– Новгородцы, хлеб у бояр на складах мыши едят, а у меня в соседнем доме вчера дитя малое похоронили, так как не выдержал голодного времени младенец! Что же это такое творится! Мы не только осаду не выдержим, но и до весны не дотянем!
– Дотянем, – закричал Павша Ананьевич, – если сегодня же заберём весь хлеб и передадим его мне. Я поставлю людей, чтобы выдавать хлеб на семьи, а там пусть делят!
– Любо!
– А чтобы бояре не попрятали, так пойдём и возьмём хлеб! – продолжал посадник. – А коли какой богач хочет купить себе хлеб выше нормы, то пусть покупает его у меня в пять раз дороже, чем он сейчас! На средства эти я рать буду собирать, чтобы устоял Новгород!
Народ ревел, требуя хлеба и справедливости. Павша Ананьевич понимал, что только жертва может успокоить простой люд, и продолжил:
– Вон он стоит, главный наш мучитель! – сказал Павша Ананьевич, указывая на боярина Себеслава Игоревича. – Он женился на дочери моей, новгородцы, и хотел использовать это, чтобы глаза я свои на преступления его не открывал! Не бывать этому. Покарай его, народ!
Толпа стащила боярина Себеслава Игоревича и принялась бить и топтать его, а кто-то и вовсе размозжил ему голову топором.
– Сдохни, кровопивец! Сгори в аду, мучитель! – кричал простой народ, пиная уже мёртвого боярина.
Павша Ананьевич, глядя на смерть своего зятя, про себя отметил, что бесстыжий это был человек и, наверное, вправду уготована ему геенна огненная. Дочь придётся в монастырь отдать. Но что поделаешь, такова жизнь. В противном случае Себеслав Игоревич начинал слишком много себе позволять.
– Новгородцы, – закричал Ефим Ануфриевич, – посадник-батюшка, так пойдём и заберём весь хлеб и давай рать собирать! Я сам за родной город встану.
– Спасибо тебе, Ефимий! – отвечал Павша Ананьевич, который теперь с замиранием сердца прикидывал, какие барыши сулит ему хлебная торговля, если простой народ сам согласился на то, что цена на хлеб для богатых ещё вырастет. Бедные всё равно купить его себе не смогут позволить. Главное, чтобы не перепродавали.
– Новгородцы, а чтобы не было такого, что кто-то решил на брюхе своём сберечь и хлеб обменять на какую-либо вещь, то норму он должен в присутствии чиновника и съесть. А больным хлеб будет носить чиновник с двумя свидетелями. А ежели кто нападёт на этих людей, то будет казнён. Сварен заживо в котле, чтобы не хотел ради своего брюха других обделять!
– Любо, посадник-батюшка, любо!
– Ну так пойдём и заберём хлеб, новгородцы, а после раздадим и поделим всё и будем каждый день выдавать!
– Любо! Посадника нам Господь послал! Храни тебя Бог, Павша Ананьевич!
Письмо Василия Костромского
Павша Ананьевич между тем прекрасно понимал всю сложность положения, в котором оказался Новгород. Несмотря на то что после вече и изымания хлеба люди в этот раз разошлись по домам сытые и добрые, Павша Ананьевич понимал, что эта мера крайне временная. Оказалось, что в городе продовольствия всего на три недели, и это если ввести крайне скудные пайки. Правда, был ещё хлеб, который припрятал сам посадник, но в мыслях Павши Ананьевича он должен был пойти исключительно на продажу.
Впрочем, Павша Ананьевич понимал, что великий князь с ратью придёт под Новгород намного раньше, чем кончится продовольствие. Не то что о сборе рати, но даже о выборах тысяцкого речь не шла. Ни один боярин не хотел взять на себя ответственность и вступить в эту должность. Едва заходила речь о месте тысяцкого, как тут же все отводили глаза и отказывались от подобной чести. Павша уже подумывал назначить тысяцкого из простого люда, но понял, что самое первое, что сделает этот тысяцкий, – это начнёт искать мира с великим князем, а это скорее всего кончится для Павши Ананьевича казнью.
По городу шли слухи, что великий царь и хан дал бывшему тысяцкому Ратибору огромное войско и что с ним он движется прямо под стены Новгорода. К концу зимы город ждут крупные изменения.
Из безвыходного, как уже казалось, положения выход нашёлся сам собой. В один из мрачных зимних вечеров, когда посадник подсчитывал прибыль от проданного сегодня хлеба и помышлял о том, что надо бы вовремя со всеми сбережениями покинуть Новгород и начать новую жизнь где-нибудь в Ливонии, к его терему прискакал отряд ратников.
Павша Ананьевич вышел их встречать. Перед посадником был не знакомый ему ранее боярин. Тот поклонился ему и обратился с давно заготовленной речью. Вокруг отряда собралось немало народа, так как всех интересовало, какие вести принесли эти ратники.
– Князь Василий Ярославович Костромской передаёт вам, новгородцы, такие вот слова. Брат князя моего идёт к вам с полками большими и ведёт с собой силу татарскую. Но не бойтесь, Святая София есть и моя отчизна. Я готов служить ей и вам. Кроме того, я привёз в город много хлеба и иного продовольствия из Костромского княжества. Её, новгородцы, дарит вам князь Василий Ярославович и передаёт, что не может без слез слышать о том, что православные умирают от голода.
Павша Ананьевич пригласил боярина к себе в терем, а простой люд тут же приветствовал его радостными криками. С одной стороны, можно было обрадоваться, но с другой стороны, появление хлеба мешало Павше Ананьевичу заполучить немалую прибыль и спокойно покинуть Новгород, чтобы кончить свою жизнь в дальних странах, ни в чём не нуждаясь. Посадник последние несколько дней назад даже начал учить язык ливонцев. С другой стороны, если князь Василий Ярославович готов вмешаться в дела новгородские, то вполне возможно, великий князь Ярослав так и не добьётся успеха.
Посадник Павша Ананьевич и боярин Фёдор Ростиславович, посланник князя Василия Ярославовича, остались наедине.
– Ну, давай познакомимся с тобой, посадник. Меня зовут боярин Фёдор Ростиславович, я тесть князя Василия Ярославовича.
– Это того, что в народе прозвали Квашнёй? А да, знаю. Есть такой брат у Ярослава. Сколько ратников сможет привести он к Новгороду? Двести или триста?
– Не спеши с выводами, посадник. Василий Ярославович – следующий, кто станет великим князем, а посему думаю, что и Новгород должен об этом задуматься.
– Новгород бы задумался, если бы Ярослав Ярославович был при смерти, а он здравствует назло врагам.
– Это он пока здравствует, посадник. Василий уже поехал в Орду, и, думаю, вскоре наступят большие изменения.
– О чём ты, боярин?
– Если Новгород сможет продержаться какое-то время, то, скорей всего, великий князь Ярослав Ярославович закончит своё правление.
И посадник, и боярин долго и пристально смотрели друг на друга.
– То есть ты, Фёдор Ростиславович, предлагаешь нам немного подержаться, а дальше придёт помощь? Это, конечно, всё неплохо, но скажи мне мой интерес? Против Ярослава с его ратью, которая будет здесь меньше чем через три недели, я не выстою.
– А ты к народу обратись! Сытые они куда больше свои вольности любят. И к тому же пусть они верят, что князь Василий приведёт сюда рать и править будет по справедливости.
– Неплохо придумал, боярин, только ты про мой интерес ничего не сказал.
– А что, сможешь жить потом припеваючи в Новгороде, ни в чём не нуждаясь, когда Василий к власти придёт. Посадничество передашь верному человеку, а сам заживёшь, словно князь!
Павша Ананьевич пораскинул мыслями и понял, что, может, так даже будет лучше. Только посадничество он передавать никому не собирался. А в крайнем случае можно будет и с Ярославом Ярославичем договориться. Это уж зависит от того, как обстановка сложится.
– Ну, боярин, спасибо тебе большое за помощь и князю твоему спасибо. Если он и татарскую рать от нас отведёт, то думаю, что Ярослав Ярославович едва ли сможет нами овладеть.
Князь Василий Костромской и хан Менгу-Тимур
Князь Василий и великий царь и хан встретились в Сарае. Василий понимал, что, несмотря на то, что встреча проходит в шатре, перед ним стоит уже не грозный кочевник, а хитрый политик, который также понимает, что только одной силой Русь, которая набирает мощь, почти невозможно удержать.
– Великий царь, – говорил князь Василий Ярославович, – Ратибор, новгородский тысяцкий, вводит тебя в заблуждение, рассказывая, что новгородцы не хотят платить чёрный бор. На самом деле ситуация совсем иная. Народ Новгорода восстал против великого князя по вполне справедливым причинам. Прошу тебя, великий царь, верни воинов своих!
– Князь, ты действительно думаешь, что я послал свой тумен только за данью? Скажу тебе честно, мне всё равно, откуда великий князь собирает мне дары. А вот мои ратники должны напомнить на Руси, что дружба с монголами ей необходима.
– А что будет, если Новгород разобьёт твоих воинов? Эта вера исчезнет. В Новгороде в случае сечи выведут почти тридцать тысяч ратников, а если в дело вмешается Орден, то и более того.
– Князь, Орден сейчас слаб. Едва ли новгородцы смогут одолеть моих конников.
– Смогут, великий царь! Ратники, которых ведёт Ярослав, не хотят биться против новгородцев, да и во всех союзниках Ярослава я бы на твоём месте не был уверен. Не ровён час, князь Дмитрий и смоленские князья встанут на сторону Новгорода супротив твоей рати, вот тогда ты точно потеряешь свой тумен.
– Тогда я, князь, пошлю туда пять туменов.
– Да, великий царь, и окажешься втянут в большую войну.
Великий царь пристально посмотрел на русского князя. Конечно, князь Василий Ярославович, по всей видимости, понимает реальное положение дел, иначе не говорил бы столь дерзко. Чувствуют на Руси, что пошатнулось многое внутри самой Орды, вот и дерзят. Но голос разума, даже если он звучит дерзко, стоит послушать.
– Твоё предложение, князь?
– Верни тумен назад и скажи, что это я тебя уговорил. Призови Ярослава Ярославовича сюда к тебе. Обратно он вернуться не должен, как и мой старший брат Александр в своё время. Великим князем стану я, и тогда ты сможешь подчинить своей власти и Смоленского великого князя и Литву, не боясь, что в это время Владимир поднимет против твоих баскаков восстание или выступит на помощь им.