– Но я хочу учиться стрелять!
– Знаю.
– А почему тогда нельзя?
– Потому что так я учу новичков. Если тебе это не нравится, мы вообще не будем ничего делать.
Он такой же злой, как моя мама. Я всерьез думаю сказать об этом, но не говорю, потому что вряд ли этим чего-нибудь добьюсь, помимо того что буду по-прежнему сидеть в доме и играть в «Монополию».
– Отлично, – говорю я, но по моему голосу ясно, что это вовсе не так. – Конечно. Плевать.
– Круто. – Хавьер закрывает свой ноутбук. – Это не игра, Ланни. Ты ведь понимаешь это, верно? Оружие – это ответственность. Как только берешь его в руки, ты получаешь власть над жизнью и смертью, и к этому нельзя относиться легкомысленно.
– Я знаю! – Судя по его взгляду, он сомневается в этом. Я пытаюсь выглядеть спокойной и взрослой, поскольку понимаю – именно этого он хочет. – Ну хорошо. Я выберу оружие. Я научусь делать то, что нужно. А потом я могу поучиться стрелять?
– Если твоя мама разрешит, – отвечает Хавьер. – Но не сегодня. По одной стадии за раз.
Сейчас у него на боку висит пистолет. Похожий на тот, который носит мама; значит, это, скорее всего, полуавтоматический пистолет калибра 9 миллиметров. Мама всегда очень тщательно следит за своим оружием, но иногда мне удавалось подержать его в руках, ощутить его вес. Хавьер прав. Что-то меняется, когда ты берешь в руки оружие. Конечно, чувствуются уверенность и волнение. Но и что-то еще. Я никогда не могла понять, что именно. Может быть, когда он наконец-то позволит мне выстрелить, я пойму, что пытаюсь сказать сама себе.
«Это хотя бы начало, – уверяю я себя. – Хватит давить».
Я не люблю быть терпеливой. Наверное, это у меня от мамы.
Понижаю голос и спрашиваю:
– Ты разговаривал с мамой за последнюю пару дней?
– Да, недолго. Ей пришлось закончить звонок до того, как я смог передать трубку вам. С ней всё в порядке.
– Мама что-нибудь сказала о… нем? – Я едва не произношу «о папе», но знаю, что не должна называть его так. Только не вслух. Мы все знаем, о ком речь.
Хавьер качает головой:
– Пока ничего. Нет причин считать, что он где-то поблизости, но давай внимательно следить за тем, что мы делаем. Оставайтесь в доме столько, сколько сможете выдержать. Не выходите в Сеть. Чем дольше ваше местонахождение остается в тайне, тем лучше и безопаснее для всех нас.
– Ты мог бы, по крайней мере, позволить мне поговорить с друзьями, – говорю я ему. Но на самом деле имею в виду Далию. – Они нас не выдадут. – «Она нас не выдаст».
– А твои друзья скажут своим друзьям, и очень скоро все в Нортоне будут знать, что ты вернулась. Ты понимаешь, что сплетни о твоей матери – самое интересное, что когда-нибудь случалось в здешних местах? Никто не упустит шанс поболтать об этом.
Он, конечно же, прав. Вся эта дружба – штука неверная. Хавьер воспринимает свою работу всерьез. И Кец тоже – сейчас она занята своей настоящей работой, расследует проникновение в чей-то дом на другой стороне озера. Надеюсь, что это не наш дом. Я тревожусь об этом… о том, что ребята из школы могли забраться туда, устроить в нашем доме черт-те что, делать селфи в моей спальне, пиная мою подушку. Рыться в моих вещах… не то чтобы после стольких лет в бегах у меня было много вещей. Но все равно больно думать о том, что кто-то изгадит то немногое, что у меня было своего.
Но, быть может, это вовсе не наш дом. Может быть, кто-то наконец расколошматил крутой плазменный телик Йохансенов.
Или их «мерсовский» внедорожник.
Может быть, кто-то обнес прежнее жилье Лэнсела Грэма; в конце концов, если мы – просто родственники убийцы, то Грэм действительно убивал людей. Его единственный выживший сын сейчас сидит в тюрьме для несовершеннолетних. Если дом Грэмов разорят, то я об этом жалеть не буду – наоборот, поаплодирую. Он был чокнутым и злым человеком, и если б мама, Кец и Сэм не успели вовремя… один Бог знает, что было бы с нами. Нет. Я тоже знаю. То же самое, что было с двумя другими его жертвами и со всеми теми девушками, которых убил мой отец.
Я стараюсь не думать об этом.
Со двора приходит Коннор. Он пробыл там довольно долго, потому что на нем куртка и перчатки. Сбросив верхнюю одежду, опускается на диванчик и сразу же хватается за книгу. Бросает на меня взгляд, но ничего не говорит. Может быть, он думает, что мы все еще не разговариваем?
Может быть, это действительно так.
– Когда мы поедем? – спрашиваю я Хавьера, потому что это хотя бы как-то отвлекает.
– Я же сказал, что сначала мы спросим у вашей мамы.
– А еще ты сказал, что я пока не буду стрелять из чего бы то ни было. Так что и спрашивать не о чем.
Он смотрит на меня.
– Я позвоню ей. Если не дозвонюсь, оставлю сообщение.
– Куда это вы поедете? – спрашивает Коннор. Я игнорирую его вопрос.
– В тир. Он закрывается в восемь, – поясняет Хавьер. – Я приеду к закрытию, завершу все дела за день, проверю, не осталось ли кого-нибудь в здании. Потом вернусь за тобой, Ланни. Кец останется здесь с тобой, Коннор.
– Погодите, вы собираетесь в тир? А почему мне нельзя с вами? – спрашивает мой брат. Я знала, что он это сделает.
– Потому что ты еще ребенок, – говорю я ему. – Так что нет, тебе с нами нельзя.
Но Хавьер смотрит на него и интересуется:
– А ты хочешь поехать? – Коннор пожимает плечами и продолжает читать. – Это значит «да»?
– Конечно, – произносит он. Но я вижу, как розовеет кожа у него на скулах и вокруг ушей. Не совсем румянец, но близко к этому. Не в привычках моего братца показывать это, однако он тоже в восторге от того, что сможет выбраться отсюда. Может быть, еще и от того, что сможет подержаться за оружие, хотя Коннор всегда твердил мне, что оно его не интересует.
Я смотрю на часы и испускаю стон. Нам еще нужно как-то убить кучу времени. Я просматриваю игры и наконец загружаю в игровую консоль «Ассасин’с Крид», потом боком оттесняю брата, чтобы не мешал. Он встает, уходит в свою комнату и закрывает дверь. Отлично. Круто. Хотя я ждала, что он предложит поиграть вместе. Ему нравится эта игра, поэтому я ее и выбрала.
– Псих, – говорю я себе под нос, запуская одиночную игру. Потом ставлю ее на паузу, встаю и открываю дверь его комнаты, не постучавшись, потому что знаю – это его разозлит.
Он лежит спиной ко мне, и на секунду мне кажется, что я застала его за чем-то ужасно личным, но потом вижу, что он просто уткнулся в свой телефон.
– Ты звонил маме? – спрашиваю я его.
– Нет. – Коннор бросает на меня какой-то странный взгляд.
– Тогда кому ты звонил?
– Никому, – отвечает он.
– Потому что, если ты звонишь маме…
– Я никому не звоню!
– Тогда…
Он выходит из себя. Это застает меня врасплох, потому что я знаю, что Коннор умеет беситься, однако обычно требуется долго и упорно доставать его, а сейчас он взрывается ни с того ни с сего и орет:
– Просто отвали отсюда, а? Хватит притворяться мамочкой, это у тебя не получается!
Я отшатываюсь назад, и он рывком оказывается у двери и захлопывает ее прямо передо мной. Мне даже приходится отпрыгнуть, чтобы не получить дверью по носу.
– Урод! – ору я в ответ и ударяю в дверь кулаком. – Ну, психуй и дальше, сопляк, это у тебя получается!
Он не отвечает, да я и не жду ответа. Несколько секунд сверлю дверь злобным взглядом, потом поворачиваюсь.
На меня смотрит Хавьер.
– Чего? – рявкаю я.
– Ты ведь не считаешь, что это нормально, если он вламывается к тебе в комнату, когда дверь закрыта? – спрашивает он.
– Нет, конечно.
– Тогда не делай так с ним. Я знаю, что твоя мама тебя такому не учила.
Если б он был хотя бы чуть-чуть менее вежливым, я сказала бы ему заткнуться, но я этого не делаю. Хлопаюсь обратно на диван, беру игровой контроллер и начинаю играть. У меня это получается не так хорошо, как у моего брата, но я и не полный отстой. На некоторое время погружаюсь в мир игры, и меня это радует, потому что я могу оставить всё остальное где-то позади и ощутить, как стены вокруг меня тают.
Но всё возвращается обратно, когда Хавьер вдруг оказывается рядом и вырубает телевизор.
– Эй! – протестую я, потому что была как раз на середине прыжка и теперь потеряю игровую жизнь, но он подносит палец к губам, его темные глаза смотрят очень напряженно, и я умолкаю. Мгновенно.
Я слышу что-то. Хруст гравия под шинами. Хавьер подходит к окну и чуть отодвигает занавеску. Секунду я пытаюсь понять, всё ли в порядке или нет, потом он достает пистолет из кобуры и приказывает:
– Бери брата и спрячьтесь оба. И ни звука. Быстро.
– Что такое? – шепчу я. Сердце мое яростно колотится, мне становится жарко, потом холодно. – Это он?
– Я так не думаю, – отвечает Хавьер. – Но вам все равно нужно спрятаться. Иди.
Оглядываюсь по сторонам, проверяя, не осталось ли на виду чего-нибудь такого, что могло бы выдать наше присутствие. Потом кидаюсь к комнате Коннора, негромко стучусь и распахиваю дверь.
– Коннор, вставай, нам надо…
Я не договариваю, потому что в комнате его нет, хотя на кровати все еще лежит книга – там, где он валялся, читая ее. Наклоняюсь и заглядываю под кровать. Никого. Я проверяю маленький шкаф.
Потом затылком ощущаю сквозняк, оглядываюсь и вижу, что окно у кровати распахнуто. Занавески медленно колышутся на ветру.
«Черт возьми, нет, только не это…»
Нет времени говорить Хавьеру, потому что я слышу снаружи басовитый лай Бута. Отдергиваю занавеску и выглядываю из окна, но брата нигде не вижу. Под окно подставлен маленький деревянный ящик – идеально для того, чтобы бесшумно слезть вниз. «Куда ты удрал, сопляк?» В поле зрения нет ничего, кроме старого амбара. Я секунду колеблюсь, потом перекидываю ногу через подоконник, пригибаюсь и наступаю на ящик. Тот слегка скрипит, но выдерживает мой вес. Прикрываю окно. Горловое рычание и лай Бута маскирует шум, который я произвожу, и я слышу, как Хавьер свистом отзывает пса обратно к крыльцу. Я слезаю с ящика и как можно тише бегу через открытое пространство к амбару.