Всеволод явственно видел себя.
Как в неверном зеркале.
Как…
Как в испуганных глазах Эржебетт. В такого же мёртво-озёрного цвета тёмно-зеленных зрачках. Но только глаз Эржебетт, когда она была вне себя от страха, никто кроме Всеволода не видел. И потому то, что он смутно узрел тогда в её бездонных очах, можно было… удобно было списать на морок, на обман собственных глаз, на игру теней. Если захотеть, то можно было списать.
Он хотел. Он списывал.
Но вот проклятое озеро… Хорошо освещённое, залитое солнечным светом. Тут уж не ошибиться. И с ним, с озером этим — как?
Здесь неправильное, перевёрнутое отражение вовсе не было мимолётным. Здесь оно — надолго. И видно его прекрасно. Разглядывай, сколько угодно. Во всех деталях.
Глава 35
На берегу рядом с Всеволодом стоял верный десятник. И там, в воде тоже стоял. Такой же. Так же стоял. Вверх ногами. К центру озера ногами. Вниз головой. Островерхим шлемом — к берегу.
— Что ты видишь, Фёдор? — хрипло спросил Всеволод.
— Себя. Перевёрнутого.
Так… Если одно и то же наваждение грезиться двоим…
К ним подошёл Конрад. На дрожащей подводной ряби появилось ещё одно перевёрнутое отражение.
— Я тоже. Вижу. Это, — не сразу, с долгими паузами, проговорил тевтонский рыцарь.
… грезится троим…
— И я, — на берег у самой кромки воды, ступил Сагаадай.
И в озере — тоже татарский юзбаши. Вверх ногами.
… четверым…
— И я, — шекелис Золтан.
Всё то же. Так же. Как не должно быть.
— И я…
— И я…
— И я тоже…
Подходили люди. И каждый видел то, что видел Всеволод.
Так наваждение ли это?
А если нет — был ли тогда наваждением перевёрнутый облик Всеволода в переполненных ужасом глазах Эржебетт? А если не был… (А ведь не был же! НЕ БЫЛ!) Каким образом, в таком случае, связаны с Мёртвым озером глаза угорской девчонки-найдёныша, неведомо как спасшейся от волкодлаков и упырей?
— Я уже видел такое, — задумчиво сказал Конрад.
— Где? — насторожился Всеволод.
— В глазах…
У Всеволода перехватило дыхание.
— В чьих?! — вскинулся он. Голос сорвался. — В чьих глазах ты это видел, Конрад?!
«В глазах Эржебетт, конечно… Но — как?! Но — когда?!»
Конрад удивлённо посмотрел на него. Ответил:
— В глазах степной ведьмы — половецкой шаманки-вервольфа, когда насадил её на копьё.
Всеволод попытался вспомнить. Нет, своё отражение в зрачках раненной старухи-волкодлака он рассматривать не удосужился. Не обратил внимания на такую «мелочь». Не заметил. Как-то не до того было. Ещё бы! Он тогда впервые говорил с оборотнем, перекинувшемся в человека и был слишком взволнован. А вот хладнокровный и наблюдательный Конрад — тот, оказывается, примечал всё.
— Кто-нибудь знает, в чём причина? — глухо спросил Всеволод, вглядываясь в перевёрнутое отражение. — Кто-нибудь сможет объяснить, что ЭТО значит?
Не дождавшись ответа, да и не надеясь особенно на ответ, он всё же ещё раз повторил вопрос:
— Что это?! Почему это?!
— Потому что оно боится, — донёсся из-за спины спокойный и невозмутимый голос Бранко.
Всеволод обернулся.
— Что? — не сразу понял он — Кто боится?
Волох сидел неподалёку на гладком валуне и ронял слова как камни — скупо, весомо, уверено:
— Озеро боится, русич.
Бранко не подходил к берегу и не заглядывать в воду. Похоже, он всё знал и так. Волох поднял увесистый булыжник с округлыми краями. Такой удобно вкладывать в пращу. Впрочем, и без пращи тоже — удобно.
Бранко размахнулся. Бросил. Не очень сильно и не очень далеко.
Всплеск. Па поверхности прозрачной воды разбежались и быстро улеглись круги, а под ней… Чёрно-зелёная муть обволокла, окутала и заглотила булыжник — быстро, легко, как трясина. Без следа и без особого волнения.
— Мёртвое озеро не страшится камней, но боится серебра, — сказал волох.
Всеволод ещё раз внимательно посмотрел на озёрную гладь.
Да, там, где упал камень Бранко, всё уже спокойно. А вот в том месте, куда Всеволод окунул серебрённый клинок, подводная муть дрожит до сих пор.
Боится… Озеро боится серебра. О том же сказал ему и Бернгард при расставании. Значит, страх озера выражается вот так — в перевёрнутом отражении? Но…
— Почему? — спросил Всеволод. — Почему оно боится?
Как вообще озеро может чего-то бояться? Пусть даже Мёртвое озеро. Особенно — Мёртвое. И…
— Почему оно боится ТАК?
Бранко пожал плечами.
— Для тёмных тварей Шоломонарии, переступивших границу обиталищ, серебро губительно. А эта мерзость под водой — она ведь тоже оттуда, с той стороны. Может быть, поэтому…
— Белый металл причиняет боль мёртвым водам? — спросил Всеволод. — Как упырям? Как волкодлакам в зверином обличье?
— Этого никто не знает наверняка, русич. Никто не скажет тебе, чем или кем на самом деле является сейчас это озеро. Но, как видишь, даже от солнца тёмные воды укрываются слоем обычной воды, которая, отражая и преломляя свет, ослабляет его воздействие.
— Укрываются, подобно упырям?
— Подобно, — согласился Бранко. — Не так, как они, конечно, по-своему, но всё же укрываются. А там, где не любят солнца, не будут рады и лунному металлу. Я не знаю, испытывают ли мёртвые воды боль в нашем понимании, но твоего клинка они боятся. И это — настоящий, всепоглощающий страх, который переворачивает нутро и душу. Который вскрывает истинную суть людей и нелюдей. И суть вещей, способных бояться.
Бранко бросил в воду ещё один камень. Всплеск, круги по поверхности. А ниже — всё та же непотревоженная муть. Безразличное болото, топь чужого мира, поглотившая кусок этого. Безобидный, серый, округлый, увесистый несеребрёный кусок…
— Что ты имеешь в виду, Бранко? — спросил Всеволод. — О какой сути вещей говоришь?
— Из тёмного обиталища, — Бранко кивнул на озеро, — в наш мир приходит страх. Но когда этот страх начинает страшится сам…
— Тогда что?!
Загадки и иносказания сейчас раздражали Всеволода. Впрочем, какие уж тут загадки?! Бернгард ведь тоже говорил о страхе, раскрывающем сокрытую сущность тёмной твари. Суть лидерки. Без всяких загадок — прямым текстом говорил ему об этом тевтонский магистр.
Волох пристально посмотрел на Всеволода.
— Каждый, кто выходит из этих вод, несёт в себе частичку Мёртвого озера, — объяснил он.
— В себе? — переспросил Всеволод.
— В своей тёмной душе и в глазах. И от этой метки уже не избавится.
Всеволод молча ждал продолжения.
— Поэтому любую нечисть, даже нечисть в человеческом обличье, можно узнать по глазам, если сильно её напугать. Страх перевернёт отражение человека в зрачках твари из тёмного обиталища, как мёртвые воды переворачивают сейчас твоё отражение.
Всеволод смотрел на волоха. Знает об Эржебетт? Догадывается? Видел её страх? Нет, не может быть! Когда Эржебетт боялась… когда она боялась по-настоящему, волоха рядом не было.
— Это единственный способ узнать тёмную тварь? — спросил Всеволод.
Волох пожал плечами:
— Ну почему же? Если в глаза испуганной нечисти или в испуганное озеро посмотрится другое исчадие тёмного обиталища его отражение не перевернётся. Так тоже можно отличить нечеловека от человека.
— Ох, сдаётся мне, ты слишком много знаешь, Бранко, — тихо сказал Всеволод.
— Ошибаешься, — с невесёлой улыбкой качнул головой волох. — Мало. Слишком мало.
В озеро полетел третий камень. Этот был брошен сильнее. И этот упал в воду дальше.
— Не забывай, русич, я — потомок стражей, стоявших здесь в дозоре ещё до прихода саксов. Так что мне известно чуть больше, чем остальным.
Молчание.
Тягостное. Гнетущее. Долгое.
Беззвучное препирательство взглядами… Бранко не отвёл глаз. Да, похоже, он, в самом деле, знает больше других. Но вот насколько больше? Что именно он знает из того, о чём пока не догадывается Всеволод?
— Воевода, — негромко позвал Фёдор. Десятник рыскал взглядом по окрестным скалам. — Пещеры-то смотреть будем?
— Что? — поднял голову Всеволод.
Сейчас он думал совсем о другом — о таком очевидном и неприятном.
— Ну… — растерялся Фёдор. — Нечисть, говорю, искать будем? В пещерах-то, небось, упыри прячутся. Проверить бы надо…
— Нет, — тряхнул головой Всеволод. — Есть дела поважнее.
Много важнее, чем забившиеся по норам упыри.
Эржебетт — вот теперь самое главное, самое важное их дело. Блажная немая девчонка, в зрачках которой он видел своё перевёрнутое отражение и не придал этому значения. Неведомое существо, прошедшее через мёртвые воды, принявшее безобидный облик и хитростью, с его, Всеволода, помощью, пробравшееся в Закатную Сторожу. Для чего-то, зачем-то пробравшееся…
— Возвращаемся в замок, — приказал Всеволод.
— А с пещерами-то как быть? — удивлённо захлопал глазами Фёдор. — Разобраться бы с нечистью, а?
— Возвращаемся, я сказал!
С нечистью, в наипервейшую очередь, надо разобраться там, в крепости. Сколь бы ни была дорога ему эта милая не…
Эржебетт! Коварная тёмная тв-в-варь!
… чисть.
Надо. Разобраться.
Всеволод бросил в ножны обнажённый меч, который всё ещё держал в руке. Хватит! Посмотрели, полюбовались на озерцо — и довольно. Поняли кое-что — и достаточно. Пока этого было достаточно. Более чем.
— По коням! — скомандовали десятники русской дружины.
Сагаадай тоже кивнул своим:
— Уезжаем.
Нехотя влезали в сёдла Золтан и Раду. Поставил ногу в стремя Бранко.
Подводная рябь разгладилась. Мёртвое озеро успокоилось.
Глава 36
Вернулись они всё же поздно. Клонящееся к горизонту солнце уже начало подкрашивать свинцовые тучи кровавыми закатными мазками. Тучи стеной надвигались из-за дальних горных хребтов и, казалось, по небу движется зловещая тёмно-красная волна. Чёрный тевтонский замок в лучах заходящего светила тоже был словно омыт густой вязкой кровью. Не упыриной — человеческой.