Скрип, скрежет… Из гнёзд-ниш между каменных плит выползли стальные шипы с наконечниками из белого металла.
Какой-то кнехт поднёс Всеволоду кожаную флягу с булькающим содержимым. А-а-а, старый знакомец… Рваная щека под шлемом. Забыв о былой неприязни, Всеволод кивком поблагодарил распространителя недозволенных слухов.
Плевать на слухи, плевать на неприязнь. Вода! Вот то, что сейчас нужно! Всеволод пил долго, жадно, взахлёб. Утолил жажду. Плеснул в разгорячённое лицо. Передал флягу дальше. Сам поднялся на стены.
Посмотреть. Оценить. Как там? Что там?
Быстро взбежал по каменным ступеням, окинул сверху цепким взглядом замковый двор, освещённый факельными огнями.
У западной стены… под самой стеной ещё царила суета. Там кричали и выли тёмные твари, а люди добивали последних прорвавшихся упырей. Нечисть прижали щитами к каменной кладке, насаживали на посеребрённые копья с осиновыми древками…
Там помощи уже не требовалась.
Потери? Да, потери есть и немалые.
В широких и узких проходах, среди великого множества изрубленных и исколотых упыриных тел вповалку лежали тевтонские кнехты в чёрных одеждах. Кое-где белели рыцарские плащи.
А вон там… Точно… Павшие русские дружинники. Один. Два… Всеволод насчитал трёх. Это — плюс к тем, кто остался за стеной после отчаянной вылазки. Но, возможно, под грудами мёртвой нечисти погребён кто-нибудь ещё.
И всё же сегодняшние жертвы не напрасны: на западной стене, откуда недавно валила нечисть, вновь стоят рыцари ордена Святой Марии, а орденские кнехты сбрасывают за заборало изничтоженных тварей.
Дощатый настил, каменные зубцы и каменная кладка — всё почернело от упыриной крови. Впрочем, в этой черноте хватало и красных разводов. Не успела-таки нечисть вылакать всю пролитую людскую кровушку.
Всеволод выглянул наружу.
Между стеной и валом упырей почти не осталось — постарались орденские стрелки и лучники Сагаадая. Немногих уцелевших тварей, всё ещё настырно карабкавшихся наверх, защитники крепости срубали уже без особого труда.
Вот и ещё одна промежуточная победа, давшаяся, увы, немалой ценой. Но — победа. И передышка под прикрытием огня.
Ров ещё был подобен гигантскому кузнечному горну. И пока горело пламя, пока ярко рдели уголья, пока жар преграждал дорогу нечисти, можно было безнаказанно расстреливать тварей, что толпились на той стороне, у тына.
О, тварей расстреливали! Без жалости и без спешки. Огненный ров давал достаточно света и редкая стрела ложилась сейчас мимо цели. Всеволод с удовлетворением отметил, что упыриное воинство, в начале штурма казавшееся неисчислимым, на самом деле вовсе не являлось таковым. Большая его часть уже лежит под стенами тевтонской Сторожи. Оставшиеся же… Ну, вряд ли оставшимся снова удастся взобраться на стену. В эту ночь — вряд ли.
Однако нечисть не понимала и не способна было понять очевидное. Понукаемая неутолимой, всепоглощающей Жаждой, она не уходила, не отступала и даже не пряталась от стрел. Нечисть рвалась в бой. К живой тёплой крови рвалась. Надеялась нечисть, что хоть кому-то повезёт, что хоть кто-то дотянется клыками до пульсирующей жилки.
Пламя, наконец, погасло. Увы, никакой огонь в этом мире не способен гореть вечно. И ещё трижды упыри порывались снова идти в атаку. Трижды лезли в ров и трижды, вопя и подвывая, отступали с горячих углей, оставляя на багровеющих россыпях десятки обожжённых. Кто проваливался в искрящуюся огненную топь, кто не успевал сразу отползти и выбраться обратно — тот вспыхивал и издыхал в диких корчах, криках и дымном смраде.
Даже потухший ров сейчас являл собой непреодолимое препятствие.
Всеволод с надеждой посмотрел на небо. Ничего. Ни намёка на отблески близящихся зарниц. Далеко, ох далеко ещё до спасительного рассвета. Но ведь и уголья во рву остынут не скоро.
Над рвом свистели стрелы. Уже реже, правда, чем прежде. Колчаны опустели, запасы истощились. Лучники и арбалетчики старались бить наверняка, по принципу: одна стрела — одна тварь. Или две — если повезёт. Или три… Благо, расстояние — небольшое, а света пока хватало.
Упыри толпами метались по краю рва, неразумно подставляясь под выстрелы.
Бернгард невозмутимо наблюдал за работой стрелков.
— Как думаешь, до рассвета ров нечисть удержит? — поинтересовался Всеволод у тевтонского магистра.
— Может быть, удержит, — спокойно ответил тот. — А может, и нет. Но это уже не суть важно. Замок нахтцерерам уже не взять.
— Да, пожалуй, — согласился Всеволод, — вот только потери…
— Потери большие, — кивнул Бернгард.
— Если бы ров запалить раньше…
Тевтон повернулся к нему, в глазах магистра блеснули отблески пламени.
— Его подожгли в самое нужное время, уж поверь мне, русич. Не позже и не раньше.
В самое нужное? Поверить было трудно. Но и не верить — нельзя.
— Потери… — снова вздохнул Всеволод.
— Сегодня мы могли потерять больше. Мы могли потерять всё.
Помолчали.
— А ты молодец, Всеволод, — привычная суровость и сухость исчезли из тона Бернгарда. Голос магистра немного помягчал. — Твоя вылазка здорово нам помогла.
Слабое утешение. Потери…
Последний приступ — уже перед самым восходом они отбили легко. И без новых потерь. Перебравшиеся через остывающий ров упыри всё же изрядно пожглись и потому на стены лезли не так рьяно и ловко. Да и не долго совсем лезли.
Неведомым образом твари тёмного мира почуяли приближение рассвета ещё прежде, чем посинело небо на востоке. Страх перед солнцем оказался сильнее Жажды. И нечисть, остервенело подвывая отступила.
Недобитые остатки упыриного воинства разом отхлынули от крепости. Кровопийцы ушли все до единого. Все, кто мог ходить. Уходили они быстро и далеко. Рассеялись где-то в лесах, в горах, в обезлюдивших предместьях, ища подходящее дневное укрытие и спасение от солнца.
защитники Закатной Сторожи встречали невзошедшее ещё светило благодарственными молитвами, криками и слезами радости.
Серебряные Врата выстояли.
Ещё одна страшная ночь прожита.
И ещё один тяжёлый день ждал впереди.
Глава 24
Всеволод угрюмо наблюдал со стены, как по замковому двору бродят тевтоны. Русичи-то и татары уже закончили — отыскали и аккуратно сложили своих убитых у ворот. И своих, и угров тоже… Уграм не повезло: Золтан Эшти потерял в сече почти всю свою небольшую дружину. Сам только уцелел, да юный Раду чудом выжил. Остальные — мертвы.
А кто виноват?
И-эх! Не устояли горячие шекелисы, там, где поставил их Всеволод, и где должно было стоять. Уже под конец схватки в замковом дворе, когда тевтоны отбили западную стену и дорубали тёмных тварей, прорвавшихся в крепость, ратники Золтана на радостях смешали строй и тоже полезли по путанным проходам в самое пекло. А бою с нечистью не шибко-то и обучены. Вот и полегли… Вот и сидит Золтан теперь, да смотрит волком… Не скоро ещё придёт в себя начальник перевальной заставы. Раду тоже, вон, постукивает тихонько по струнам цимбалы и прячет слёзы, которых воину стыдится не нужно.
Впрочем, у Всеволода тоже на душе скребли кошки. Девять дружинников не уберёг, девять человек потерял за ночь. Много… И Сагаадай, вон, — мрачнее тучи. Да, всем им дорого обошлась эта победа. Но, всё же самую большую цену сегодня заплатили тевтоны. Если судить по количеству павших… Потому и возятся немцы дольше. От помощи-то отказались, а в таких делах навязываться не принято.
Сами… Всё — сами. Тевтоны сами растаскивали груды мёртвых упырей. Сами извлекали испитых братьев из-под изрубленных тварей. Сами искали раненых. Хотя раненых в этом бою практически не было. Где-то там, внизу, с прочими саксами, должно быть, сейчас и Бернгард. На стенах, по крайней мере, магистра не видать.
Всеволод наблюдал…
Странно всё же ведут себя кнехты и рыцари.
Первые солнечные лучи уже коснулись места ночного побоища, а орденские братья всё ещё ходят между трупами с оружием наголо. Настороженно заглядывают в тёмные уголки, в зияющие ниши окон и в распахнутые двери, в густой полумрак под лестницами и навесами. Каждый тёмный закуток проверяют самым тщательнейшим образом. Словно ищут. Словно опасаются.
Поневоле вспомнились слова кнехта с рваной щекой о замковом упыре. А так ли уж они нелепы и беспочвенны зловещие слухи, гуляющие по крепости?
— Нахтцереров высматривают. Если кто вдруг уцелел, — послышался рядом знакомый голос.
Всеволод оглянулся. Конрад! Рядом с бывшим послом стоял Бранко. Оба с ног до головы перемазаны чёрной кровью. Но оба целы и невредимы.
— Уцелел? — переспросил Всеволод. — Такое возможно?
— Едва ли… Светает. Солнце уже высоко, а там, — Конрад кивнул на замковый двор, — от света уже не спрячешься. К подземельям нахтцереры не пробились. Во внутреннюю цитадель тоже не попали, так что укрыться тварям негде.
— Тогда зачем вообще тратить время на поиски?
Конрад замялся.
— Ну-у… Осторожность никогда не бывает лишней. Особенно на прорванной границе миров.
— А мне вот сдаётся… — Всеволод вперился в рыцаря пытливым взглядом, — сдаётся мне, твоими братьями движет не одна лишь осторожность.
— Да? И что же ещё?
— Страх.
— Страх здесь частый гость, — неожиданно легко согласился Конрад. — Он нередко идёт рука об руку с осторожностью. Просто кто-то умеет совладать со своим страхом, а кому-то этого не дано.
— По-моему, не в этом дело, — Всеволод не отводил от него глаз. — Не только в этом. По-моему, ваши воины сейчас не просто обшаривают поле боя. Они словно стараются обезопасить себя от того, что уже случилось однажды. И не желают, чтобы это повторилось вновь.
— Ты о чём, русич? — Конрад нахмурился.
Волох по-прежнему хранил молчание. Бранко лишь внимательно и, кажется, встревоженно смотрел на Всеволода. Что ж, пожалуй, пришло время для разговора начистоту. Для разговора о том, о ком здесь не принято говорить.
— О некоем упыре, который, как рассказывают, ещё в начале Набега прорвался в замок и теперь прячется по эту сторону стен.