– Прекратите лаяться здесь, – остановил их митрополит Кирилл, который с самого начала, как заболело дитя, находился рядом, – младенца Любовь Господь к себе на суд зовёт, а вы даже сейчас всё о государстве спорите!
Ксения и Ярослав, пристыженные, замолчали. В глубине души оба родителя не верили, что их дочь умрёт. За этот год дитя болело уже четыре раза, и все разы лекари говорили, что она умирает. Но девочка выживала наперекор судьбе.
В этот раз, по всей видимости, Всевышний всё же решил забрать Любовь к себе. К вечеру ребёнок умер. Великий князь мало общался со своей дочкой, но это не уменьшало его скорби. Княгиня Ксения и вовсе заперлась в своих покоях и перестала выходить, даже пищу вкушая там.
Ксения винила во всем себя и то, что она оставила своё дитя без присмотра. Кроме этого, со смертью дочери её положение, и так не очень стабильное, совсем пошатнулось.
Не успели отпеть княжну, как по городу уже стали шептаться, что великий князь отправил своего человека в дальние княжества, названий которых никто не знал, чтобы сосватать там себе новую невесту. По всей видимости, Ксении предлагалось принять постриг.
Несколько дней княгиня ни с кем не общалась, а когда эти слухи докатились и до неё, то она и вовсе ушла в себя. Часами стояла она на коленях перед иконами, покинув свои палаты только на время похорон дочери.
Два раза великий князь приходил к ней в покои, и дважды она молча смотрела в одну точку. Митрополит Кирилл тоже посетил княгиню и вместе с ней помолился за душу новопреставленной Любови, но разговор у него с княгиней также не сложился.
Как ни странно, но разговаривать княгиня стала не с кем иным, как с князем московским Даниилом. Тот пришёл к ней утром после богослужения.
– Княгиня-матушка, – начал он, – скажи, почему ты перестала ходить в Храм Божий и предаёшься страшному греху уныния, в то время как враги государства толкают Русь на путь междоусобной брани? Как ты потом, когда и тебя призовёт Господь, будешь в глаза дочери своей смотреть? Скажешь, что после того, как ты умерла, доченька, мне стало всё безразлично и из-за этого позволила я разгореться новой войне?
– О чем ты толкуешь, князь Данила? – спросила княгиня. – Какая междоусобица разгореться может?
– А знаешь ли ты, что супруг твой и дядя мой великий князь Ярослав Ярославович хочет с воинами вновь пойти к Новгороду? Сказывают, что сейчас там война с ливонцами, и Ярослав хочет полностью подчинить город своей власти!
– Дружины князей владимирских не настолько сильны, чтобы против Новгорода выступить. Да и великий царь и хан вряд ли одобрит войну против соплеменников. Не за что великому князю Новгород карать.
– Август из Кракова убедил князя, что новгородцы специально втянули Русь в войну. Ярослав желает покарать их за это, лишить вольности и грамоту, заключённую с ними, расторгнуть. А знаешь, почему здравый рассудок оставил его? Потому что ты оставила его, и он один пытается пережить своё горе. Останови его, пока не полилась кровь. Август этот – не иначе как соглядатай.
– Ты – первый, кто назвал этого скота его настоящим именем. А как быть мне, если великий князь хочет себе новую супругу найти?
– А ты, матушка-княгиня, пустого не слушай. Великий князь любит тебя, и если хотел бы найти себе другую супругу, то давно сделал бы это.
– Ты правду говоришь, Даниил. Действительно, я княгиня. И не собираюсь своего места, кровью отца и дяди купленного, никому уступать. Новгород вырастил меня. Хоть теперь я и принадлежу всей Руси, но Новгород от разорения сохранить я должна.
После разговора с Даниилом княгиня к вечеру вышла на трапезу. Они с великим князем поужинали вместе, а после того, как все закончили есть, уединились.
– Скажи, Ксения, правду ли сказывают, что ты в монастырь уйти хочешь?
– Лгут, великий князь. Приняли мою скорбь по умершей дочери за слабость и захотели место моё занять. Скажи, супруг, а правда ли то, что ты себе новую княгиню подыскиваешь? Отправлял ли людей своих невесту выбирать?
– Отправлял. Но не себе я невесту ищу, а сыну своему Святославу. Как знаешь, княгиня, он уже муж зрелый, и наступает время ему жениться.
– Не иди на Новгород войной! Новгород тоже часть Руси, и война, которую он ведёт с Ливонией, даёт возможность нам здесь жить без постоянной угрозы от дворян Божьих.
– На Новгород я конечно же рать не поведу. Но боярам пора напомнить, что князь Владимирский – это их князь, и наместник, которого я поставил там, должен быть для них законом.
– А если сам он творит беззаконие? Если сам он связался с язычницей и богохульствует? Вразуми его или замени Михаилом Андреевичем. Этот племянник твой в разы умнее Юрия, а в Новгороде нужен умный и храбрый князь.
Князь и сам понимал, что Ксения во многом права, но он не хотел менять Юрия на Михаила по своим особым соображениям. Именно потому, что Михаил был и умнее, и храбрее брата, опасность он мог начать представлять куда более реальную. Если кого и хотел великий князь согнать с княжеского стола, так это Довмонта Псковского. Не хотел Ярослав терпеть на Руси князя не из рода Рюрика.
Можно было, конечно, женить литовца на какой-либо княжне и таким образом породниться с ним, но этот путь казался Ярославу ещё более опасным. Это только усиливало и без того крепкое положение Довмонта, который прославился и на поле ратном, и как умный правитель. Псковский князь обнёс город ещё одной каменной стеной, сделав и без того крепкий город неприступным.
– Даже не проси, Ксения. Михаил Андреевич пусть лучше остаётся наместником в Суздале, нежели в Новгороде.
Встреча Довмонта и Юрия Андреевича
Ливонцы отошли из-под Пскова на следующий день. Князь Довмонт и его воевода Гаврила наблюдали со стен, как ливонцы, сохранив всё награбленное и оружие, уходили из-под стен города. Князь Довмонт не понимал Юрия Андреевича, который наотрез отказался от битвы. Если бы новгородцы и псковичи совместными силами ударили бы по ливонцам, то те были бы разбиты. Своих сил у Довмонта на подобный удар не хватило бы, и поэтому ему только и оставалось, что смотреть со стен, как дворяне Божьи безнаказанно увозят награбленное.
– Князь, – сказал воевода Гаврила, – это же просто дурость какая-то! Мы обескровили ливонцев. Новгородцам надо только ударить, и те будут разбиты! А если ещё и мы их поддержим, то магистр и вовсе с позором вернётся к себе.
– Наверно, ты прав, Гаврила, – отвечал Довмонт, – просто помнить надо, что это ты и я кровь на стенах проливали вместе с псковичами, а не новгородцы с князем Юрием Андреевичем, вот плоды наших усилий для него мало что значат.
– Сдаётся мне, князь, – высказался Гаврила, – что настаёт то время, когда Пскову пора от Новгорода отделяться.
– Может, ты и прав, друг, только не всё так просто. За Новгородом великий князь Владимирский стоит, а если Псков о самостоятельности помыслит, то это будет дело, не только против Новгорода направленное, но и против всей Руси.
После того как ливонцы отошли от стен Пскова, рать новгородцев подошла к городу. Довмонт, несмотря на рану, забрался на коня и выехал навстречу Юрию.
Князья встретились и долго молча смотрели друг на друга.
– Знал бы ты, князь Юрий Андреевич, как сильно мы ждали тебя здесь, под Псковом, когда ливонцы Изборск жгли. А когда дождались, как сильно мы в тебе оказались разочарованы. Почему ты в бой с ливонцами не вступил? Почему с награбленным им позволил уйти? Они от штурмов и вылазок наших совсем измотаны были!
– Ты, князь, видно, железный полк под Раковором совсем забыл. Забыл, как десятками падали люди Новгорода под ударами тех, кого они достать даже не могли? Ливонцы нам не по зубам.
– Жаль, что ты не можешь этого сказать моим людям, тем, кто полвойска ливонского здесь под стенами побил.
– То в защите, а то в чистом поле, князь! Ты, может, и другого мнения, но своими людьми я жертвовать не стану.
Такими красивыми словами князь Юрий Андреевич прикрыл свою трусость. Это было понятно всем. Воевода Гаврила сплюнул на землю, а посадник новгородский Павша Ананьевич отвернулся. Долго он убеждал наместника Новгорода всё же выйти на бой с воинами дворян Божьих, но не был услышан. Юрий Андреевич и слышать ничего об этом не хотел, считая, что, раз удалось достичь перемирия без кровопролития, то это крупный успех.
– В Псков тебя, наместник Новгорода, не зову. Боюсь, побьют тебя камнями, а то и вовсе оружие на тебя направят, как на предателя. И трапезу с тобой делить не стану.
Довмонт повернул коня и поскакал со своими людьми обратно в Псков, оставив трусливого князя Юрия с его людьми. Новгородцы тоже были в бешенстве. Вся рать, которая пришла из Новгорода, настаивала на том, чтобы догнать отступающих ливонцев и все-таки дать битву, но это уже были пустые слова. Момент был утрачен. Теперь Юрий Андреевич вместо того, чтобы одолеть заклятых врагов всей Новгородской земли, с позором возвращался обратно.
Павша Ананьевич ехал рядом с ним молча и разговор затеивать не собирался. Новгородское воинство возвращалось домой из бесславного похода, а в Пскове всё чаще и чаще из уст простых жителей звучал вопрос о том, нужен ли Пскову такой Господин Великий Новгород.
Проводы Анны Мстиславовны
Князь Луцкий Мстислав был искренне рад, что его дочь и переславльский князь Дмитрий Александрович нашли общий язык. Как и любой отец, он видел в браке своей дочери не только торговый интерес, но и некую ответственность, которую он брал на себя, согласовав её брак с незнакомым ей раньше человеком. Впрочем, Анна и сама хотела выйти замуж, поскольку, став женой князя переславльского, она выросла бы в глазах не только других княжон, но и своей старшей сестры. С ней у неё были хоть и тёплые отношения, но всегда присутствовала конкуренция. Переславльский князь считался весьма завидным женихом и, кроме того, был недурён собой.
Князь Мстислав Даниилович, понимая, что настаёт время прощаться с дочерью, остался с ней наедине.