Оглушительный треск справа. Вепрь, не показываясь на глаза немцам, ломанулся в сторону и назад.
И — сразу же — хруст слева. Не взлетая, тоже таясь от взглядов загонщиков, крупный тетерев пробивался сквозь высокую траву и густой кустарник. В другую строну. И тоже — назад.
Зверь и птица, которых облава не разглядела, но услышала, уходили в разные стороны. Как люди, прятавшиеся до поры до времени, но в последний момент не выдержавшие напряжения и…
— Сюда!
— Здесь!
— Тут двое!
— Нет, трое!
— Четверо их!
— Держи!
— Лови!
— Хватай!
Загонщики ринулись на шум. Одни — вправо. Другие — влево. Обходя замшелый поваленный дуб.
Зверь и птица, выполняя ведьмину волю, уводили преследователей.
Первая цепь распалась. За ней — вторая. И третья, поддавшись общему порыву, тоже разломилась надвое.
Облава раздалась в стороны. В рядах саксов образовалась брешь.
— Куда! — среди деревьев замелькал белый рыцарский плащ с чёрным крестом. — Держать строй!
Зычный голос мастера Бернгарда сделал своё дело. Облавные цепи сомкнулись вновь. Одна, вторая, третья… Но уже — за поваленным дубом. За спинами матери-ведьмы и ведьминой дочери, которые двумя бесшумными змейками скользнули в открывшуюся несколько секунд прореху.
А после змеи обратились в ланей. Величка и Эржебетт бежали так быстро, как умели, всё дальше и дальше удаляясь от облавного шума.
Они благополучно выбрались из леса. Стороной обошли селения. Незамеченными миновали открытые дороги и тайные тропы тевтонской комтурии. Ни стражи, ни разъездов на пути не было. Вероятно, Бернгард, в самом деле, согнал на большую облаву всех, кого мог.
К замковой горе, добрались уже в сумерках. Здесь тоже прошли беспрепятственно. Видимо, тевтоны не предполагали, что кто-то из разогнанного шабаша полезет к их логову.
На стенах и башнях Кастлнягро горели редкие факелы стражи. На дне ущелья-горловины, ведущего к плато с Мёртвым озером и уже укрытого сгущающимися тенями, было безлюдно. Лишь пара небольших отрядов — с полдюжины всадников в каждом — кружили у входа в горловину. Вот и все дозоры. Мимо таких пробраться можно. Тому, кто приучен к скрытной жизни и владеет искусством ведовства, это не составит труда.
Под замковой горой Величка и Эржебетт прошли быстро. А вот по ущелью двигались осторожно, опасаясь засады, которая могла всё же таиться в завалах. Засад не было.
Далеко за полночь мать и дочь поднялись на каменистое плато и подошли к воде — тёмной, холодной, неживой. На поверхности озера зловеще поблёскивала широкая ровная лунная дорожка. Луна в ту ночь стояла полная, бледная. Мертвенный свет, лился с небес и отражался в озёрной глади. Лунное молоко словно омывало сверху, и снизу две женские фигуры на пустынном берегу. Растрёпанные волосы, руки, вцепившиеся одна в другую…
Величка и Эржебетт смотрели сейчас не на луну. И не любовались её отражением в воде. Они стояли спиной к Мёртвому озеру и с тревогой вглядывались назад — туда, откуда пришли.
За ущельем, за тевтонским замком можно было разглядеть багровые отблески, похожие на зарево пожарища. Только и мать, и дочь знали: это не пожар, а большой общий костёр. В такие бросают людей десятками. Такие разводят, чтоб сжигать людей наверняка. Дотла.
Облава закончилась. Беглецы пойманы. Участниками тайного шабаша казнили без пролития крови.
Потом в ночи потянулась вереница огней. Извилистый факельный ручей приближался к замковой горе.
— Тевтоны возвращаются в крепость, — вздохнула Величка.
Эржебетт промолчала.
— Похоже, мы с тобой остались вдвоём, — тихо продолжила Величка. — Только ты и я. Больше в окрестностях Кастелнягро не найдётся ни одного захудалого колдунишки, ни единой мало-мальски способной ведьмочки.
Эржебетт снова промолчала. Она была слишком утомлена и слишком опустошена страхом, чтобы отвечать. Она была разбита и подавлена.
А Величка всё говорила. Неторопливо, негромко, отведя глаза в сторону и взвешивая каждое слово. Она словно обдумывала что-то вслух и принимала решение. Или убеждала себя в чём-то. И себя, и дочь. В чём-то, на что так непросто было решиться:
— Завтра ущелье снова перекроют. Как обычно: мышь не проскользнёт, птаха не пролетит. Да собственно его уже, вон, перекрывают. Видишь, факелы? Пути обратно нам с тобой нет. А здесь мы долго не протянем. Если же сюда придут саксы, то и вовсе…
— Придут, — обречённо сказала Эржебетт. — Они уже идут сюда, мама.
Так и было. Факельный ручей, добравшись до основания замковой горы, не пополз вверх — к стенам и башням. Обогнув скалы, вереница людей с огнями двинулась дальше по ущелью.
К Мёртвому озеру.
К ним.
Глава 47
— Видать кто-то рассказал обо мне, дочурка, — невесело усмехнулась мать. — Кто-то очень хотел спастись от костра и выложил тевтонам: мол, была с нами на шабаше такая-рассякая Величка. Была, да сплыла. А Бернгард — не глупец. Быстро смекнул, куда я могла уйти от облавы. Вот и решил проверить…
— Думаешь, ему рассказали только о тебе? — удивлённо подняла брови Эржебетт — Не о нас?
— Обо мне, обо мне — не сомневайся, — уверенно ответила мать. — Ты ещё мала для ведьмачества. На таких, как ты до первого посвящения внимания не обращают. Да и мало кто вас, молодёжь, вообще видел. Вы же все в сторонке, за колдовской полянкой прятались. А я вот — другое дело. Величка в этих краях известная ведьма. Заметная… Величку здесь знают многие. Меня Бернгард ищет, как пить дать. За мной он идёт.
Глаза Велички смотрели на далёкие факелы с недобрым прищуром.
— Интересно, кто проговорился тевтонам? Что за гадюка такая? Знают ведь, что милости от саксов ждать глупо. Рассказывай — не рассказывай — всё равно не пощадят. Хотя… — она немного помедлила, размышляя, — хотя, может, и не выдавал меня никто. Думаю, Бернгард и без того обо мне наслышан. У саксонского магистра много ушей в округе. Слышать-то обо мне слышал, а на костре своём не увидел. Теперь не успокоится…
— Спрячемся в пещерах? — предложила Эржебетт. — Здесь должны быть пещеры.
— Они нас не спасут, дочурка. Пещер вокруг озера немного и все они, наверняка, хорошо известны тевтонам. К утру саксы обыщут каждую щель в скалах.
— Значит… нас… тоже… на костёр?.. — кусая губы, тихо спросила Эржебетт.
Однажды ей довелось видеть смерть колдуна, схваченного тевтонами и слышать жуткие вопли сгорающего заживо человека. Она тогда смотрела издали, из укрытия. Но ветер дул в её сторону и даже там ощущался запах. Увидеть такую казнь снова и вблизи Эржебетт не хотелось. А уж самой оказаться на поленице дров — подавно…
— На костёр? Да? Нас?
— Ну, уж нет, милая, этого не будет, — спокойно ответила ведьма. — Тебя я им не отдам.
— Отсюда некуда бежать, мама, — Эржебетт безнадёжным взглядом окинула отвесные скалы с обледеневшими вершинами, белеющими в ночи. Безжизненное плато и Мёртвое озеро окружала непреодолимая стена. — Ты же не сможешь оборотиться летучей мышью или ночной птицей?
— Нет, этого я не смогу. В такие сказки верят только глупые селяне.
— Выходит, никакого пути нет? Кроме как к ним…
А они — там, в ущелье, с факелами в руках — приближались. Быстро. Наверное, теперь они ехали верхами.
— Ошибаешься, дочка. Отсюда есть путь…
Теперь сузившиеся глаза ведьмы смотрели в мёртвые воды озера. Густая тёмная муть иного запорубежного обиталища тогда ещё не поглотила озёрные глубины, но ночью, при скупом свете луны и звёзд, любой водоём кажется непроглядно чёрным. Так и здесь, так и сейчас. Казалось…
— Жаль, нет ножа, — глухо пробормотала Величка. — Впрочем, не важно. Можно и без ножа.
Ведьма-мать вдруг словно обезумела. Упала на колени, поползла по берегу. Руки Велички жили своей жизнью, обшаривая и ощупывая пространство вокруг, под ногами. Эржебетт наблюдала молча со страхом и благоговением. Эржебетт знала: когда мать ТАКАЯ, ей лучше не мешать.
ТАКАЯ Величка что-то сосредоточено искала в каменистых россыпях. Да камни же и искала! Зачем-то. Для чего-то. Выхватывала из общих куч один за другим, поднимала, осматривала. И раздражённо отшвыривала прочь.
В сердцах.
В воду.
В Мёртвое озеро.
Бул-тых! Бул-тых! Бул-тых!
Только брызги летели, только разбегались круги по воде. И колыхалась на водной глади потревоженная лунная дорожка.
Видимо то, что хватали ведьмины пальцы, ведьме не подходило.
Наконец, она всё же нашла, что искала.
Величка подняла камень — небольшой, неказистый щербатый обломок. Поднялась сама… Ударила камнем о большой валун.
Глухой стук. Искры.
Камень в руке матери раскалывается на части. На несколько кусков с неровными острыми сколами. На пораненных пальцах выступает кровь. Но это — лишь капли. Этой крови Величке мало для задуманного. А ведь что-то задумано!
На губах ведьмы блуждает счастливая нездешняя улыбка.
Величка берёт один осколок — самый большой и острый. Приставляет к вздувшимся венам на левом запястье. Примеряется. Как ножом. Простирает руку над водой.
— Мама! — вот тут Эржебетт перестаёт молчать. Вскрикивает, прикрыв ладонями рот.
Бесстрастная белёсая луна отражалась в распахнутых глазах девушки.
Эржебетт шепчет — дрожащим голосом сквозь дрожащие пальцы на дрожащих губах:
— Ты хочешь… Ты, в самом деле, решила?.. Это?..
— Решила, — твёрдо говорит она. — Иначе — нельзя.
Величка медленно отводит руку с камнем в сторону, вверх.
— Постой! Мама! Ведь граница! И — наша кровь!
Эржебет в ужасе, в панике. Кровь Изначальных Вершителей! Которая способна взломать заветную древнюю черту!
— Я помню. Я знаю. Я всё помню и всё знаю, Эржебетт. Именно поэтому мы с тобой сейчас здесь. Больше нам некуда податься.
— Но Проклятый Проход!
— Его прокляли другие. И пусть он будет проклят для них же. А для нас… для тебя — это единственный путь к спасению, дочка.
— Тёмное обиталище! — она мотает головой. Из глаз ручьём катятся слёзы. — Я боюсь, мама! Ма-ма!