требовалось минут сорок, чтобы снова погрузиться в сон.
Теперь еще около часа она будет шелестеть в своей комнате. Наступит темнота. На небо высыплют звезды, когда он постучит к ней и спросит, не хочет ли она посидеть на крыльце или прогуляться в парке. И тогда, если она захочет узнать о его третьем, слепом глазе, то ей придется вот так, плавно и мягко, провести ручкой по его голове. Но ее маленькие беленькие пальчики никогда не подберутся к шраму души его ближе чем на тысячу миль, и он так и останется для нее словно, ну словно… вон те оспины на лице луны. Пальцем ноги он взлохматил номер «Удивительной научной фантастики» и фыркнул. Быть может, если она начнет фантазировать по этому поводу — ведь каждый хотя бы раз в жизни написал песенку или стишок? — то ей представится, как давным-давно на него налетел метеор стукнул по лбу и исчез в таких далях, где нет ни кустов, ни деревьев, только пустота. Он снова фыркнул и покачал головой. Возможно, возможно. Но что она подумает, станет ясно только на закате.
Эндрю Лемон подождал еще час, изредка поплевывая из окошка в теплую летнюю ночь.
— Восемь тридцать. Пора идти.
Он распахнул дверь в холл и на мгновение задержался, оглянувшись на скрывающийся в коробке паричок — новый, отличный паричок. Нет, пока он еще не мог выйти в нем на люди.
Он прошел по коридору к дверям мисс Наоми Фремвелл, таким тонюсеньким, что казалось, сквозь эту перегородку можно услышать биение ее сердца.
— Мисс Фремвелл, — прошептал он.
Он захотел взять ее, словно птичку, в свои большие ковшеобразные руки и тихонько поговорить. А она будет молчать. Но, вытирая пот, внезапно набежавший на лоб, он вновь наткнулся на впадину и только в самый последний момент удержался, а то бы рухнул на дверь, задыхаясь от крика, ввалился в чужую комнату! Он приложил руку ко лбу, пытаясь скрыть зияющую пустоту. И ему стало страшно, он ни за что не хотел опускать ладонь. Все изменилось. Только что он боялся ввалиться в комнату, а теперь испугался, что нечто ужасное, тайное, личное может вырваться из-за этой двери и захлестнуть его.
Свободной рукой он еще раз царапнул по панели, словно стирая въевшуюся пыль.
— Мисс Фремвелл?
Он немного отступил, пытаясь определить, сколько ламп зажжено у нее в комнате. Ведь свет от них может ударить ему в лицо в тот момент, когда она распахнет дверь, отбросить его руку и обнажить зияющую рану. И тогда она будет внимательно, как в замочную скважину, смотреть в нее, разглядывая его жизнь.
Сквозь щель под дверью пробивался тусклый свет одной лампы.
Он сжал пальцы в кулак и трижды опустил его на дверь мисс Фремвелл.
Створка распахнулась и медленно отошла вбок.
Позже, сидя на веранде, в лихорадочном бесчувствии переставляя нота, потея, он попытался набраться храбрости и завести разговор о женитьбе. Когда луна поднялась в полный рост, дыра на его голове стала выглядеть как тень от листа. Если он постарается держаться к ней в профиль, то кратер и вовсе не будет заметен: он растворится в черноте обратной стороны его лица. Но, повернувшись боком, Эндрю Лемон понял, что половина его словарного запаса бесследно испарилась, а сам он превратился в какой-то пень.
— Мисс Фремвелл, — выдавил из себя Эндрю Лемон.
— Да? — Она смотрела сквозь него.
— Мисс Наоми, я думаю, что до последнего времени вы меня совсем не замечали.
Она ждала. Он продолжил:
— Но я-то вас видел. Дело в том, что, ну-у, сейчас я должен наконец сказать вам все до конца. Мы с вами сидим здесь, на этом крыльце, в течение последних нескольких месяцев. Я хочу сказать, что теперь мы знаем друг друга довольно неплохо. Конечно, вы на целых пятнадцать лет моложе, но я хотел бы спросить: что вы скажете, если мы объявим о нашей помолвке?
— Спасибо вам большое, мистер Лемон, — сказала она быстро и вежливо. — Но я…
— О, понимаю! Я понимаю! Это все из-за моей головы, все из-за этой проклятой штуки!
Она посмотрела на его профиль в неверном свете луны.
— Нет, мистер Лемон, я бы так не сказала, то есть я бы сказала, что это здесь вовсе ни при чем. Я, разумеется, не слепая, но вряд ли это может стать действительной помехой. Моя подруга, очень близкая, кстати, вышла замуж за человека с деревянной ногой. Так после она рассказывала мне, что некоторое время вообще об этом не подозревала.
— Все из-за этой проклятущей дыры! — горько воскликнул мистер Лемон. Он вытащил плитку прессованного табака, прикинул, удобно ли будет куснуть разочек, передумал и убрал ее в карман. Руки его сжались в кулаки, и он уныло уставился на них, словно ка две каменных глыбы. — Ну что же, я расскажу вам об этом все, мисс Наоми. Я расскажу, как все произошло.
— Если не хочется — тогда лучше не надо.
— Когда-то я был женат, мисс Наоми. Я был женат, черт побери! И вот в один прекрасный день моя женушка взяла молоток и просто-напросто ударила меня прямо по лбу!
Мисс Фремвелл задохнулась. Словно тот давний удар настиг ее сейчас.
Мистер Лемон рубанул кулаком теплый вечерний воздух.
— Да, мэм, она стукнула меня прямо в лоб, вот так. И мир взорвался, уверяю вас! Все обрушилось; так здание обращается в руины. Один-единственный ударчик похоронил меня! Что боль? Это не поддается описанию!
Мисс Фремвелл углубилась в себя. Она закрыла глаза и принялась размышлять, покусывая губы. Затем сказала:
— Бедный, бедный мистер Лемон.
— Она сделала это так спокойно, — в смятении произнес мистер Лемон. — Она просто встала надо мной, когда я лежал на кушетке, было два часа пополудни, вторник, и сказала: «Эндрю, проснись!» Я открыл глаза, посмотрел на нее, и все, и она ударила меня молотком О боже!
— Но почему? — спросила мисс Фремвелл.
— Да просто так, действительно просто так, Ох, до чего же невыносимая была женщина!
— Но почему ей взбрело в голову сделать это?
— Я же говорю вам: просто так.
— Она что, была сумасшедшей?
— Вполне возможно. О да, даже наверняка.
— И вы подали на нее я суд?
— Да нет, не стал. В конце концов, она же не соображала, что делает.
— Вы потеряли сознание?
Мистер Лемон задумался, в его мозгу вырисовывалась картинка — настолько четкая и навязчивая, что ему не оставалось ничего другого, как облечь ее в слова.
— Мет, я помню, как встал, Я встал и сказал ей: «Что же ты делаешь?» — и потом заковылял в ее сторону. Там было зеркало. Я увидел дыру в голове, глубокую-глубокую, и кровь, вытекающую из нее ручьем. Я стал похож на жертву индейца. А она, моя жена, просто стояла. Потом закричала от ужаса, уронила молоток и выбежала.
— И после этого вы упали в обморок?
— Нет, не упал. Каким-то образом я вышел на улицу и промычал, что мне нужен врач. Потом сел в автобус, представляете себе, в автобус! Да еще заплатил за проезд! И попросил высадить меня возле какой-нибудь больницы. Тут все как закричат, представляете? Потом я отключился, а очнувшись, понял, что над раной колдует врач, прочищает ее, копается там.
Он поднял руку, и его пальцы запорхали над раной, ощупывая ее со всех сторон, — так язык дотрагивается до пустого места, на котором совсем недавно рос отличный, здоровый зуб.
— Аккуратная работа. Доктор смотрел на меня так, словно я — без минуты покойник.
— И сколько же дней вы провели в больнице?
— Два Потом встал и принялся бродить, чувствуя себя непонятно как. А в это время жена упаковала свои вещички и улепетнула.
— Боже мой, боже мой, — вновь обретя дыхание, произнесла мисс Фремвелл. — Мое сердце стучит как сумасшедшее. Я словно бы все это вижу, слышу, чувствую. Почему, почему, ну почему же она так поступила?
— Я говорил вам: не вижу никакой причины. Просто с пятила, так я думаю.
— Но, может, была какая-нибудь ссора?!
Кровь прихлынула к щекам мистера Лемона Он почувствовал, что дыра на лбу заполыхала, словно жерло вулкана.
— Да не было никакой ссоры, просто сидел совершенно спокойно, вот как сейчас. Днем я люблю сидеть, сняв башмаки, расстегнув рубашку…
— Может… может, у вас была другая женщина?
— Нет, никогда, ни одной!
— А вы не… выпивали?
— Нет, так, иногда, капельку; знаете, как это приятно…
— В карты играли?
— Нет, нет, нет!
— Но дыра у вас в голове, мистер Лемон?! Ее что же, просто так проделали, из-за ничего?!
— Вы, женщины, похожи друг на друга. Обязательно подавай вам какую-нибудь гадость! Говорю вам: не было никакой причины. Она просто обожала молотки.
— А что она сказала перед тем, как вас стукнуть?
— Только «Эндрю, проснись» — и все.
— А перед этим?
— Да ничего. Ну, то есть она говорила что-то насчет магазинов, что ей нужно сделать кое-какие покупки, но я сказал, что слишком жарко. Что я лучше полежу, потому как не очень хорошо себя чувствую для подобного похода. Но ее не заботило мое самочувствие. Она просто психанула, а затем, с часок об этом поразмышляв, схватила молоток и сделала из моей головы яичницу. Я думаю, это погода так на нее повлияла.
Мисс Фремвелл задумчиво сидела в тени, расчерченной квадратами решетки, потихоньку поводя бровями.
— И как долго вы были женаты?
— Год. Помню, что поженились мы в июле и тогда же я захандрил.
— Захандрили?
— Я никогда не был особенно здоровым человеком. Работал в гараже. Вот там-то и подхватил поясничные боли и не мог больше работать, а лежал целыми днями на кушетке. А Элли, она служила в Первом Национальном банке.
— Все ясно, — сказала мисс Фремвелл.
— Что?
— Ничего.
— Со мной вообще-то легко ужиться. Я попросту не болтаю. Характер мягкий, спокойный. Деньги зря не трачу — экономлю. Даже Элли признавала это. А еще не люблю ссор. Иногда Элли выпячивала челюсть и начинала меня заводить, словно кидая мячик, но я не возвращал подобные подачи. Сидел и молчал, Я отношусь к этому просто. Что за польза, если асе время шебуршиться и чесать языком, не так ли?
Мисс Фремвелл посмотрела на лоб мистера Лемона при лунном свете. Губы ее задвигались, но он не расслышал ее слов.