– Хм-м-м-м-м-м. – Люстиг долго тянет это междометие, и телефон дрожит на столе от вибрации в динамике. – Вряд ли вы втыкали эту флешку куда-нибудь, чтобы посмотреть, что на ней.
– Может, и втыкали.
– Тогда не думаю, что вы нашли на ней что-нибудь интересное.
– Может, и нашли. Послушай, Майк, я передам ее тебе, но с одним условием: ты поделишься с нами всем остальным, что тебе известно. Мы сможем остановить этого козла, если будем работать вместе. А если ты оставишь нас за бортом…
– Если б я оставил вас за бортом, как должен был сделать с самого начала, у меня все равно была бы эта чертова флешка, и остальные улики тоже уцелели бы!
– А скорее всего, – возражаю я, склонившись над столиком, – вы или ваши люди открыли бы ту дверь в подвал и подорвались бы, все улики стали бы пеплом, и никто не добыл бы ничего полезного. А мы не сделали этой ошибки, потому что понимаем, с кем имеем дело.
Его голос становится немного жестче, из него пропадает всякий шарм.
– А вы считаете, что я не понимаю?
– Вы когда-нибудь встречались с Мэлвином Ройялом? – спрашиваю я и чувствую, как от одного произнесения этого имени в желудке образуется ледяной ком, тяжелый словно свинец. – Говорили с ним? Допрашивали его? Хотя бы находились в одной комнате с ним?
– Нет.
– Я жила с этим человеком много лет. Я спала рядом с ним. Я видела его сердитым, довольным и нервным. Я знаю, как он мыслит.
– При всем моем уважении, мэм, если б вы знали, как он мыслит, то догадались бы, что висит в вашем проклятом гараже.
Это резко, однако в свое время я вдоволь наслушалась подобных едких замечаний. И не допущу, чтобы это остановило его.
– Есть разница. Сейчас у меня есть понимание того, что он такое, и понимание того, что я видела тогда. И эти два вида понимания взаимно подпитывают друг друга. Я – ценный ресурс, агент Люстиг. Я вам пригожусь. – Делаю медленный вдох. – Потому что Мэлвин Ройял отличается от других убийц, на которых вы охотились. Если б он был таким же, как они, вы уже нашли бы его, верно? Вы ведь поймали всех остальных, кто сбежал вместе с ним.
Он ничего не отвечает на это. Я ловлю взгляд Сэма. Нам нужно поговорить о многом, но сейчас тот лишь кивает, соглашаясь со мной.
– Эй, Майк, – произносит Сэм, опираясь на спинку моего кресла. От него, как и от меня, все еще пахнет дымом и по́том. В этой чистой, уютной комнате запах кажется еще более удушливым. – Не гони нас. Тебе же лучше, чтобы мы были у тебя на глазах, ведь мы – отличная приманка. Так ведь?
– Ты меня убиваешь, – отвечает Люстиг, и я слышу, как он движется; слышу в динамиках шорох ветра и звук проезжающих мимо машин. – Скажи мне, где вы находитесь, я приеду забрать флешку, и мы поговорим.
Я на миг нажимаю кнопку выключения звука и говорю:
– Ни за что…
– Именно, – заверяет меня Сэм и снова включает звук. – Завтра, Майк. Мы встретимся там, где ты скажешь. Позвони утром.
Он обрывает связь прежде, чем Люстиг успевает ответить. Мы оба смотрим на телефон, ожидая, что тот снова зазвонит, но – тишина. Через минуту Сэм выпрямляется. Он выглядит таким же усталым, как и я.
– Он мог отследить звонок, – говорю ему.
– Да, знаю, – отвечает Сэм. – Но не станет, если не случится что-то важное. Пойду приму душ. Если, когда я выйду, тут уже будет спецназ, по крайней мере, в тюрьму я отправлюсь чистым.
Я коротко усмехаюсь. Он прав. Нам придется довериться Люстигу хотя бы в этом, если не в чем-либо еще. И теперь, после слов Сэма, мысль о горячем душе кажется мне невероятно привлекательной. На один головокружительный момент наши взгляды встречаются, и я гадаю о том, каково было бы стоять под душем рядом с ним – полностью обнаженной рядом с другим человеком, впервые… впервые со времен Мэлвина. Эта картина возникает у меня в голове помимо моей собственной воли, и у меня перехватывает дыхание, а сердце начинает биться чаще.
Потом Сэм отводит взгляд и заявляет:
– Я иду первым.
– Ну, ты и джентльмен!
– Чертовски верно. – Он уходит в левую спальню, ту, что ближе к лестнице, и закрывает за собой дверь – нет, почти закрывает, потом приоткрывает снова и выглядывает в общую комнату: – Не смотри это долбаное видео без меня, Гвен.
Сэм слишком хорошо меня знает. Он знает, что я заставлю себя сделать это, теперь, когда мы знаем, что оно было снято не в том подвале. Я заставлю себя смотреть его в поисках улик, чего угодно, способного подсказать мне, где и кто его снимал. Может, этот поиск даст мне возможность отстраниться от страданий человека, запечатленного на видео.
Я киваю, но ничего не обещаю, и Сэм снова скрывается за дверью. Я слышу, как шумит вода в душевой, и не открываю видео. Вместо этого достаю из пакета, который ношу в рюкзаке, пару голубых пластиковых перчаток, потом беру пачку бумаг и отношу на кофейный столик. Сохранять отпечатки пальцев, вероятно, бесполезно: ценность этих бумаг в качестве улик закончилась, когда мы вынесли их из хижины. Но осторожность все равно не повредит.
Бумаги выглядят вполне обычными, какие мог бы хранить любой нормальный человек: квитанции за доставку продуктов, за интернет-покупки компьютерных игр и оборудования, счета за электричество и газ. По отсутствию квитанций за воду и септик я предполагаю, что водопроводная и канализационная скважины у него были свои. Несколько чеков за заказ одежды, сплошь мужской; я выписываю размеры на листок ярко-розовой бумаги, которую достаю из стола, хотя я уверена, что найти владельца этой хижины будет сложно, если не невозможно. Это, конечно же, задача для ФБР – теперь, когда он в бегах и настороже. Судя по всему, этот человек скрупулезно вел все записи: он не только покупал много товаров, но еще и отслеживал каждую отдельно взятую покупку. Похоже, в этом для него не было разницы между самыми обычными покупками – например, приобретением туалетной бумаги и бумажных полотенец, – и тем, что могло быть важным; например, покупкой набора стальных цепей разной длины. Я начинаю сортировать бумаги на те, которые кажутся мне ничего не значащими, и те, которые могут что-то дать. Приглушенный, ровный шум воды в душевой Сэма успокаивает меня, и к тому времени, как он прекращается, я почти прихожу в себя.
Когда Сэм открывает дверь и выходит, я вижу, что он одет в халат и тапочки, видимо предоставляемые отелем, а его волосы светло-песочного цвета вытерты полотенцем, но кончики все еще влажные. Вид у него теплый и расслабленный.
– Извини, – говорит он, взмахом руки обозначая свое одеяние. – Мою одежду надо постирать. Она воняет.
– Мою тоже, – отзываюсь я. – Интересно, они тут предоставляют услуги прачечной? – В наших рюкзаках есть запасная одежда, но я не знаю, когда у нас будет следующая возможность постирать вещи. Поэтому я направляюсь в душ, а Сэм звонит администратору отеля.
Душ великолепен, и я задерживаюсь под струями воды, позволяя им смыть из моей памяти картины, увиденные мною в том файле. Я хочу снова позвонить детям. Хочу убедиться, что с ними всё в порядке – несмотря на то что я уже сделала это, несмотря на то что они считают подобное поведение паранойей. Выхожу из душа, вытираюсь, беру халат – мягкий и пушистый – и сую ноги в новенькие чистые тапочки. Все это ощущается как невиданная прежде роскошь. Я понимаю, как можно привыкнуть к такому.
Мой телефон жужжит, и я хватаю его. Номер, высветившийся на экране, с первого взгляда кажется знакомым – не по предыдущему ли звонку Майка Люстига? Я принимаю звонок и говорю:
– Алло? – Ответом мне служит мертвая тишина, потом треск статики, и мои защиты мгновенно включаются снова. – Майк?
– Майк? – переспрашивает голос на другом конце линии, и я замираю. Я забываю, как двигаться, хотя мне ужасно хочется отшвырнуть телефон прочь, как будто я случайно взяла в руки паука. – Кто такой Майк? Ты изменяешь мне, Джина? Я накажу тебя за это.
Я закрываю глаза, потом открываю снова, потому что не хочу быть запертой в темноте наедине с ним: Мэлвином Ройялом, серийным убийцей, бывшим мужем, отцом моих детей. Сама того не осознавая, я опускаюсь на край кровати; у меня просто нет сейчас сил стоять. Невидящим взглядом смотрю на стену приятного светло-желтого цвета, на вставленную в рамку репродукцию картины Моне с изображением мирного сада, но перед глазами у меня разбитые кирпичи и зияющая черная пасть на том месте, где прежде была стена. Расколотая оболочка гаража на две машины, в котором Мэлвин устроил мастерскую.
Запах смерти и разложения, металла и ужаса.
Покачивающееся тело висит в проволочной петле лебедки.
У меня возникает неожиданное кошмарное ощущение того, что мертвая сестра Сэма сейчас находится позади меня, нависает надо мной. Этот призрак был создан Мэлвином, но преследует почему-то меня.
Ледяное бессилие у меня внутри мгновенно тает, захлестывая меня потоком обжигающей кровавой ярости. Руки у меня трясутся, и я крепче сжимаю телефон.
– Где ты, Мэлвин? Ну же, скажи мне! Ты ведь не боишься меня, верно?
Я инстинктивно знаю, как ненавистна ему сама эта мысль, и, конечно же, мои слова немедленно вызывают отклик – который он в первую секунду даже не может контролировать.
– Тебя? – рявкает Мэлвин и смеется с таким презрением, что мне кажется, будто по моей коже провели ножом. Но сейчас моя шкура намного толще, чем когда-то, и этот нож не в силах прорезать ее до крови. – Нет, Джина, я не боюсь ни тебя, ни твоего жалкого дружка Сэма. Кстати, как погода в Джорджии?
Джина, не Гвен. Он всегда будет называть меня так.
– Довольно славная, – спокойно отвечаю я. – А каково прятаться, словно загнанная в угол крыса?
– О нет, я не прячусь, милая. – В его тоне звучит что-то странное. Слегка пугающее. – Такой человек, как я, не станет скрываться в темноте. Такой человек, как я, управляет темнотой. А у тебя за окнами сейчас очень темно. Я смотрю на теплый квадрат света в них. Если ты выключишь свет, то увидишь меня. Отдерни шторы, Джина, и присмотрись как следует.