– Говорят. Но я до него не добрался. Была суровая зима, много коней пало… пришлось вернуться в империю.
«Вот как?.. А ведь не иначе ты отправился туда по просьбе кавалера. Или по заданию?..» – присматривалась и Лара к выражению его твёрдого лица.
– И на Вейских островах жить приходилось? Языком вы владеете мастерски…
– К делу, ан. Я видел, как вы беседовали с ан Эритой, прежде чем случайно подойти ко мне.
«У, глазастый дьявол!..»
– Если бы вы смогли перевести для нас… м-м-м… здешние стихи, то, возможно, мы вам позволим спеть в нашем апартаменте.
Польщённый признанием сразу двух его талантов, красноармеец искренне улыбнулся:
– Могу ли я отказаться от столь заманчивого приглашения, ан Ларита? В котором часу я буду вам полезен?..
– Мы известим вас дополнительно, – пропела она и ускользнула.
Пока Лара гибко пробиралась к Эри сквозь толпу молящихся, на уме прыгали, сталкиваясь и сплетаясь, слова Котты, с каждым мгновением наполняясь всё более ярким, отчётливым, наконец – восхитительным смыслом. «Особая связь избранных людей», «нет расстояний»… вот оно!
– Чего добилась? – шепнула Эрита, когда они оказались рядом.
– Он наш с потро… весь в нашем распоряжении. Придёт с гитарой. Час встречи назначаем сами. Я думаю – письмецом через прислугу.
Назад из церкви Лара спешила так, что оторвалась от Эри с Лис и далеко обогнала их. Новая, свежая мысль росла и зрела в ней, как буйный побег тропической лианы, наливаясь радостью и распуская цветы тайного восторга. Не выдержав собственного пыла, Лара пустилась бегом, полоща юбкой.
«Скорей бы надеть обруч. Мне есть, с кем поделиться! Заодно подбодрю его, а то, поди, скис после вчерашнего…»
Снять шляпку. Обруч на голову. Быстрее, пока не вошла Эри. Прицел на фаранское посольство.
– Ласточка вызывает Юнкера!
Эфир зашевелился в точке попадания луча, вспыхнуло заспанное, изумлённое лицо внебрачного сынка Карамо. Казалось, он прокутил всю ночь, и теперь спросонья не мог связно думать. Даже спал голый, как язычник! С кем поведёшься…
– Может, прикроешься? – Она сердито отвернулась.
– Прости. Я… не ожидал. Что случилось?– Пелена сна вмиг сошла с его глаз. Взгляд стал настороженным, сумрачным.
Лара запнулась, не соображая, что сказать. Летела, спешила, и вдруг осеклась.
«Что мне его жалко – ему знать не надо! Просто бабья жалость… ну, чтобы он не чувствовал, что одинокий, брошенный… Опять же – имя парное! и таки свой, громовник».
– Знаешь, у нас есть святые. Мне вдруг открылось…
– Давно пора. Кому же ты сызмала ставила свечи – не Лавану ведь?..
– Ты язва, Ларион.
– Такой уродился… Всё же я не пойму – с чего ты разволновалась?
– Лары – покровители медиумов! – гордо объявила она.
Юнкер помолчал, глядя через эфир, как сверкают глаза Ласточки, потом спросил тихо:
– Кто тебе сказал?
– Один красный намекнул. А дальше я сама.
– Он объяснил, что это церковью не признано? что это ересь?
– Но кто-то должен быть у нас на небе? чтобы молиться…
Тонкие губы Юнкера растянулись в счастливой улыбке, его глаза потеплели.
– Да. У нас с тобой есть небесные заступники. Ради этого можно и поцеловаться, верно?
– Иди к дьяволам! – обиделась она. Все парни одинаковы! с ними сокровенным делишься, прямо из сердца, а они сразу лезут, выпятив губищи – чмок и чмок.
«Ты не святой Ларион, чтоб тебе ласковое целование послать! И незачем тебя жалеть – макоман чёртов, пособник язычников…»
– Извиняюсь, поспешил, – смиренно потупился Юнкер. – Давай встретимся? Я могу рассказать больше… если ты хочешь знать о тайных святых и святынях.
– Может быть, – отозвалась Лара после паузы – так, чтобы ничего не обещать. – Например, о катастрофе.
– Клянусь – сам едва знаю!
– Ну-ну. А ты подумай, поищи.
– Хм. Стараешься для гере кавалера?– Глаза Юнкера с подозрением сузились.
– А ты для кого?
Внезапно Юнкер изменился – его взгляд заметался, лицо исказилось.
– Снимай обруч! в угол его, живо!
– Поче… – начала было Лара, но тут ей передался испуг собеседника, она сорвала с головы медиатор и отшвырнула на кровать. Успела лишь уловить, как по эфиру – тоже из посольства, – почти осязаемо прошёл мощный поисковый луч. Кто-то, посильней Юнкера, вошёл в игру лучей, и перед таким вещуном лучше обнажить голову и скрыться, как мышке от кота.
В дверь постучали – явно не рука Эри.
– Молодая госпожа, можна-а? – прозвучал женский голосок с местным акцентом.
– Да, войди!
Служанка трижды поклонилась на пороге:
– Вас зовёт кавалер из вельможного коттеджа.
«От сына – к папе… Начался денёк! – Ларита невольно осенилась. Вся вчерашняя тяжкая встреча у церкви ожила перед глазами, тёмные чувства поднялись со дна души. – Святые Лары, упасите-сберегите!.. Господи, за что нам, вещунам, такая судьбина?..»
«Нас подслушивают из посольства», – хотела сказать Лара кавалеру, едва они разменялись приветствиями, но решила – выдавать свою связь с Юнкером нельзя. Карамо вновь начнёт пилить и предостерегать.
Но, похоже, кавалеру было не до нравоучений. Он словно с вечера не вставал от большого письменного стола, и спать не ложился – сидит без галстука, склонившись над бумагами, перед открытой чернильницей; волосы чуть встрёпаны, ворот расстёгнут, манжеты кое-как подвёрнуты, в руке перо – ни дать ни взять поэт в запое вдохновения. Так увлёкся, даже в церковь не ходил! Бамбуковые занавеси на окнах опущены, ставни закрыты – хотя на дворе солнечно! – и лампы горят усталым светом… Ароматические свечки в курильницах давно истлели, один пепел остался и слабый пряный запах в неподвижном воздухе.
– Ан Ларита, прошу извинить – я должен посвятить ещё немного времени моим записям. Подождите здесь, пока я закончу; это ненадолго.
– А я не завтракала, – буркнула Лара. – Была на голодной службе, завтрак пропустила… Потом вы позвали.
– Угощайтесь – вот мой завтрак, в судках. Не притрагивался. Боюсь, остыло…
«Во, человек ушёл в науку! День с ночью перепутал, про еду забыл!..»
– У меня аппетит, и холодное съем.
Она ела – правда, всё едва тёплое, – стараясь кушать прилично, не за оба уха, по полглотка потягивала лёгкое столовое винцо и гадала: «Какая ему лихоманка аппетит отбила?.. Совесть гложет или дела не клеятся? Нет, вроде бы он бодрый, даже на взводе… только взъерошенный».
Попытка заглянуть тайком в записки кавалера кончилась ничем – глядя сбоку, такой почерк трудно разобрать. Перед Карамо был разложен пяток толстых тетрадей в жёлтых клеёнчатых обложках, листки с бегло начертанными схемами кругов, не то разрезанных пирогов – и по правую руку плоский предмет на подносе, накрытый клетчатым платком.
Утерев губы салфеткой, Лара скромненько отсела от стола в кресло, сложила руки на коленях:
– Благодарю, гере.
– А? да, конечно!.. – Кавалер, в отрешённом сосредоточении кусавший кончик пера, очнулся и покивал ей с рассеянной улыбкой. – Сейчас… ещё минут десять, хорошо? Вы… возьмите медиатор! Проверьте эфир на помехи…
Это очень кстати! Можно, наконец, попытаться Гестель вызвать – как бы для проверки… Сняв шляпку и водрузив на себя шлем пенистой брони, Лара сначала проследила, есть ли кто поблизости в работе или с медиатором у тела. Чисто.
С обруча обзор не так широк; шлем позволял слышать куда дальше. Прикрыв глаза, Ласточка представила себя стоящей высоко на башне – но вместо чистого горизонта звуков ей открылась тёмная гудящая преграда, мерно колеблющаяся как грозовая туча. Дальний эфир был вновь забит вращающимся гулом, только сейчас он походил не на спицы колеса, а на волны, расходившиеся по воде от брошенного камня. Угадать их исходную точку было куда сложней, хотя центр находился там же, где-то на юго-западе. На других направлениях эфир был прозрачней, хотя волны сумрачного звука проникали и туда, затмевая всё пространство.
– Я Ласточка, вызываю Гестель, – негромко – чтобы Карамо не расслышал, – заговорила Лара, с усилием направив узкий луч сквозь волновую мглу в сторону пансиона. – Я Ласточка, вызываю Гестель… Ответьте мне…
Напрасные старания. Пансионеры, кто остался, тоже сейчас стараются в тарелке ложкой, навёрстывая пропущенный завтрак. Занятий нет, наставники отдыхают… да и связь никакая! Наверно, вихрь обрушил разговоры всем вокруг… вокруг чего? что это за генератор глухоты? Будто извержение вулкана, как в книжке по естественной истории…
Несколько раз она повторяла вызов, но никакого отзвука не приходило. Лара уже отчаялась установиться связь и готова была снять шлем, когда по линии, соединявшей её с местоположением Гестеля, донёсся незнакомый голос молодого мужчины, слабый и прерывающийся:
– Гестель слышит… Нож на связи… кто…кого…
Позывного «Нож» Лара не знала, но голос исходил, откуда надо. Она напряглась, пытаясь проникнуть зрением сквозь мглу. Есть прорыв!.. но на том конце девчонка увидела какого-то парня с тёмно-карими глазами, с сердитым рубленым лицом…
…в форме жандармского сержанта!
Нечего пугаться, надо брать быка за жабры.
– Где Бези? Мне нужна Бези.
– Сейчас. Секунду…
Он снял обруч и вышел из вещания – зато взамен него возникла Бези. Облик её был то ясным, то расплывчатым, то совершенно исчезал из вида, когда помехи становились непреодолимы для луча. Единственное, что смогла разглядеть Лара – Бези едва напудрена, бледна, взволнована, под глазами у неё зеленоватые тени, она в приталенном жемчужно-сером жакете и элегантной шляпке «мышиного» цвета с дымчатой вуалью, манжеты сборчатые, а перчатки палевые, и на пальцах два перстенька. Судя по голосу, Безуминка нервничала, но при этом искренне радовалась переговорам с ней. Вроде бы она ехала в экипаже с поднятым верхом. Её речь порой тонула в завывании помех, и только импульсы смешанных чувств проходили без искажений – трепет волнения, напряжённая опаска, нетерпение, пульсирующие порывы надежды, теплота и нежность, едва не доходящая до слёз.