— Изначальных? — ахнул Всеволод от неожиданной догадки.
Кажется, он начинал понимать. Не всё — кое-что, но начинал. Колдунья… Дочь колдуньи, убитой Бернгардом… Ведьмина дочь…
— Она… та несчастная девчонка, которую ты сожрала… она — потомок Изначальных?
— Да, — подтвердила Эржебетт. — Крывшаяся в ней сила Первых, перевешивала прочие силы. Поэтому Пьющая-Любящая стала ею, и ею осталась.
— Ею… — ошарашено повторил Всеволод.
— Юной девой-зверем, полной великой силы и ведающей искусство брать силу других.
— Пить с чужой кровью? — передёрнулся он. — Жрать с чужой плотью?
— Так тоже можно, — Эржебетт усмехнулась и поправила сама себя. — Так я тоже могу. Как Пьющие могу, как оборотаи могу. Но для меня проще и безопаснее брать чужую силу с любовью. С полнокровной плотской любовью.
Потом она добавила. Как показалось Всеволоду, — не без гордости:
— На это способна только Пьющая-Любящая.
— Почему только она?.. — вскинулся Всеволод — Почему только ты? Почему другие упыри — не умеют? Почему другим нужна кровь, а не любовь?
Губы Эржебетт презрительно скривились:
— Потому что они — не я, а я — не они. Потому что Пьящая-Любящая — высшая Пьющая. Потому что в нашем мире Пьющая-Любящая всегда стоит над простыми Пьющими.
— Над простыми? — сосредоточено повторил Всеволод.
Ах, над простыми Пьющими… Какую-то ниточку он поймал. Но пойманный кончик извивался и дёргался, норовя вырываться. Всеволод содрогнулся от новой не сформировавшейся ещё до конца, но уже леденящей душу догадки.
— Простые — просто пьют, говорила Эржебетт. — Пьют кровь, не умея взять её силу, а потому никогда не насыщаясь. К тому же они не подвластны себе. Пьющие-Исполняющие — так их ещё у нас называют. Это слуги, созданные чужой волей.
Слуги?! Чужой волей?!
Слова Эржебетт доносились до Всеволода откуда-то издалека, они теперь звучали глухо, будто проходя сквозь ватные слои. Да он и не слушал уже эту лидерку, волкодлака, ведьмину дочь из колена Изначальных и… ещё… кого-то ещё… кого-то куда более жуткого…
Оглушительно бухало сердце. Кровь боевыми барабанами стучала в висках.
Простые Пьющие… Пьющие-Исполняющие… Слуги чужой воли… Над которыми стоит…
А кто стоит над ними? Над ненасытными кровопийцами? Над тёмным упыриным воинством — кто?
«Пьющая-Любящая всегда стоит над простыми Пьющими».
Известно кто!
И известно, кому все они подчиняются!
— Ты! — выкрикнул Всеволод, отшатываясь и невольно прикрываясь мечом от саркофага, в котором лежал получеловек, полуупырь, полуоборотень, полу… Невесть что, невесть кто в котором. Нет, весть что и кто!
И до чего страшна была эта весть!
— Ты…
После внезапного озарения и шокирующего открытия Всеволод не сразу смог обрести дар речи. Он сам онемел, будто безъязыкая до недавнего времени дева-тварь.
— Ты… ты… ты — Чёрный Князь, Эржебетт?
Юная отроковица с зелёными ведьмиными глазами и с тёмной душой, порождённой иным обиталищем, снова улыбалась ему. Под влажными чувственными губами белели ровные крепенькие маленькие красивенькие зубки, не имеющие ничего общего с клыками пришлых тварей. Пока — не имеющие.
— Если желаешь именовать меня так, тогда уж — Чёрная Княгиня.
Княгиня! Вместо Князя! Не Чёрный Господарь, но Господарыня! Не Шоломонар — Шоломонарка. Не Рыцарь, а Дама Ночи. Вот ведь какие дела!
— Ты ведёшь с собой упыриное воинство? — с ненавистью прохрипел он.
— А вот тут ты не прав, воин-чужак. Сама я никого в этот мир не приводила.
— Но если ты — Чёрная Княгиня…
— А почему ты решил, что я — одна? В нашем мире Князей и Княгинь не меньше чем в вашем. Только называются они иначе. Пьющие-Любящие. И Пьющие-Властвующие.
Всеволода прошиб холодный пот. Об этом он не думал. Наверное, потому, что прежде ему об этом не говорили. Всегда говорили: «Чёрный Князь». Но никогда — «Чёрные Князья». А ещё эти лидерки… Княгини… Любящие…
Тайны тёмного обиталища неожиданно открывались с новой, неведомой стороны. И в каждой новой тайне крылась другая.
— Единого Князя нет нигде, — продолжала Эржебетт. — Над простыми Пьющими стоят Пьющие-Любящие и Пьющие-Властвующие. Первых у вас называют лидерками. Они сами по себе и властвуют лишь собой.
— Собой? — тупо переспросил Всеволод.
— Мы умеем изымать чужую силу, но не более того. Вторых вы, люди, именуете Князьями, Господарями, Шоломонарами, Балаврами… Вторые — Пьющие-Властвующие. Они не только берут чужую силу, но способны также создавать себе покорных слуг. Рабов. Пьющих-Исполняющих. Целые дружины. Армии. Несметные полчища. А создав — повелевают ими. Вот за ними-то, за Властвующими и идут полчища простых Пьющих, и их волю выполняют. Пьющих-Властвующих в нашем обиталище много. И каждый жаждет власти — ещё большей власти, чем имеет.
Мысли Всеволода не поспевали за её словами. Он никак не успевал в полной мере осмыслить услышанное. Эржебетт, конечно, заметила его состояние.
— А чему ты так удивляешься, воин-чужак? Разве ваши князья подчиняются какому-то одному князю, стоящему над всеми?
— Нет, — ответил Всеволод. Бесконечные княжеские дрязги и междоусобицы — привычное дело для этого мира. А раз так, почему в другом должно быть иначе?
— Вот то-то же. Пьющим-Властвующим тесно в нашем обиталище. Они вечно враждуют и ищут новые земли, новые пространства, новую жизнь. Новую пищу. А найдя — стараются остановить тех, кто идёт следом, чтобы в властвовать в захваченных краях самим, чтобы не было соперников.
Всеволод мотнул головой, стряхивая оцепенение мыслей и возвращая ясность ума.
— Мне было сказано, что Чёрный Князь не волен перейти границу обиталищ, пока его воинство не расчистит путь своему господину и не сметёт сопротивление по эту сторону рудной черты.
— Тебе было сказано неверно, воин-чужак. На самом деле приходу сюда Властвующих… наших Князей противятся не здесь, а там, по ту сторону преграды-границы. Каждый из Властвующих жаждет войти в твой мир первым. Но ему мешают другие, а брешь между обиталищами невелика. Она не способна пропустить всех желающих сразу.
— А если пройдёт хотя бы один Князь… Властвующий? Мой мир тогда погибнет?
Эржебетт опять усмехнулась. Чуть заметно.
— От одного Пьющего, прошедшего преграду, большой беды не будет. Ни от Властвующего, ни от Любящего, ни от Исполняющего. От двух-трёх, даже от пары дюжин — тоже. Но вот если в пролом ринутся тысячи… десятки, сотни тысяч…
«Набег? — судорожно сглотнул Всеволод. — Это называется Набег!»
То, что происходит сейчас. Что произошло. Уже.
Об этом он подумал про себя. Вслух же выпалил вопрос, давно не дававший ему покоя.
— Как появилась брешь на рудной черте? Тебе известно это, Эржебетт?
— Известно, — неожиданно глухо и зло ответила она. — Я проходила преграду между обиталищами. Я переступала древнюю кровь дважды. Отсюда — туда. Пока ещё была человеком. И оттуда сюда — когда человеком быть перестала. Если хочешь слушать дальше — слушай, воин-чужак и бездарно трать время на множество впустую произнесённых слов, которые лишь окутывают истину туманной пеленой. Если хочешь знать и видеть… Тогда снова дай мне свою руку.
Брешь. Порушенная рудная граница. Открытый Проклятый Проход. Истинная причина Набега… Всеволод хотел знать и видеть. Всё это. Сразу и быстро. И пусть для этого нужно протянуть руку лидерке. Пусть снова придётся на время растворить своё сознание в её. А её — в своём.
Ради этого он готов вновь испытать те неприятные ощущения, которыми придётся платить за знание, добытое таким путём. Он готов к шоку и потрясению при возвращении обратно, в себя, и к предательской слабости в теле… Ради этого — готов.
Его пальцы снова коснулись её пальцев.
И опять: чужое, чуждое зрение, слух, знание, память.
Ожило. Навалилось.
Глава 45
Пожалуй, самое удивительное было то, что её, действительно, звали…
— Эржебетт! — встревожено кричала крепкая, полногрудая красавица-смуглянка. — Эржебетт!
Пробираясь к дальним кустам бузины, где непосвящённые девы ждали зова и поручительства опытных ведьм, приведших их на шабаш, мать звала зеленоглазую рыжеволосую дочь. Вокруг метались перепуганные люди.
Женщину схватил и встряхнул за плечи седой колдун с воспалёнными глазами. Имени его Эржебетт узнать так и не успела, но она знала, что именно этот старик заправлял сегодняшним шабашем.
— Величка! — колдун, брызжа слюной, заорал прямо в лицо матери. — Куда лезешь! Чего ждёшь! Беги! Спасайся! Саксы близко!
Та даже не взглянула на него. Отпихнула с дороги. Бросилась дальше — сквозь людей и заросли.
Старик сплюнул, досадливо махнул сухой рукой в длинном рукаве и сам покинул колдовскую поляну. Будто растворился в воздухе.
— Эржебетт! Где ты?!
Величка с разбега вломилась в бузину.
— Эр-же-бетт!
Растерявшаяся и ошалевшая Эржебетт сбросила, наконец, оцепенение. Раздвигая руками упругие ветви, она полезла на большую утоптанную голыми ногами поляну, куда не должна была ступать до конца шабаша.
— Мама, я здесь!
Рука схватила руку. Теперь их не разорвать.
Величка была сильной ведьмой, а Эржебетт — дочерью ведьмы. Своего отца она не никогда не знала и не испытывала от этого каких-либо неудобств. Обе — и мать, и дочь — были посвящены в древнюю тайну Шоломонарии, расположенной по ту сторону Проклятого Прохода. В их головах и душах хранилась память ушедших поколений. То, что в ведьмовском роду передаётся по женской линии от бабки к внучке и от матери — к дочери.
Величка успела передать Эржебетт многое, но ещё не сделала деву ведьмой. Девушка была слишком юна для этого. Сегодня, на тайном лесном шабаше, ей надлежало пройти лишь начальную — первую ступень посвящения. Да вот не сложилось…
А ещё в жилах матери и дочери текла особая кровь. Кровь Изначальных.
И сейчас за ними охотились. За ними и за их кровью.
Тевтонская облава началась внезапно и оказалась самой удачной из всех. Саксы давно старались истребить ведовство и колдовство в своей комтурии и её окрестностях. И сейчас, как никогда, они были близки к этому.