заветную цель со стола я всегда успею.
— Обычные на вид дамские безделушки. — Пыхнул трубкой Ровнин, откидываясь на спинку кресла. — Работы пусть хорошего, но совершенно нетитулованного мастера, имя которого пережевало время, ни разу не раритет, никакой исторической и культурной ценности не представляют. Обычный среднестатистический антиквариат, который, конечно, в типовой арбатской лавке не купишь, но и на знаковый аукцион не пошлешь.
— И? — чуть поторопил его я. — Вернее, но?..
— Но красота эта с сюрпризом. — Лукаво прищурился Олег Георгиевич, отчего его лицо приняло прямо-таки какое-то кошачье выражение. — Тянется за этими серьгами из прошлого недобрый след.
— Они принадлежали некоей Марии Кандауровой, — перехватил у него инициативу Михеев. — Ничего особенного она собой не представляла — обычная помещица, которых по Центральной России в те времена было полным-полно. В активе деревенька на четыре десятка дворов, сотня крепостных, считая баб и детей, да дом с немногочисленной прислугой. На собаку широко, на кошку узко, но маменьке ее на безбедное существование хватало, и ей бы тоже жилось неплохо, кабы не замужество. С ним Кандауровой не повезло — достался ей в женихи, а позже и в мужья отставной улан, парень веселый, пьющий и до слабого пола охочий. И на расправу с теми, кто мешал ему жить на всю катушку, быстрый.