…больше…
ещё больше…
ещё…
На замковом дворе, в ближайшем к месту прорыва проходе — между крепостной стеной и кузницей осиновые рогатки и наспех возведённая баррикада тоже не выдержали напора тёмных тварей. Хлипкая преграда развалилась под чудовищным натиском. Несколько рыцарей в белых одеждах и кнехты в чёрных накидках поверх доспехов образовали в бреши живое заграждение. Сдвинули щиты, встали плечом к плечу.
Но так нечисть надолго не задержать.
Людей в месте прорыва оставалось мало. Нелюдей было гораздо больше. А с западной стены валят всё новые и новые твари. А серебрённые копья и мечи уже не справляются со всеми. Тевтонский строй прогибался. Строй вот-вот лопнет, рассыплется.
Да, немцы отчаянно бились за каждую пядь мощённого замкового двора. Но плетью обуха не перешибёшь. Защитники крепости отступали, оставляя груды иссечённого, истыканного серебром отродья. Но и защитники несли потери. Павших тевтонов мгновенно облепляли упыри, норовившие через посеребрённые кольчуги и латы добраться до вожделенной тёплой влаги цвета огня и заходящего солнца.
— Пришло ваше время, русич, — повернулся к Всеволоду магистр.
«Ага, припекло-таки!» — без злорадства, но с раздражением подумал Всеволод.
Вообще-то, их время пришло раньше, чем об этом соизволил сообщить Бернгард. Дружинники Всеволода и примкнувшие к ним шекелисы уже бились с прорвавшимися в замок упырями. Выстроив стену посеребрённых щитов поперёк двух самых широких проходов, они несуетливо и расчётливо принимали злобную нечисть на клинки и копья, уничтожали любую тварь, что приближалась на расстояние удара и ловко срубали тянущиеся за щиты длинные руки кровососов.
Дружинная стена, поставленная в несколько рядов, стояла крепко, незыблемо. Но не там, где нужно, стояла. Основной натиск упыринного воинства приходился сейчас на соседние проходы. Внизу, этого не видно, конечно. Но сверху…
Всеволод заорал во всю глотку по-русски:
— Фёдор! Илья! Лука! Берите свои десятки! Подсобите тевтонам! Справа! Справа, я говорю, возле кузни! Туда! — оба его меча указывали — куда именно. — Там нечисть вот-вот прорвётся!
Услышали. Поняли. Расторопные и смышлёные десятники мигом отвели бойцов куда сказано.
Подмога подоспела вовремя. Между белых рыцарских плащей и чёрных накидок кнехтов вклинились червлёные вотолы и мятли[8] русских дружинников. Прогнувшийся, поредевший, трещавший и разламывавшийся уже тевтонский строй вновь окреп и начал выравниваться буквально на глазах.
А Всеволод продолжал сыпать командами.
— Иван! Золтан! Вы со своими — стойте на месте!
Пары десятков воинов пока хватит, чтобы прикрыть занятые проходы. Благо, нечисть, там уже изрядно пообломала зубы: дохлых кровопийц там больше чем живых. Живые же твари сейчас напирают правее — возле кузницы.
— Остальные — назад! — орал Всеволод. — Назад, говорю! К воротам отходите!
Около трёх десятков бойцов недоумённо пятились к воротной арке.
— Почему твои воины отступают? — встревожился Бернгард.
— Потому что приказано, — ответил Всеволод по-немецки. — Всё равно дружине в такой тесноте не развернуться.
— Что ты задумал, русич?
Всеволод упёрся испытующим взглядом в опущенное забрало магистра.
— Нужно отвлечь нечисть от западной стены.
— Как?
— Ударить с тыла. Пока горит ров.
— Ударить с тыла? — магистр поднял забрало, и тоже внимательно осмотрел Всеволода. — Для этого нужно выйти за стены.
— Что я и собираюсь сделать. Открой нам ворота, Бернгард.
— Вылазка?! Сейчас?! — казалось, магистр не верит своим ушам.
— Да, вылазка. Да, сейчас!
— Ты совсем обезумел, русич! Вы же все погибните!
Всеволод нетерпеливо мотнул головой.
— Нет. Пока горит ров — ничего с нами не сделается.
— Ты понимаешь, что через открытые ворота могут ворваться нахтцереры?
— Они уже ворвались без всяких ворот. И чем больше ты промедлишь сейчас, тем больше их перелезет через стену. Открывай, магистр! Пока огонь ещё разделяет тварей и пока с той стороны рва не подошла подмога.
Бернгард глянул вниз. Сначала по одну сторону стены. Потом — по другую.
Снаружи, во рву, бушевало непролазное пламя. В замке, на каменных плитах щедро политых красным и чёрным, кипела битва. Примкнувшие к тевтонам русичи чуть оттеснили упырей. Сверху нечисть обстреливали татарские лучники и орденские стрелки. Но из-под соседних пролётов к павшей стене уже подтягивались новые толпы упырей. И предсказать исход боя наверняка было сейчас весьма затруднительно. А ещё труднее — предугадать, как долго продлится этот бой…
С противоположной стороны горящего рва доносилось многоголосое нетерпеливое завывание.
— Ну же, магистр! — поторопил Всеволод. — В чём дело?
— Подъёмный мост! — хмуро сказал Бернгард. — Если мост опустить сейчас — он сгорит!
— Да не надо его опускать! Приспустить только чуть-чуть. Самую малость приоткрыть ворота. Чтобы человеку пролезть можно было, чтобы пешему выбраться без коня.
— Хорошо, — Бернгард кивнул, — Но учти, русич, решётка за вашими спинами будет опущена. И я не стану поднимать её, если нахтцереры попытаются ворваться в замок у вас на плечах. Хватит нам одной павшей стены.
— Открывай! — сказал Всеволод.
Он сбежал с боевой площадки в переходную галерею, с перехода — на лестницу, с лестницы — вниз, к ожидавшим дружинникам.
— Поднять решётки! — прогремел сверху голос Бернгарда.
И через пару мгновений…
— Поднять, кому говорю, адово отродье!
Тевтоны, ошарашенные неожиданным приказом, не сразу сообразили, что от них требуется. А может, не поверили собственныи ушам. Открывать врата ночью, во время штурма здесь, видимо, не привыкли. Но рыцарь-монах в звании орденского магистра уже ругался как тать с большого тракта. И тевтонские братья засуетилась.
Заскрипел один ворот, другой… Лязгнули цепи.
Первая — внутренняя решётка поползла вверх. За ней из проёма между каменными плитами вырвала массивные серебрёные наконечники решётка наружная.
Вот только открывшееся пространство впереди густо утыкано острыми штырями в палец длинной. Крепкая сталь с серебром торчит из камня непроходимой щетиной. Днём-то она была спрятана, а вот ночью…
— Убрать шипы! — выкрикнул Бернгард.
Где-то в недрах надвратной башни лязгнул невидимый механизм — и все колючки в одно мгновение были утоплены в пазах между камнями.
Что ж, теперь можно входить в арку. Правда, осторожно: из кладки в стенах и в округлом своде арки тоже торчат посеребрённые острия. И эти — посажены намертво, эти не убираются движением рычага.
— Вперёд! — приказал дружинникам Всеволод.
Глава 22
Узкая воротная арка едва-едва вместила три десятка пеших русичей. Люди стояли тесно, как стрелы в непочатом колчане. Кольчуги звякали о кольчуги, щиты стукались о щиты.
Все молчали. Ждали.
От упырей их отделял сейчас лишь приваленный к стене подъёмный мост. Перед глазами — тёмные, грязные, побитые-помятые подковами и колёсами доски настила. А за спиной…
— Опустить внутреннюю решётку! — вновь прозвучал крик-приказ Бернгарда.
Тевтоны опускали её аккуратно, стараясь не придавить кого ненароком, но довольно быстро.
Лязгнуло.
Тяжёлая железная решётка в серебряной отделке встала на место. Где была. Как была. Опустилась. Загнала широкие острия в глубокие пазы. Скрежетнула металлом о камень. Непреодолимой преградой отделила кучку людей от замка.
Что ж, а теперь… Пора бы…
— Опустить мост! — да, магистр отдавал новый приказ. — Ниже! Ещё! Ещё! Стоп! Хватит!
Стоп. Хватит… Образовавшаяся щель едва-едва позволяла протиснуться наружу одному пешему ратнику при полном доспехе. Зато закрыть такую щель можно легко и быстро. Разок крутануть ворот, подтянуть цепи, прижать мост к каменной кладке стен.
Первым наружу выбрался Всеволод. С двумя мечами наголо. За ним с обоих сторон приоткрытой арки полезли-посыпались дружинники. По двое, парами. Выходили, осматривались, готовые с ходу вступить в бой.
С ходу — не потребовалось. Под воротами, сейчас никого не было. По крайней мере, до ближайшего изгиба стены. Никого, кроме бледнокожих зловонных трупов, что валялись один на другом. Ага, нечисть и отсюда тоже ушла к западной стене. И не нужно долго гадать — почему.
Ров здесь подходил к крепости довольно близко. А насыпи перед воротами — почти нет. А буквально в нескольких шагах гудит и пляшет пламя. И жуть, как жарко. Внешняя обивка моста — и та, вон, потела. Серебром… На шипах, гвоздях и железных листах выступала блестящая белая капель. Кое-где дымилось посечённое-покрошенное когтями дерево. Если крепость выстоит, утром мост придётся изрядно подновить и посеребрить заново. Но то — утром. А пока…
— У-у-ур-р-р-ра-а-а-у-у-ур-р-р!
По ту сторону рва, за волнистым маревом горячего воздуха у самого тына в бессильной злобе ярилось, выло, рычало и ревело вражеская рать, остановленная огнём… Увидев и учуяв людей, выходящих из крепости, нечисть, казалось, вовсе потеряла разум. Кровопийцы бросались ко рву, тянули через пламя когтистые лапы и тут же, визжа и скуля, отшатывались, отдёргивались, отползали, обожжённые.
Ничего, пусть себе беснуются. Через такое пламя этим тварям до ворот не дотянуться и не допрыгнуть. Опасаться сейчас следовало других упырей — тех, кто уже успел перемахнуть через ров.
Оставив полдюжины ратников — стеречь приоткрытые ворота — Всеволод повёл прочих дружинников к западной стене.
Идти старались строем: мечники — впереди, копейщики сзади. По возможности, конечно, строем: огибать замок снаружи было сейчас ох, как непросто.
Русичи карабкались между валом и стеной по грудам трупов, добивая мимоходом недобитых — норовящих схватить, укусить. Скользили в чёрной упыринной крови, цепляясь доспехами и плащами за торчащие отовсюду когти, стрелы, обломки копий. Обходили догорающие лужицы жидкого огня, и дотлевающие смрадные тела, лезли через лесины, щетинившиеся шипами и сучьями. Да ещё этот жар от рва! Да ещё эти дикие вопли из-за рва!