Последний коридор. Алхимическая лаборатория.
Могла ли Эржебетт спрятаться там? Вряд ли. И всё же…
— Открывай, Томас! — приказал Всеволод.
Однорукий тевтон что-то недовольно пробурчал о тупом упрямстве русичей. Но открыл.
— С огнём тут осторожней только, — напомнил кастелян.
Всеволод вошёл в лабораторию один. Без огня. Прикрыл дверь, чтобы снаружи не мешали факельные отблески. Сморгнул, приспосабливаясь к темноте и переходя на ночное зрение.
Осмотрелся… Всё здесь было как прежде. Как в тот, в первый и единственный раз, когда он сюда заглядывал. Низкий широкий и длинный стол, оббитый листовой медью. Пара лавок. Зияющее в потолке отверстие дымохода. Тигль, светильник, свечи в подсвечниках с защитными колпачками. Только жаркие угли и слабые огоньки сейчас не мерцают. Пламя было погашено, и в лаборатории царил мрак, к которому не привычно нетренированное человеческое зрение. Только специально подготовленный глаз способен был хоть что-то различить в такой тьме. Или глаз тёмной твари, которой не нужна никакая подготовка.
Повсюду стояли какие-то горшки, склянки, реторты, ступки. На полках, на полу, на столе… У самой двери лаборатории — большая плетёная корзина с полудюжиной железных шаров уже снабжённых фитилями, но ещё не покрытых серебром, и видимо, по этой причине, не отнесённых на стены. В углу — ручной сифон с мехами и трубками, предназначенный для бальзамирования павших орденских братьев. Трупов, правда, нет. Пока нет…
И орденских алхимиков тоже.
А главное: нет Эржебетт.
Здесь её тоже нет!
Он проверил все углы, заглянул в дымоход.
Нет. Нет. Нет…
Про-кля-тье!
Выходя из лаборатории, Всеволод в сердцах хлопнул дверью. Не удовлетворившись, развернулся и с силой пнул ногой по несчастным доскам.
Всё! Впереди — тупик, заканчивающийся запертой дверью склепа. Единственной дверью, ключа от которой нет на связке кастеляна: ключ от замкового склепа хранится у Бернгарда.
— Пора уходить! — в который раз уже сказал Томас. — Здесь не слышно сигнального рога.
Пора. Не слышно…
— Пошли, воевода, — мягко сказал Фёдор. — Мы её сейчас всё равно не найдём.
Не найдём… У-у-у! Безумно, страшно хотелось выть. Всеволод не стал себя сдерживать. А зачем?
— Эржебетт! — потрясая кулаками, взревел он. — Эр-же-бетт!
Нет, сейчас кричал не он даже — кричало что-то в нём… Злость, ненависть, давящее чувство вины за испитых дружинников, неутолённая ярость и жажда отмщения, оскорблённая подлым предательством любовь, и просто задетое самолюбие обманутого человека. Поверившего другому… Нечеловеку.
Много чего сейчас кричало, скопившись в тугую пульсирующую сердечную боль, и обретя, наконец, выход вместе с проклятым именем.
Всеволод кричал, не надеясь ни на что. И на ответ Эржебетт — меньше всего. Кричал просто потому, что не мог сейчас не кричать.
— Эр-же-бетт!!!
— Э…э…э!!! — разлеталось и раскатывалось по подземелью гулкое эхо.
Трепетало чуткое пламя факела в руке Фёдора.
— Эт… эт… эт!
И…
Почудилось?
Нет. Вот ещё! И снова!
— Тихо! — побледнев, приказал Всеволод. — Всем молчать!
А все и так молчали. Все тоже прислушивались.
Все слышали…
— Е…о…о!
«Всеволод»?! Или что-то иное?
… Слабый-слабый, приглушённый, едва угадывающийся, но всё же слышный…
Ответный крик?
— Е…о…о!
Точно! Никаких сомнений!
Невероятно, но она откликнулась! Немая девчонка! Неведомая тёмная тварь! Тварь отзывалась на его зов. Мало того — проклятая тварь тоже призывала его. Или просто глумилась над ним?
— Е… о… о!
А звук-то доносится из…
Всеволод выругался сквозь стиснутые зубы.
Из склепа он доносится, этот звук! Из-за последней запертой двери, от которой у них не было ключа.
Но как Эржебетт-то туда попала?
Не важно. Это сейчас не важно совершенно. Сейчас важно попасть туда самим.
— В склеп! — негромко, но твёрдо промолвил Всеволод. — Нам нужно в склеп.
— Но мы не сможем, — растеряно пробормотал Томас. — Да и нельзя ведь.
— Сможем, брат Томас! Можно! Нужно потому что. То… та, что там таится, угрожает живым, так что придётся побеспокоить мёртвых.
Всеволод осмотрел низенькую тяжёлую дверь склепа, расположенную в глубокой нише, куда вели четыре каменные ступени. Да уж, дверка! Такую впору ставить в крепостной стене. Массивные доски морённого дуба, укреплённые железными полосами. Две толстые и чуть-чуть, самую малость, тронутые ржавчиной скобы. Между скобами — железный засов, который на добрую половину уходит в каменную кладку, укреплённую мощным металлическим косяком. В засове и в угловатом косяке высверлены отверстия для замка.
Большой, тяжеленный замок намертво схватывает стальной изогнутой дужкой в два пальца толщиной и крайнюю скобу на двери, и засов, и косяк. Замок не висит даже, а лежит в специально выдолбленной в кладке нише.
Пока не разомкнёшь этого неподъёмного замочка — не сдвинешь засова. А снять замок без ключа… Как? Мечом не подковырнёшь, секирой не срубишь, булавой не собьёшь. Только с ключом к нему и подлезешь.
И такую дверь тоже нипочём не высадить.
Да, похоже, мёртвых орденских братьев в крепости оберегают пуще живых. Основательно так оберегают…
И ведь что странно… По всему выходит, что склеп запирали снаружи. Замок-то вот он, с этой стороны. Но голос, который услышали все, доносился изнутри. И как такое может быть? Как Эржебетт пробралась в склеп?
Может, скрытые вентиляционные ходы-воздуходуи? Но если они такого же размера, как дымоход в алхимической лаборатории, в них разве что ребёнок пролезть сможет. Впрочем, сама Эржебетт — почти ребёнок. Во всяком случае, та щуплая юница, какую он знал прежде. А сейчас? Какова она сейчас?
Им нужно зайти в склеп, чтобы узнать…
— Мастера Бернгарда надо найти, — посоветовал Томас. — У него ключ…
— Не надо, — покачал головой Всеволод. — Нет времени.
Да и желания уговаривать тевтонского магистра тоже нет.
— Обойдёмся без Бернгарда и без ключа.
Он шагнул мимо недоумевающего кастеляна, вернулся в алхимическую лабораторию. Вынес оттуда железный шар с громовым сарацинским зельем и с самым длинным фитилём. Один из тех шаров, что лежали в корзине у двери.
Во время ночных штурмов Всеволоду уже доводилось видеть, как сила заключённая в этих невзрачных сосудах разрывала в клочья десятки упырей. Может, и с запертой дверью эта сила тоже совладает? И не беда, что тевтонские алхимики не успели посеребрить шар. Для задуманного им серебра не нужно.
— Русич, — нахмурился Томас, — ты что, хочешь…
— Хочу, — оборвал его Всеволод.
Он впихнул шар в каменную нишу, за железный косяк. Аккурат между стеной и замком. Вложил поглубже, чтобы торчал только край фитиля.
Пообещал:
— Будем живы — после всё починю, брат Томас.
Приказал:
— Факел мне. А вы все ступайте. Туда вон хотя бы…
Всеволод кивнул на открытую дверь алхимической лаборатории.
Отошли. Возмущённого Томаса, правда, пришлось оттаскивать от двери склепа силой. Бранко тоже отпихнули назад без лишних церемоний.
Всеволод поднёс огонь к фитилю…
Занялось!
А вот теперь уже никто не упирался. Теперь даже Томас сам вбежал в лаборатории. Последним в укрытие забежал Всеволод. Отбросив по пути факел (туда, где греческий огонь и сарацинский порошок, с горящим факелом нельзя) он скользнул за дверь. Захлопнул её за собой.
Секунда кромешной тьмы и звенящей тишины. Секунда или две.
А после…
Громыхнуло.
Грохнуло.
Да как!
Вздрогнули пол, стены и потолок. Упали с полок и разбились с полдесятка алхимических горшков и склянок. Закрытая дверь тоже дёрнулась, будто снаружи кто-то ударил с разбега.
Глава 39
Всеволод вышел первым.
Смрад, дым, гарь. Факел — не погасший, но словно бы отпнутый кем-то далеко в сторону, лежит у посечённой осколками стены.
А дверь…
Искорёженный косяк. Разбитая кладка. Каменная крошка на ступенях входной ниши. Сорванный замок. Вылетевший из скоб засов. Одна скоба — крайняя, за которую цеплялась дужка замка — уже и не скоба вовсе. Торчит двумя рваными штырями. Вторая тоже сильно выгнулась, однако не лопнула. В двери зияет дыра с добрый кулачище. Да нет, с два кулака, пожалуй. Сама дверь — приоткрыта.
И что-то шуршит, не прекращаясь, над головой.
Как будто ползёт кто по сводчатому потолку…
Всеволод машинально вырвал из ножен и вскинул вверх мечи, поднял лицо.
Глаза едва не запорошило.
Нет. Никого. Просто с потолка, из образовавшихся в сводах трещины сыпались сухие струйки. Песок? Раствор? Земля? Мелкое каменное крошево?
Долго сыпалось. Много.
— Не обвалилось бы, — глухо пробормотал за спиной Золтан.
Обошлось. Не обвалилось.
Всеволод толкнул дверь склепа. Подумал мимоходом, что, в общем-то, не так уж сильно и пострадала эта крепкая дверца. Не вышибло бы засов — можно было бы ещё запирать. За одну скобу, да за погнутый железный косяк. Правда, замок теперь не подвесишь.
Кто-то поднял факел. Ага, Бранко. Волох встал рядом. Посветил.
К огню подтягиваются остальные.
— Ну что, посмотрим… — то ли себе, то ли своим спутникам сказал Всеволод.
Молча перекрестился однорукий Томас.
Всеволод вошёл в склеп. Снять бы шлем. Положено. Место такое. Да только обе руки заняты. В руках — обнажённые мечи. А где-то в темноте таится Эржебетт.
Стоп! А это ещё что? Очень-очень странно.
С той стороны двери тоже, оказывается, имелся засов. Он не слетел при взрыве, но и толку от него теперь мало: внутренний засов болтался в скобах смятой железной пластиной. Внутренний… Нелепица какая-то получается! Кому могло потребоваться запираться здесь с мертвецами? Бернгард, правда, ходит сюда прощаться с павшими и не любит, чтобы ему мешали. Но запираться… К чему?
Ладно, это потом. Сначала — Эржебетт.
Всеволод осматривал склеп. Эржебетт в пределах видимости не было. Пока — не было.