– Плените этого вот новгородского медведя! – закричал Отто, указывая своим людям на тысяцкого Кондрата, который отважно расправлялся с ливонцами, сломавшими строй.
Восемь рыцарей отрезали Кондрата от основной новгородской рати.
– Князь Юрий, – закричал Кондрат, – не поминай лихом! Людей в бой веди!
Кондрат не был великим воином. Жизнь его была посвящена скорее борьбе за власть. Давно уже он был и сотским старостой, а после изгнания князя Дмитрия Александровича и вовсе стал тысяцким. Но здесь, на поле брани, он вёл людей в бой, искренне служа своему Отечеству.
Отрезанный от своих, Кондрат сразу понял, что пришёл тот момент, когда он должен принять решение: доблестно умереть или сдаться, что сломает дух новгородцев. Не мог Кондрат сдаться, так как, несмотря на огромное желание жить, чувство любви к родине, Новгороду Великому, было сильнее в этом богатыре.
Кондрат трезво оценил свои силы. Ему противостояло сразу восемь рыцарей, а он был ранен и очень устал.
– Ну что, псы ливонские, идите и возьмите жизнь мою! – Сказав это, Кондрат бросился на них в атаку, предпочитая погибнуть в бою, нежели попасть в полон.
Юрий Андреевич остался один, и теперь все новгородцы смотрели только на него. Дрогнуло сердце наместника Новгорода и князя Суздаля.
– Новгородцы, отступаем, сохранив порядок! – закричал он.
Новгородцы отхлынули от ливонцев и побежали назад, спасая свои жизни. Воины железного полка не побежали за ними. Может, боялись сломать строй и угодить в ловушку, а может, потому, что велики потери были и в их рати. Всё поле было устлано телами.
Смерть Юрия Фёдоровича
Боярин Юрий Фёдорович, брат посадника и отец княгини Ксении, вёл новгородский обоз, в котором везли осадные орудия. Без них невозможно было бы взять Раковор. Помогал ему в этом боярин Василий Львович, тип неприятный и скользкий. Юрий Фёдорович находился глубоко в тылу. С ним было всего три сотни воинов да обозники.
Юрий Фёдорович не рвался принять участие в битве, но досадовал на то, что слава, как всегда, достанется старшему брату, а ему лишь благодарность за сохранность обоза. Он не знал о том, что ливонские рыцари приняли сторону датчан.
– Ну, что думаешь, Василий Львович, – обратился он к боярину, с которым они отвечали за обоз, – побьём мы датчан?
– Побьём, Юрий Фёдорович, – отвечал Василий Львович, – спешить всё равно некуда. Давай привал скомандуем.
– Место здесь мне не нравится. Поле. А на нём конница, знаешь, какую скорость развить сможет?
– Да откуда у датчан всадники?
– А ну как ливонцы слово не сдержат?
– Да не стращай ты себя, Юрий Фёдорович, – настаивал на своём Василий Львович, – узнали бы мы, что ливонцы на стороне датчан. Нечего бояться.
– Ладно, была не была, давай командуй привал. Только пусть лагерь по всем правилам разбивают.
– Да брось ты, Юрий Фёдорович, зря людей неволить. Датчанам и так все силы нужны для битвы.
– Нет уж, Василий Львович. Сделаем, как я сказал. Я вздремну, а ты разбуди меня через пару часиков.
Неохотно пошёл Василий Львович распоряжаться по поводу разбития лагеря. Юрий Фёдорович решил подремать.
Через несколько часов его разбудил вовсе не Василий Львович, а сотник Борис.
– Боярин! Чую, недоброе происходит!
– Что случилось? – протирая глаза, спросил Юрий Фёдорович.
– Там рыцари ливонские выстраиваются для атаки.
– А где Василий Львович?
– Нет его.
Юрий Фёдорович вышел из своего шатра и увидел, что люди его лагерь не обустроили, а лишь развели костры и греются возле них.
– Командуй построение!
– Так разве ливонцы враги нам?
– А вот это и посмотрим.
Быстро три сотни новгородских ратников и несколько сотен обозников образовали некое подобие строя. Ливонские рыцари, потрёпанные неизвестно откуда взявшимися всадниками, готовились снести обоз.
– Предали нас ливонцы, братья-новгородцы! Защищаем осадные орудия, без них проку от похода не будет! – закричал Юрий Фёдорович.
Понял боярин, что настаёт его последний час. Его и людей, что плечом к плечу с ним стоят. Не могут они выстоять против конницы Ордена. У большинства его людей и щитов-то нет.
– Смерть всё равно придёт к нам, братья-новгородцы. Бежать нам от них некуда, да и не убежит пеший от конника! Унесём, сколько сможем, жизней их!
Ливонская конница понеслась на новгородцев. Юрий Фёдорович упёр копьё в землю и на секунду задумался. Как жизнь он прожил? Славная была жизнь у него. Может, и не достиг он места посадника, во всем брата поддерживая, зато дочь за великого князя выдал. Сын его в дружине наместника, да и сам он в почёте. Теперь жизнь его подходит к концу. Не в постели, окружённый потомками, умрёт он, а здесь, на поле под Раковором.
Ливонцы неслись на новгородцев лёгким галопом, надеясь, что те не выдержат, испугаются и побегут, но ни один новгородец не дрогнул. Видя, что не сломались от одного их вида обозники, рыцари пустили коней в полный галоп и врезались в строй новгородцев.
Юрий направил своё копье на рыцаря. Копье ливонца насквозь пробило боярина, но и сам рыцарь был пробит копьём Юрия. Непонятно было ливонцам, как могло так получиться, что новгородцы не бросились наутёк, а мужественно приняли смерть. С первого наскока не смогли рыцари сломать новгородцев и отскакали.
– Новгородцы! Ливонцы сейчас опять на нас поскачут! Смерти нам все равно не избежать, но и им радости мы не доставим. Пусть разбиваются о копья наши! – закричал сотник Борис.
Второй наскок рыцарей также разбился о новгородцев, которых рыцари вначале не считали серьёзной преградой. Не очень много новгородцев осталось в живых. Не было среди них ни командира, ни именитого боярина. Видя, что рыцари готовятся идти на третий наскок, вновь построились обозники.
Всего несколько сотен почти не вооружённых воинов не дали ливонцам лёгкой победы. Многие рыцари нашли конец свой в этой сече и, даже уничтожив обоз, больше в бой не поскакали, а вернулись в Раковор.
Конец битвы
На крыле, где стоял князь Переславльский Дмитрий Александрович, русская рать столкнулась с силами епископа Дерптского Александра. Воины епископа были, конечно, не чета ливонскому железному полку, но и слабыми назвать их нельзя было.
Дмитрий Александрович противостоять им должен был в одиночку, так как Довмонт Псковский пришёл на помощь новгородцам против железного полка, а потайная тысяча спасла Святослава и Михаила на левом крыле.
Дмитрий отважно возглавил своих людей и врезался во фланг силам епископа Дерпта. Дмитрий нёсся на своём коне и колол и рубил воинов епископа. Где появлялся он, там люди епископа бросались наутёк. Настолько удачной оказалась его атака, что вскоре все люди епископа обратились в бегство.
Александр, епископ Дерпта, выскакал навстречу Дмитрию. Князь, увидев конного рыцаря, без страха понёсся на него. Русский витязь и рыцарь сшиблись. Дмитрий ловко уклонился от копья, направленного на него, а сам поразил своего противника, выбив его из седла. Копьё сломалось о доспехи рыцаря. Дмитрий спрыгнул с коня и подошёл к своему врагу, которому три воина помогли встать на ноги. Возле епископа разыгралась сеча. Дружинники князя бились с рыцарями епископа и легко побеждали их, так как те не горели желанием отдавать жизни свои на поле битвы, предпочитая сдаться в плен.
Дмитрий Александрович проткнул мечом своего врага и громогласно возвестил об этом всем.
– Переславцы! Мёртв епископ Александр Дерптский, нет больше у врагов наших предводителя!
Люди Дмитрия Александровича радостно закричали, а люди епископа бросились бежать. Дмитрий и его конники бросились за ними, убивая тех, кого смогли догнать. В это же время и Святослав Ярославович вместе с Михаилом Андреевичем тоже погнали своих противников. Датчане и воины епископа бежали в замок.
Дмитрий взглянул на небо и понял, что в пылу битвы он потерял чувство времени. Ночь зимой наступает рано. Уже было плохо видно.
– Отводим людей, а не то, не дай Господь, со своими же в сечу вступим. Утром продолжим бой.
Новгородцы и псковичи радовались наступлению темноты, так как это могло сохранить им жизни. Железный полк, хоть и поредевший, но по-прежнему непобеждённый, строем уходил с поля битвы. Больше половины воинов из этого полка осталось лежать на поле брани. Сколько умерло новгородцев и псковичей в тот день, говорить никто не хотел.
– Эта победа войдёт в историю. Объединённые силы русских князей разбили ливонцев и датчан. Поле боя наше! – торжественно сказал Дмитрий.
– Многие славные мужи нашли конец в этой сече. Если их смерть не была напрасной, то эта победа забыта не будет, – сказал Василий Александрович, который привёл свою конную тысячу после того, как помог Михаилу Андреевичу.
Словно желая опровергнуть его слова, в ту же минуту прискакал всадник от Юрия Андреевича.
– Князь, – обратился он к Дмитрию, – ливонские всадники разгромили обоз. Все осадные орудия уничтожены. Юрий Андреевич зовёт тебя на совет.
– Проклятье! Неужто эта победа не принесёт плодов!
– Принесёт, Дима, – сказал Василий Александрович, – это впервые объединило князей русских. Если бы мы так и супротив Орды встали, то не было бы ига поганых.
– Ох, не думал бы ты об этом, Вася. Как бы беду на нас не накликать. Даже здесь, далеко от Владимира, мне иногда кажется, что смотрит на нас око великого царя и хана, и ежели едиными мы становимся, то тут же бросит кость нам, чтоб мы, как псы, за неё перегрызлись. Если начнёт крепнуть сила русских князей, то помяни моё слово, будет великий царь и хан поддерживать наши ссоры и свары.
Совет после сечи
Ночью, когда измученные и замёрзшие ратники сидели у костров и грелись, а те, кто был ранен, мучились в страданиях нечеловеческих или отдавали Богу душу на месте, где и упали они в сече славной, князья собрались в шатре на совет.
Раненых никто не спешил отделять от убиенных. Ни ливонцы с датчанами, ни русские. И те, и другие боялись удара противника.