Затем добавил, нахмурясь:
— Больше нет нужды скрывать, что в крепости объявилась женщина. Все братья уже об этом говорят.
Всеволод покачал головой:
— В твоём госпите Эржебетт будет беззащитна, Бернгард.
— Я выставлю охрану…
— Нет, — твёрдо сказал Всеволод. Такой охране он не доверял ни на грош. — Эржебетт останется здесь. И её будут охранять мои дружинники.
— Как тебе будет угодно, русич…
— Вот так и будет… Угодно, — буркнул Всеволод. И уточнил: — Кстати, я уже отдал приказ страже: рубить любого, кто без моего ведома и разрешения попытается войти в эту дверь. Любого, понимаешь? Невзирая на рыцарские плащи и кресты.
На невозмутимом лице Бернгарда не дрогнул ни один мускул. Только губы чуть искривились. Чуть-чуть…
— На мой взгляд, совершенно неуместные меры предосторожности, — сухо проговорил магистр. — Да и вообще, сдаётся мне, своей девчонке ты стал уделять больше внимание, чем нашему общему делу. Я ведь не случайно с самого начала предлагал вам расстаться. Пока ты с ней, ты не сможешь целиком отдаться тому, ради чего сюда призван…
— Это не так, Бернгард!
Всеволод энергично мотнул головой. За свои слова он готов был отвечать, спорить и драться. Но что-то где-то как-то… неприятно, в общем, что-то кольнуло. Дёрнулось будто что-то внутри…
Или всё же так? Или тевтонский старец-воевода, узревший со стороны то, чего не видно ему самому, прав? О чём он, Всеволод, думает в последнее время: об Эржебетт, или о Набеге? О чём — больше?
Бернгард словно прочёл невысказанные мысли и распознал сомнения в складках, пролёгших на лбу Всеволода.
— А ведь речь идёт ни много, ни мало — о спасении всего людского обиталища, — голос магистра стал тише, вкрадчивее.
— Об отсрочке, если уж на то пошло, — зло огрызнулся Всеволод.
— В нашем случае любая отсрочка — и есть спасение. Спасение на день, на неделю, на месяц. И мы либо можем подарить его миру, либо нет. Если мы заодно — тогда и мы сами, и наше обиталище проживём немного дольше, чем если мы порознь.
Если… если… заодно… порознь… Слова. Это всего лишь слова. Всеволод исподлобья глянул на Бернгарда:
— Пока Эржебетт не мешает мне срубать нечисть со стен твоей Сторожи.
— Пока, — поймал его на слове тевтон. — А что будет потом, когда, поддавшись растущим в тебе страхам и подозрениям, ты станешь в бою опекать девчонку вместо того, чтобы оборонять свой участок стены? И когда прикажешь делать то же своей дружине?
— Этого не будет!
Ну, разумеется! Конечно, не будет! Только отчего вдруг так предательски дрогнул голос. Не от того ли, что не далее, чем сегодняшней ночью, он вышел из сечи. Пусть ненадолго совсем, но всё же — вышел. Велел Фёдору прикрывать. Сам бросил дружину, и занялся девчонкой. Хотя рана Эржебетт вовсе не была тяжёлой. Не смертельной она была. Любой его боец с такой раной смог бы сам отползти в сторонку и кликнуть на помощь тевтонского лекаря-алхимика или брата-госпитальера[9]. А при необходимости — и стрелу вынуть, и себя перевязать — тоже бы сумел.
— Не будет? Ты уверен, русич? — пронзительный взгляд Бернгарда тоже был подобен двум стрелам. Стрелы эти проникали глубоко, и где-то там, в сокровенных глубинах, находили цель. И разили без промаха, без жалости, вгоняя по живому трудноизвлекаемые зазубренные острия.
— Да! — раздражённо выплюнул Всеволод. — Уверен.
Поразился: почему нежданно-негаданно дело обернулось вдруг таким образом, что это он держит ответ перед Бернгардом. Почему не наоборот? После всего случившегося-то!
— Что ж, хорошо, если так.
Удовлетворённый кивок магистра. И сразу — без перехода…
— Сегодня большая вылазка, — скучным голосом, как о чём-то обыденном и маловажном, сообщил тевтон. — Давно пора прочесать дальние окрестности. Поедут все братья, способные сидеть в седле и держать оружие. Замок остаётся под присмотром брата Томаса и небольшого — десятка три-четыре бойцов — гарнизона. Сагаадай и его воины присоединятся к нам: татары уже дали согласие. Думаю, пойдут и оба шекелиса. А ты?
— Я?
— Примешь ли ты участие в вылазке? Поведёшь свою дружину? Или предпочтёшь остаться здесь, С Эржебетт?
Глава 32
Насмешка? Всеволод пристально посмотрел на собеседника. Нет, насмешки не было. Бернгард просто спрашивал. Спокойно и отстранённо интересовался, без всякого намёка на эмоции. Но всё же подспудно в заданном вопросе таилось что-то ещё.
Некое испытание? Проверка?
И ведь как неожиданно! И до чего не вовремя!
Рука сама потянулась к затылку. Поскрести, почесать. Время потянуть. Отсрочить ответ.
Всеволод не то, чтобы колебался. Просто лихорадочно соображал, прикидывал, размышлял. Как быть… С Эржебетт — как? Да, следовало признать: девчонка-найдёныш, действительно, доставляет немало хлопот. Отвлекает, связывает руки. Но раз уж всё так вышло, оставлять Эржебетт в замке одну не годилось. А с собой раненную девчонку не возьмёшь. Далеко ли с ней уедешь, с раненной-то. Вылазка же… Всеволод уже решил, во что бы то ни стало, добраться до Мёртвого озера. И отказываться от своего решения не собирался.
Вот только Эржебетт…
Магистр смотрел на него, не моргая. Магистр ждал ответа.
Надо ехать. Надо… Как ни крути, но в одном Бернгард прав. Всеволод прибыл сюда сам и привёл свою дружину не для того, чтобы оберегать Эржебетт…
Стоп! Дружину! Такое очевидное решение, а пришло так нескоро! Собственно, почему он должен оставлять Эржебетт одну? Парочка… нет, лучше с полдесятка — так надёжней — верных дружинников, поставленных у порога комнаты вполне достаточно, чтобы до его возвращения уберечь угорскую юницу от любой опасности хоть мнимой, хоть явной. Пятеро толковых бойцов легко отобьются и от рыцаря с серебряной водицей в перчатке и от арбалетчика с надколотыми и зазубренными стрелами. И от пресловутого замкового упыря они отобьются тоже.
Да чего там! При необходимости полдесятка воинов русской Сторожи оборонят узкий коридор донжона и от большего количества противников. Впрочем, вряд ли неведомый противник, кем бы он ни был, станет открыто устраивать в замке рубку с гостями и союзниками Бернгарда. Подобная дерзость чревата бо-о-ольшими неприятностями.
Ага, чревата. Но всё же на всякий случай к тем пятерым у двери Эржебетт стоит, пожалуй, добавить ещё пару-тройку десятков. Разбросать дружинников по крепости, приказать всем быть начеку, поглядывать за одноруким Томасом и находящимися под его началом тевтонами. Нет, ничего страшного случиться не должно.
— Я участвую в вылазке, — сказал Всеволод — твёрдо и почти так же спокойно, как говорил до того Бернгард. — Возьму своих ратников. Только не всех. Часть дружины останется здесь в помощь брату Томасу. А то… ну, мало ли что…
Всеволод перевёл взгляд на сломанный арбалетный болт. Бернгард понимающе хмыкнул.
— В таком случае, я, пожалуй, сокращу численность своего гарнизона. Пусть в крепости остаётся… Ну, скажем… двадцать моих воинов и двадцать твоих. Думаю, этого будет достаточно для присмотра за стенами и для самых неотложных дневных работ. В эту ночь замок почти не пострадал. И потерь нет…
Бернгард осёкся, покосился на Эржебетт.
— Убитых нет, я имею в виду. Хоронить никого не нужно. Надо только вывезти дохлых нахтцереров, расчистить и заполнить заново ров, собрать стрелы, поправить дальние рогатки… Брат Томас знает.
Всеволод удовлетворённо кивнул. Выходило даже лучше, чем он рассчитывал. И всё же внести некоторые уточнения не помешает:
— Хорошо. Пусть будет двадцать и двадцать. И ещё пятеро моих дружинников здесь — в коридоре. Для охраны Эржебетт.
Бернгард задумался на секунду. Неодобрительно покачал головой, но согласился.
— Ладно. Раз уж ты так настаиваешь.
Поразмыслив немного, Всеволод добавил:
— И ещё один…
Магистр недовольно двинул бровью.
— На наблюдательной площадке донжона, — пояснил Всеволод. — Я выберу самого зоркого бойца. Пусть он смотрит за окрестностями.
Недолгое колебание… Бернгард принял и это условие. Даже попытался сострить:
— Надеюсь, пользуясь численным перевесом, твои люди не попытаются захватить мой замок?
— Серебряные ворота — не та крепость, которой хочется владеть сейчас, во время Набега, — холодно ответил Всеволод.
— Это точно, — невесело усмехнулся Бернгард. — Ну, готовься к вылазке, русич. Через час выступаем.
Всё? Разговор закончен?
Похоже на то. Но почему тогда тевтон шагнул не к выходу, не к двери? Почему — в сторону.
К Эржебетт. Почему протягивает к раненной руку…
Всеволода аж подбросило:
— Бернгард!
Нет. В руке магистра оружия не видно. Магистр лишь тронул пальцами лоб под мокрыми рыжими волосами. Почти заботливо тронул. Почти как любящий отец — занемогшую дочь.
Но…
Миг.
Судорога исказила спокойное лицо Эржебетт. Прикрытые глаза зажмурились. Дёрнулось, будто от укола копьём, тело под медвежьей шкурой. Послышался тихий сдавленный стон…
В следующий момент Всеволод был рядом, готовый оттолкнуть тевтона. Не понадобилось. Тот сам уже отводил руку. Бернгард с мрачным видом повернулся к нему. Сказал задумчиво:
— Беспокойно спит.
— Не… — хрипло выдохнул Всеволод. Сглотнул…
«Не прикасайся к ней больше! Не смей! Никогда!»
— … не тревожь её, Бернгард! Пусть отдыхает.
«Без тебя она будет спать спокойнее! Так что — проваливай! И поскорее!»
Магистр вышел из комнаты, не сказав больше ни слова. А страже, стоящей у двери, не велено было рубить уходящих. О чём Всеволод в какой-то момент даже пожалел.
Он проследовал за Бернгардом. Вышел в коридор, недобро зыркнул в спину удаляющемуся хозяину замка. Подождал немного. Убедился, что тевтон удалился и возвращаться не собирается. Приказал молчаливым дружинникам:
— Смотреть в оба.
Вернулся.
Эржебетт не спала. Она молча смотрела на него из-под надвинутой до самых глаз шкуры. А может — и не на него, может сквозь него. И не понять — то ли видела, то ли нет.