– Алиса Ма́лыш, студентка.
– С какого это перепуга ты Ма́лыш, когда батю твоего всю жизнь Малышо́м звали?
– Валера, не пори горячку, – похлопал его по плечу и усадил на стул Шумятин. – Личность мы сейчас установим. Гражданка, предъявите ваш паспорт.
– Видел я тот паспорт, – снова встрял Зуйков, – изучил вдоль и поперек, когда у Генки в шкафчике нашел. И ее саму как облупленную знаю.
– Вот и мы с гражданочкой познакомимся.
Улыбаясь, он сел за стол Клинченко и протянул руку за паспортом. Его круглое, с отвисшими щеками лицо оказалось на одном уровне с моим. Я встретилась взглядом с заплывшими жиром, свиными глазками. Шумятин перестал улыбаться и, глядя на меня исподлобья, поджал губы.
– Как же так получилось, Алиса Геннадьевна, что вы оказались замешены в деле семьи Выловчец?
– Я их соседка снизу. На прошлой неделе они залили квартиру, которую я снимаю.
– Вы имеете право подать на соседей гражданский иск.
– Не в этом дело. Когда с потолка полилась вода, мне пришлось подняться к ним и помочь убрать. Сын Натальи Выловчец, Артем, рассказал, что маму избила папина любовница.
– Так прямо и сказал: «папина любовница»?
– Нет, он назвал ее Олькой. Сначала я подумала, что это его старшая сестра.
– Она годится Евгению Выловчецу в дочери, – кивнул Шумятин, – я понял намек. Не понимаю я другого: какую выгоду преследуете вы, студентка МГУ, влезая в это дело. В чем ваш личный интерес? Какова маржа?
– У меня нет личного интереса, – пожала я плечами. – Просто хочу помочь женщине и двум маленьким детям.
– Какая молодец! – всплеснул руками он. – Так помогайте: проводите беседы, налаживайте контакт между супругами, возьмите детишек на выходные, чтобы мама с папой могли побыть наедине. Что же вы в полицию-то пришли?
– Мама с папой не могут побыть наедине, потому что папа привел домой чужую тетю.
– А вам бы хотелось, чтобы он вас к себе в квартиру пригласил?
– Денег она от него хочет, что непонятно? – подал голос Зуйков.
– Какие деньги? При чем здесь квартира?! Я не помогаю мужу избавиться от жены, а наоборот, пытаюсь помочь ей сохранить жилье.
– А мне ситуация видится по-другому: вы вносите разлад в семейные отношения, уговариваете супругу подать на развод для того, чтобы в будущем занять ее место. Евгений – человек обеспеченный, квартира оформлена на его имя, следовательно, после развода сохранится за ним.
– Квартира – совместно нажитое имущество, подлежащее разделу.
– Пусть так. Значит, вам достанется половина.
– С чего вы взяли, будто я имею виды на Евгения? У него уже есть любовница, которую он при свидетелях обещал прописать на своей жилплощади, – я повернулась к участковому, но тот отвел взгляд. – Между прочим, конфликт, по поводу которого я впервые обратилась в полицию, разгорелся между Натальей и любовницей ее мужа. Ольге даже пришлось написать объяснительную.
– В материалах имеется такой документ, – наконец, осмелился подтвердить мои слова Клинченко.
– Если вы стремитесь помочь Выловчецам сохранить брак, – приободрившись, продолжила я, – выясните, на каком основании в квартире проживает Ольга. Пока она рядом, ни о каком контакте между супругами речь не идет.
– Во-первых, не указывайте должностному лицу, что оно должно делать, а чего не должно. Во-вторых, сейчас меня больше интересуют основания, на которых вы сами проживаете в элитной новостройке.
– Она все Генкины сбережения со счета сняла! – вскочил со стула Зуйков. – Мне знакомая в банке сказала, что их на дворец хватило бы, не то что на квартиру.
– Валер, да посиди ты, – отмахнулся Шумятин. – Гражданка Малыш, у вас есть документы на квартиру?
– Только договор об аренде.
– Он заверен у нотариуса?
– Нет, у хозяев квартиры не было времени обратиться к нотариусу. Бумаги подписывали в спешке.
– В таком случае, передайте владельцам жилплощади, чтобы они явились в мой кабинет до конца рабочего дня.
– Это невозможно. Сейчас они в Финляндии, в Россию планируют вернуться только в начале мая, – сказала я, но, увидев довольное выражение на лице Шумятина, которое вызвали мои слова, добавила: – Я могу привести к вам риелтора, который составлял договор и присутствовал на подписании.
– Хорошо, – улыбка сползла с лица Шумятина. – Диктуйте номер телефона, вызовем вашего риелтора.
– Я не помню номер наизусть, а его визитка лежит у меня дома.
– Володя, сопроводи гражданку Малы́ш до квартиры и обратно.
– Зачем мне возвращаться?
– Подождем риелтора вместе.
– А если он не сможет сегодня приехать?
– Я лично позвоню и прикажу явиться ко мне в кабинет незамедлительно.
– Знаете, – потянулась я за сумочкой, – у меня с собой есть другая визитка. Где же она? Вот, держите.
– Новиков Денис Александрович, – зачитал Шумятин. – Адвокат.
– Ниже, от руки, написан номер его личного мобильного. Перед тем, как сопровождать меня до квартиры и обратно, давайте сначала позвоним моему адвокату.
– Зачем? – поднял брови Шумятин, его глазки стали еще круглее, а ноздри расширилась до такой степени, что нос стал похож на свиной пятачок. – Вас ни в чем не обвиняют.
– Переверните визитку. Видите надпись крупным шрифтом? Вот здесь.
– Юридическая консультация?
– Именно. Я совсем не разбираюсь в таких вещах, поэтому хочу спросить у адвоката, на каком основании меня сопровождают и в течение какого времени могут задерживать. Но если вы позволите мне самой разыскать риелтора, то я завтра же приведу его к вам в кабинет и сэкономлю на услугах юриста.
– Хорошо, – глядя мне в глаза, спрятал визитку в карман Шумятин, – жду вас с риелтором в моем кабинете к восьми часам утра. Видите, Алиса, я готов пойти вам навстречу. Не подведите меня.
Я кивнула и встала, понимая, что предстоящая ночь – мои последние часы на свободе. В этой партии Зуйкову выпал даже не козырь, а настоящий джокер – знакомый столичный прокурор. На вид оба толстяка примерно одного возраста. Скорее всего, Зуйков и Шумятин – бывшие однокурсники. Теперь ясно, как Зуйкову удалось добиться экспертизы. Вот и все! К тому же я сама упростила ему задачу, рассказав Лильке, каким именно ядом отравила папу. Тогда я думала, что подруга на моей стороне, и пыталась любым способом ее удержать. Глаза защипало от подступивших слез. Эмоции… Слабость, от которой я столько лет старалась избавиться. Они подвели меня под подозрение и теперь мешали собраться.
Покинув участок, я свернула за угол и перестала сдерживаться. Рыдание, переходящее в вой, скрутило живот. Я согнулась пополам в бесшумной истерике. Что со мной будет? Тюрьма. Вот чего я достигла. Целая череда свершений, от поступления в МГУ до подготовки собственного репортажа на телевидении, закончится позором в суде и годами заключения. Нет, неправильно. Ложная точка отсчета. С убийства папы, вот с чего начался мой звездный путь. Алиса, в чем ваш секрет успеха? Надо всего лишь добавить щепотку белого порошка!
Смех судорогой сводил внутренности, мысли путались в голове. С каждой секундой становилось все тяжелее дышать. Еще немного, пара спазмов, и часть меня лопнет, окончательно разорвав связь с действительностью. Но приступ отступал. Я продолжала корчиться, стараясь довести тело до финала, пока не услышала собственные всхлипы. Хватит! Следовало год назад принять яд вместо папы, а теперь умирать слишком поздно. Я больше не имею на это права. Что бы ни ждало меня впереди, я это заслужила. Надо собраться, пережить очередное испытание. Закончила истерику! Расшатанные нервы – последнее, что мне сейчас нужно. Я должна побороть панику и начать действовать.
В первую очередь надо убедиться, что за мной не следят. Когда я выходила, Зуйков направлялся в кабинет Шумятина, пряча что-то за полой безрукавки. Скорее всего, шел с бутылкой, благодарить друга за помощь. Значит, в ближайшие пару часов он будет занят. Я выглянула из-за угла и тут же заметила возле кофейного автомата Клинченко. Пришлось задержаться еще на минуту, чтобы стереть со щек тушь и припудрить покрывшийся испариной лоб. Не хватало, чтобы участковый доложил пузанам о моей заплаканной физиономии.
Пока Клинченко провожал меня до дома, я смотрела во фронтальную камеру телефона, проверяя, нет ли за мной других хвостов. Похоже, Шумятин приставил ко мне только одного следопыта, да и того больше интересовали мои ноги, чем поручение начальника. Дома ждал новый сюрприз: дверцы шкафа были распахнуты, а вещи разбросаны по квартире. Голова пошла кругом. Я сразу же подумала о Зуйкове, но на глаза попался листок бумаги, вырванный из тетради на кольцах. Не нужно было смотреть на почерк, чтобы понять – это записка от Лильки. На листке оказалось всего четыре слова: «Ты знаешь, что делать». Интересно, это угроза, или дружеское предупреждение? В любом случае, подруга намекает на последний шанс явиться в полицию с признанием. Она даже не представляет, насколько права – теперь я знаю, как нужно действовать.
Сняв камеру с кухонной вытяжки, я промотала запись до утра. Лилька вошла в квартиру через пятнадцать минут после того, как за мной закрылась дверь. На ней все еще была моя блузка. Выйдя из душа, она остановилась перед зеркалами на дверцах шкафа и сбросила полотенце. Только сейчас я заметила, как она похудела. Живот стал плоским и гладким, треугольные выступы по бокам на бедрах сгладились, а выпуклости на ляжках, которые раньше терлись друг о друга, исчезли. Может быть, Лилька настолько похудела, что ей нечего носить, а попросить у меня одежду она постеснялась? Нет, все не так просто. К чему, тогда, смена прически? Вот и теперь она стояла перед зеркалом голая целый час, принимая не свойственные ей позы. Если бы камера оказалось чуть слабее, я бы не поверила, что на записи моя лучшая подруга.
Лилька раскрыла шкаф. Принялась по очереди вытаскивать мою одежду, прикладывая каждую вещь к себе. Бросив через плечо пиджак, брюки и юбку-карандаш, она повесила на руку облегающее платье, декольтированный топ и мини-юбку. Лилька примерила оба варианта и остановилась на топе с юбкой. Мне бы никогда и в голову не пришло сочетать эти вещи, но в воображении подруги, похоже, я представала полуголой. В довершение образа она натянула мои трусики и выпрямила волосы. Обувшись в сапоги на шпильках, которые я купила для пытки Дронченко, пошла на негнущихся ногах к выходу. Возле двери Лилька остановилась. Вернулась к комоду, нацепила мои вечерние серьг