Ну да, я его помню, все так и есть.
— За несколько лет он хозяйство почти по миру пустил, супругу пару раз чуть не прибил и половину крепостных баб обрюхатил, не делая различий между замужними и незамужними, — тем временем вещал Павел. — А когда понял, что дело плохо, что вот-вот либо мужики его на вилы взденут, либо исправник в железо закует, решил, что надо супругу на тот свет спровадить, разумеется, свалив все на несчастный случай, после продать остатки имущества и куда подальше свалить от греха. Бедная женщина к тому времени от побоев и унижений совсем отупела, тем более что и до того она особым умом не блистала, но здесь все же сообразила, куда ветер дует. Насторожило ее, что внезапно подобревший супруг вместо ударов по лицу начал ей знаки внимания оказывать. Смекнула она, что к чему, и, похоже, ударила первой. Похоже, потому что, по официальной версии, ее благоверного пришибли лесные разбойники, которых, правды ради, в местных чащобах с самого Смутного времени не водилось.
— Уверен, что соседи все поняли, и исправник тоже, — добавил Ровнин. — Но поскольку экс-улан всем в округе надоел, то особо злодеев заугольных никто искать не стал. И не особо тоже.
В принципе все, что они рассказывали, я и так знал, просто сейчас получил подтверждение своим догадкам. И дальше ничего нового не было, ровно до того момента, пока Михеев не дошел до смерти помещицы. Точнее, до того, что после нее случилось, причем не сразу, а через пару сотен лет.
— Серьги эти всплыли на поверхность, если можно так сказать, лет двадцать с гаком назад, когда я только-только на работу в Отдел пришел. — Олег Георгиевич глянул на украшение и усмехнулся. — Правда, прежде чем мы докопались до сути вопроса, кое-кому пришлось не очень сладко. Нет, никто не умер, слава богу, но и хорошего ничего не произошло. Хотя, ради правды, мы вообще не сразу поняли, что данный вопрос проходит по нашему профилю. Ну, сходят женщины с ума и сходят, такое случается. Мало ли на то причин? Все же девяностые на дворе стояли, люди за сутки могли стать из нищих богачами или наоборот. Не всякий подобные кунштюки судьбы выдержит, знаешь ли. Все, как всегда, решила случайность — все жертвы этого предмета оказались в одной психиатрической клинике, а ее главврач оказался старым приятелем Францева, тогдашнего начальника Отдела.
Я не удержался от улыбки, больно забавно фраза прозвучала.
— Ничего смешного. — Погрозил мне пальцем Михеев. — Очень часто те, кто соприкоснулся с ночным миром, оказываются либо в доме скорби, либо на кладбище.
— Увы, но статистика такова, — подтвердил Ровнин. — В первом случае это, как правило, те, кто влез в данную тему случайно. Во втором — те, кто по доброй воле сунул голову в пасть льва из любопытства или жадности. Поверь, мы знаем, о чем говорим. В иные вопросы обычному человеку лучше не лезть, ничего хорошего из этого не выйдет.
Чистая правда. Живой пример тому — Митрохин. Двигали им, может, и лучшие чувства, но что в результате вышло? И не сомневаюсь в том, что раньше или позже существа, некогда приходившиеся ему женой и дочерью, до него самого доберутся, это всего лишь вопрос времени.
— Хотя, разумеется, есть и те, кто благополучно существует на стыке двух миров, — добавил Ровнин. — Такие люди чуют черту, которую не стоит переходить. Да и ты, Валерий, сам из их числа. Но мы отвлеклись от основной темы разговора. Итак, серьги. Францев отправил меня в клинику, и там мне продемонстрировали сразу несколько пациенток с удивительно схожей симптоматикой, причем в каждом из случаев доктор испытал определенные затруднения с постановкой диагноза. Вроде бы стандартное диссоциативное расстройство идентичности, но какое-то странное, необычное. Меня это заинтересовало, я пообщался с этими бедолагами как смог и понял, что истоки болезни, похоже, лежат в несколько иной, не медицинской плоскости. Францев меня выслушал, подключился к делу, и быстро выяснилось, что я совершенно прав. У каждой у этих женщин припадки невероятной ярости по отношению к мужу сменялись периодами… назовем это так — раскаяния, и каждая из них в итоге чуть не убила своего супруга, парочка невезучих мужей даже в больнице оказалась. Кухонный нож, знаешь ли, страшное оружие, хуже любой финки. А после выяснилось, что этим двоим еще повезло, вот так-то. В то же самое время в Сербского находилось несколько пациенток, которые все же достигли успеха в своих начинаниях и убили своих мужчин.
— И каждая из них в свое время являлась владелицей вот этих сережек, — подытожил я.
— Именно, — подтвердил Ровнин. — И заметь, Валерий, это не самый скверный предмет из тех, что мне встречался. Так что, подытоживая, скажу вот что: лучше пусть добро из земли придет в твои руки, а после перейдет к тем, от кого знаешь, чего ждать.
— Резонно, — признал я. — Олег Георгиевич, у меня есть предложение.
— Какое? — заинтересовался начальник Отдела. — Излагай.
— Давайте вы мне сразу скажете, что от меня хотите, а? Без дальних заходов, без реверансов. Я бы с удовольствием выслушал еще пару историй, тем более что они крайне любопытны, но, если честно, мне очень хочется домой. Последние дни больно суетные выдались, про нынешнюю ночь я уж и не говорю. Так что не стесняйтесь, переходите к делу.
— К делу. — Ровнин снова пыхнул трубкой. — Хорошо. Валер, тебе нужны были эти серьги? Бери.
И он пододвинул ко мне коробочку.
— Насовсем? — немного оторопело спросил я.
— Насовсем не могу отдать, — чуть виновато признался Олег Георгиевич. — Они же подотчетные, проходят по ведомостям хранения. Но тебе же они не для коллекции нужны, верно, а для других целей? Я кое-что про Хранителей кладов знаю, хоть лично ни с одним знаком не был, потому более-менее представляю, что у них к чему.
Я пододвинул к себе футляр, но держа его за самый краешек, чтобы даже случайно, даже кончиком пальца не коснуться блестящего металла.
— Вот так просто?
— Жизнь — вообще несложная штука, — усмехнулся Ровнин. — Просто люди отчего-то всегда стараются идти по ней самым запутанным путем. Такова человеческая природа — если нет сложностей, то мы сами их себе создадим. Бери и делай с ними то, что тебе нужно. Прямо сейчас.
— Хорошо, — подумав пару секунд, ответил я. Да, мне не очень хотелось проходить через процедуру соприкосновения с душой предмета на их глазах, но выбора-то не имелось. Или так, или никак. Надо думать, на то расчет и был. — Только вы не пугайтесь, у меня нет эпилепсии или чего-то такого, так что, если я на пол повалюсь и глаза под лоб закачу, скорую не вызывайте.
— Веселая жизнь у Хранителя кладов, — заметил Михеев.
— Не без того. — Я провел ладонью над серьгами, камушки которых посверкивали в лучах вечернего солнца, проникающих в кабинет через окно. — Утром не знаешь, что вечером случится.
— А, ну, тогда все у тебя нормально, — отмахнулся Павел. — Мы всегда так живем.
Отвечать ему я ничего не стал, просто опустил руку на серьги. Раз решил, надо делать, чего зря время тратить?
В ладонь тут же словно две иголки воткнулись, одна — огненно-горячая, а вторая — мертвенно-ледяная, потолок кабинета завертелся, через секунду превратившись в воронку, а следом за тем я ощутил, что куда-то лечу.
Впрочем, это продлилось недолго — уже через пару мгновений ноги снова ощутили под собой земную твердь, вернее, пол, а уши чуть не оглохли от женской перебранки, ведущейся на самых что ни на есть повышенных тонах.
— Да чтоб ты сдохла! — визгливо орала одна дама. — Ненавижу тебя! Ненавижу! Во всех бедах ты виновата! Ты мне мешала! Ты! Ты!
— Я виновата?! — отвечала ей другая. — Это ты всякий раз желаешь чьей-то смерти, а мне такое не по душе! Да, все мужчины — мерзавцы, но убивать зачем?
Пелена перед глазами рассеялась, и я понял, что нахожусь в просторной зале типовой дворянской усадьбы восемнадцатого века. Как было сказано ранее, я по ним вволю поездил и до института, и во время учебы, так что ошибка практически исключена. Более того, мне стало ясно, чья именно это усадьба. Она наверняка принадлежала Марии Кандауровой, той самой, с которой вся эта чехарда и началась.
Правда, некие особенности в этом помещении наличествовали. Оно не имело дверей и было разделено на две части — темную и светлую. Первую скрывали сумерки, настолько густые, что я с трудом разглядел дальнюю стену. Вторая была залита светом, чем-то похожим на солнечный.
И каждая из ругавшихся женщин находилась только на своей стороне, не пересекая некую незримую черту и не залезая на территорию противницы.
Слева от меня находилась румяная красавица в белом сарафане, которую я сразу узнал, хоть и видел всего раз, во сне. И так же, как и в нем, лицо ее было невеселым, она, стоя на одном месте, печально смотрела на свою собеседницу, хмуря при этом соболиные брови.
Ну а та как раз исходила на гнев и злобу, бегая туда-обратно, размахивая руками, сыпля ругательствами и чуть ли не выпрыгивая от переполнявшей ее ярости из черного платья, чем-то напоминавшем вполне себе современные наряды от именитых кутюрье. Лицо этой дамы поражало своей бледностью, в глазах плескался мрак, но это ничего не меняло, сходство ее с женщиной напротив было слишком очевидно.
Эти двое, несомненно, и раньше, при жизни помещицы, и сейчас являлись одним целым, эдаким «инь» и «янь» в среднерусских декорациях.
Побои, унижения и страх, похоже, все-таки свели Кандаурову с ума, просто не очень явно для окружающих, и породили в результате на свет вот эту парочку, которая не угомонилась даже после ее смерти. А может, даже и благодаря ей, учитывая нюансы смерти невезучей помещицы.
Та, что в белом платье, впитала в себя все лучшее от Кандауровой, ну а ее заклятая подруга забрала себе весь гнев, всю ненависть к сущему, а особенно, надо полагать, к мужчинам.
И как только новая владелица вдевала сережки в мочки ушей, эта парочка просыпалась и бралась за свое. Черная тень нашептывала ей всякие гадости, под конец советуя побыстрее избавиться от мужа-изменщика, а белая пыталась как-то своей сестрице противодействовать. Скорее всего, происходила эта борьба неявно, может, во сне, может, еще как, но в конечном итоге, как правило, случалось одно и то же — женщина сходила с ума, раздираемая изнутри чужими, по сути, противоречиями. Оттуда и перепады настроения у жертв, те, о которых говорил Ровнин, — то кровожадное размахивание ножом, то истовое покаяние. Кандаурова-то поступала так же, достаточно вспомнить мой сон. Все зависело от того, кто в данный момент натягивал на себя желтую майку лидера — черная Мария или белая Мария. На самом деле у них, скорее всего, имен вовсе нет, но эти им, на мой взгляд, идеально подходят.