— Слабым — смирение, — усмехнулся Битали и нырнул на лестницу, затягивая девушку за собой.
— Как ты это сделал?! — очутившись на ступеньках, воскликнула она.
— Что?
— Ну, это… «Онберик»! Я ничего не почувствовала!
— А что ты должна была…
— Я, когда прохожу, — перебила девушка, — такое чувство, будто через шипы продираюсь. Сначала все боялась, одежду стеной сорвёт. А с тобой тут… Как через дверь! Я всегда думала, что так и надо, так быть и должно. Ты меня ещё раз провести можешь?
— Давай, проведу… — Они спустились по лестнице, и, выходя во двор, Битали опять протянул Генриетту за руку.
— Я ничего не чувствую! Ничего! — От полноты чувств девушка кинулась к нему на шею и крепко поцеловала.
По сторонам послышались одобрительные выкрики. Скорее всего, они относились к ходу игры, но Вантенуа опять схватила его за руку, потянула за собой и провалилась в столовую. Кро охнул — ощущения были и вправду не самые приятные. Хотя и не такие уж болезненные.
— Мальчики, стол нам покараульте, пожалуйста, — предупредила девушка компанию второкурсников. Те узнали Битали Кро и заторопились. Когда парочка съела по яблоку и выбрала себе нормальную еду — последний из мальчишек как раз освобождал место.
— Я знаешь, что подумала, — перемешивая салат, сказала Генриетта. — Если мы завтра опять будем проводить корсовинг, нужно еду запасти. На ужин ведь снова не успеем. Ты же не собираешься отказываться от продолжения обряда?
— Нет, — покачал головой Кро.
— Я вот ещё о чём подумала, — мечтательно облизала ложку Вантенуа. — Раз я умею перекидываться, я могу попытаться уйти к себе в спальню, превратиться в куницу, вылезти наружу, снова стать собой и находиться с вами до самого утра! И никто не узнает. Скандала не случится, как… Вот она, явилась на помине. Смотри, как оделась. Раньше скромницей наряжалась. Уверена, она теперь ради тебя старается. Приворожить хочет.
Анита Горамник, провалившаяся в столовую вместе со стайкой подружек, была в полупрозрачной цветастой блузке с тонким пояском и в облегающих штанишках до колен.
Разумеется, слова о том, что рыжая однокурсница хочет ему понравиться, заставили юношу проводить девушку долгим и внимательным взглядом. Горамник это почувствовала, повернула голову, приветливо улыбнулась, махнула рукой и — всё. Вернулась к подругам, начисто забыв про «великого воина, победителя всех и вся в школе маркиза Клода де Гуяка».
— Ладно, нужно идти заниматься, — заключил Кро. — А то завтра опять весь вечер в кустах пройдёт. Будет не до уроков.
— Вы просто голубки, Кро, смотреть приятно, — тихо хмыкнула Анита, усаживаясь в аудитории мсье Гроссера на свободную парту перед Надодухом и Битали. — На математику рука за руку, с математики рука за руку, на лестницу рука за руку, на историю рука за руку. Прямо завидно.
— У Генриетты «онберик» плохо получается. — Кро сразу понял, на что намекает отличница. — Болезненно. Вот я её через стены и провожу, чтобы не мучилась.
— А разве у неё хоть что-то получается хорошо? — пожала плечами девушка. — Хотя не знаю. Я имела в виду только учёбу.
Битали промолчал. У него вдруг сладко заныло в груди от воспоминания о первом поцелуе… Том самом, неповторимом. И он подумал: а вдруг первый поцелуй рыжей девчонки окажется столь же сладким, как тот? Подумал и тряхнул головой, отгоняя дурные идеи. Изменить Генриетте с Анитой… Это было бы слишком жестоко.
— Вы решили сегодня вместе сидеть? — Вантенуа тоже изменила привычной компании ведьм и пересела на парту рядом с отличницей. Других свободных мест возле Битали и недоморфа, увы, не было.
— У нас возникло несколько вопросов к учителю, — ответила Горамник. — Хотим задержаться после урока и задать. Они по истории, так что можешь не заморачиваться.
— Не ты одна про Тёмного Лорда знаешь! — гордо вскинула подбородок Генриетта. — И без тебя разберёмся.
— Особенно ты.
— Это вы мне, юные леди? — громко осведомился Гроссер, поворачивая кольцо на шее цепью назад.
— Нет, простите, мсье! — испугалась отличница.
— Тогда давайте вспомним о временах становления родов, когда наши предки, расселившиеся из священной земли второй родины, обосновались на новых местах…
— На фиг нам всю эту чушь зубрить? — поморщился Надодух. — Можно подумать, мне это поможет, когда меня соседи резать придут.
— Эта, с позволения вашего, «чушь», мсье Сенусерт, — продемонстрировал неплохой слух цепной учитель, — позволит вам сохранить правила приличия в столкновениях вашей будущей жизни. Например, когда некие дикие люди приходят в чужой дом и говорят: отдавайте ваше добро, целуйте нам ноги и служите нам до гроба, — это называется вульгарный бандитизм. А вот если вы приходите в чужой дом и говорите, что восемь веков назад ваши прапрадеды по линии жены племянника сестры вашей тётушки пришли на эти земли, а потому у вас есть исконное право владения, и все должны отдать вам своё добро, целовать ноги и служить вам до гроба, — то это уже благородная борьба за справедливость и дело чести родовитого дворянина.
К тому же, если добрым жителям дома не удастся вас зарезать и придётся выполнить ваши требования, им будет легче сдаться на вашу милость. Ибо, получится, они сдадутся не бандиту, а признают ваше исконное право владения. Крайне полезный нюанс для поддержания здорового психологического климата в завоёванных поселениях. На какие земли вы можете претендовать исходя из древности вашего рода, мсье Сенусерт?
— На любые. У нас в каждом роду хоть какие-то родичи, но есть. Четыре тысячи лет между семьями браки заключались! Уже никто в стороне не остался.
— Меч короток, — негромко, но внятно высказался Арно Дожар.
— Это тема уже другого предмета, мсье Дожар. А вы, мсье Сенусерт, надеюсь, все поняли? Или есть вопросы?
— Нет, мсье Гроссер, спасибо за подсказку на будущее.
— Всегда рад помочь. Теперь вернёмся к векам становления…
Битали Кро не мог похвалиться такой же долгой родословной, как у соседа, а потому преподавателя слушал в половину уха. Короткая фраза юного графа напомнила ему о совсем близком уроке гендерных искусств. Там опять начнётся — трое на одного. И что тут делать — он не мог придумать, несмотря на всё своё старание.
Наконец перечисление родов, семей и континентов закончилось. Ещё с полчаса учитель посвятил рассказу о достоверно известных родах, деградировавших в смертных и обезьян. В школе маркиза де Гуяка, как успел заметить Битали, это стало традицией: приводить примеры того, как излишне безмятежная и сытная жизнь расслабляет людей, делает их слабыми и беззащитными, отучает от самодисциплины и знаний, превращает в животных.
— Недаром их называют «братьями нашими меньшими», — в тон его мыслей закончил мсье Гроссер. — Очень многие мохнатые, тупые, четырехрукие и четвероногие являются нашими родичами всего лишь в сотом-двухсотом поколениях… На сегодня всё. Рад был всех вас видеть, юноши и девушки, до свидания.
Ученики стали собирать учебники, торопливо потянулись к выходу: выбираться из каземата историка было долго, а время пошло уже их личное, обеденное. Задержалась только четвёрка заговорщиков, переглядывавшихся между собой.
— И чего спросить? — шёпотом поинтересовалась Анита. — Мсье, вы не считаете, что наш директор Тёмный Лорд?
— Нет, лучше сразу: вы не заметили, в последнее время у профессора Бронте не появилось склонности к садизму? — предложил недоморф. — Или, как вы считаете: Артур Бронте не стал служителем тёмных сил? Поклоняется ли он злу?
— Надо узнать только, — поправил Битали, — не изменился ли директор со своих детских лет в худшую сторону?
— Сильно в худшую сторону, — уточнила Горамник.
— О чём шепчетесь, молодые люди? — первым не выдержал посаженный на цепь преподаватель. — Вы хотели о чём-то спросить?
— Да, мсье! — решился Кро. — Скажите, вы слышали что-нибудь о Маге Двух Драконов?
Историк захохотал. Громко и жизнерадостно, подзвякивая железными звеньями.
— Ой, молодцы! — утёр он глаза. — Ой, посмешили! Вы ни разу не спрашивали мадам Кроус, знакома ли она со сложением? Или мадам Деборе — слышала ли она о кофейной гуще? Ой, давно я так не смеялся! Ну, конечно же, детки, я слышал про этого славного парня, и даже имел честь быть с ним знакомым. Надо сказать, это самый благородный из известных мне магов и самый сильный из существовавших в нашем прошлом чародеев. Человек-эпоха, трудами которого существующий мир принял привычные вам всем черты.
— Как это «благородный»?! — отчаянно возмутилась отличница. — А как же его жестокость, убийства, пытки и издевательства?! Разве не он истребил всех колдунов на Саксонских островах? Разве не он оживлял и натравливал на смертных мёртвых животных? Разве не он убил двух спящих драконов, науськав их друг на друга? Про это написано во всех справочниках и энциклопедиях! Если вы не знаете, я могу их вам принести!
— Дорогая моя фея! — упав на кресло и отвернув цепь набок, учитель снова утёр слёзы смеха. — Милая моя девочка… Неужели ты и вправду веришь всему тому бреду, что написан в пыльных толстых книгах?
— Как же иначе? Это ведь мудрость, накопленная человечеством! Только благодаря…
— Юная леди, — наконец начал успокаиваться Гроссер. — Неопытная моя и доверчивая девочка. Должен вас огорчить, но в большинстве всех этих знаменитых опусов, — указал он на собранные возле стола книжные шкафы, — в лучшем случае нет и половины правды. Увы и ах, но книги пишут победители, а потому мы никогда не узнаем о благородных целях несчастных, что поднимали неудачные бунты и начинали безнадёжные войны. Книги пишут выжившие, а потому мы никогда не узнаем о подвигах отважных воинов — но постоянно зубрим побасёнки про мудрость трусов. Историю пишут подонки, объединившиеся против героев, дураки, крикливой толпой затравившие мудрецов, и негодяи, прятавшиеся в норах в те часы, когда благородные и честные мужи погибали в битвах.
— Значит, история про двух драконов — это ложь? — решила уточнить Горамник.