– Что вы предприняли после разговора с подсудимой?
– Сначала пошел выяснять, с кем Генка выпивал. Расспросил, чем закусывали, вещи его личные просмотрел.
– Нашли что-нибудь относящееся к делу?
– Теперь понимаю, что да, нашел, а тогда подумал – так, ерунда.
– Расскажите суду, что вы обнаружили в шкафу для личных вещей на бывшей работе убитого?
– Красную папку, а в ней документы Генкиной дочки.
Коралловую папку, поправляю я мысленно. Денис, подняв брови, переводит взгляд с телефона на Зуйкова.
– Документы подсудимой?
– Ее самой, – кивает в мою сторону Зуйков. – Паспорт, свидетельство о рождении, медицинский полис. Короче, все!
– Подсудимая объяснила, как ее документы попали в шкаф?
– Сказала, мол, батя ее на работу устроить собирался.
– Вы поверили?
– Доверяй, но проверяй, как говорится. Поспрашивал у мужиков, сказали, Генка и правда за дочку просил.
Денис опускает голову, его пальцы принимаются бегать по экрану, нажимая кнопки сенсорной клавиатуры. Интересно, что он считает важнее моего суда?
– Почему вы не отказались от расследования после того, как слова подсудимой подтвердились?
Действительно, почему? Ответ на этот вопрос интересует меня не меньше, чем сообщения, на которые отвлекается мой адвокат.
– Мне все покоя один момент не давал. Я в тот год Генке на двадцать третье кружку литровую дарил. На поминках гляжу, эта мне чай в чашку из сервиза для кукол наливает.
– Подсудимая? – уточняет Шумятин.
– Да она, кто ж еще. Говорю, налей мне в батину, а эта заявляет: «Я ее выкинула!» – манерно разводит руками Зуйков. – Где ж это видано, чтоб вещи покойника до похорон выбрасывали? Эта, подсудимая ваша, что-то соврать хотела, да ее Лилька на место поставила. Вот девка, вот молодец!
– Вы имеете в виду свидетельницу Зеленову?
– Она, она, Лилька Зеленова.
Представляю, какой с Зуйкова следователь, если он не способен дать внятные показания на суде. С другой стороны, ему удалось до меня докопаться. Никогда бы не подумала, что попадусь на такой мелочи, как кружка.
– Валерий Петрович, что вы сделали после того, как поговорили с бывшими сослуживцами погибшего?
– Пошел в школу.
По залу пробегают смешки. Только лицо Дениса по-прежнему остается серьезным. На сосредоточенность это не спишешь – мыслями он далеко. Меня начинает беспокоить его угрюмый вид.
– Чего вы? – смущается Зуйков.
– Свидетель, – закатывает глаза судья, – отвечайте на вопрос прокурора.
– Говорю же, я пошел в школу. Ну ту, – поясняет он после того, как смешки переходят в хохот, – в которую Генкина дочка ходила.
– Тишина в зале суда! – стучит молотком судья. – Свидетель, продолжайте.
– Мне ее классная рассказала, что они, на пару с Лилькой, выиграли первый тур олимпиады в каком-то крутом институте, а на финал не поехали. Я пошел к Генке домой, там его бывшая, говорит, Генка дочку в Москву не отпустил. Тут я и понял, что к чему…
– Свидетель, – в очередной раз вместе с настроением судьи опускаются очки в роговой оправе, – что к чему разберется суд. Излагайте факты.
– Хотите факты?! – раздувает ноздри Зуйков. – Посмотрите мою больничную карту, вот там факты: и гематомы, и сотрясение, и перелом руки. Это все она!
Он указывает на меня коротким толстым пальцем. Без того обвисшие щеки Шумятина сползают к нижней челюсти. Судья переводит взгляд поверх очков сначала на меня, потом на Зуйкова:
– Хотите сказать, подсудимая вас избила? Она выглядит слабее, чем вы.
– Не сама, – отмахивается Зуйков, – любовник ее, со своими дружками. Собрал шоблу, куда ж я против толпы? Как одного гаденыша залучил, так он быстро сознался.
– У вас имеются письменные показания?
– Не имеются, он со сломанной рукой писать не мог, а как вылечил – удрал, мать родная не знает куда. Может эта в курсе? – снова кивает на меня Зуйков.
– У стороны обвинения больше нет вопросов, – скороговоркой выговаривает Шумятин.
– Адвокат, – вздыхает судья и отворачивается.
– Свидетель, – прячет телефон в карман Денис, – вы утверждаете, что моя подзащитная организовала на вас нападение?
– Утверждаю, – с вызовом произносит Зуйков.
– Как вы считаете, для чего ей это понадобилось?
– Что тут считать? Припугнуть она меня хотела, чтоб не лез.
– Это был единственный случай, когда, по вашим словам, моя подзащитная хотела вас «припугнуть»?
– Не единственный. Второй раз она мне здесь, в Москве, угрожала.
– Как именно она это делала?
– Позвонила, значит, среди ночи. Говорит, приходи дядя Валера, сдаваться буду. Ну я и пошел, как дурак, а там засада.
– Снова шобла дружков, как вы выразились?
– Нет, – потупил взгляд Зуйков, – две девки-малолетки. Одна повисла у меня на шее, а вторая на цифровик щелкнула. Не знаю уж, чего эта добивалась. Может, компромат на меня состряпать хотела. Всунула мне в дверь записку, мол, езжай домой и дело закрывай, а то знаешь, что будет. Само собой, я знал, что будет. Арестовывать ее было пора, этим мои московские коллеги и занялись с утра пораньше.
Он улыбается Шумятину, довольный своей речью. Прокурор с озабоченным видом копается в бумагах.
– В материалах дела имеется записка, которую, предположительно, моя подзащитная оставила в двери свидетеля. Валерий Петрович, вы узнаете записку? – Денис протягивает Зуйкову листок.
– Еще как узнаю!
– Независимая почерковедческая экспертиза показала, что записку написала не моя подзащитная, а свидетель Зеленова.
– Ваша честь! – вскакивает со стула Шумятин, толкая животом стол, от чего по залу эхом разносится скрип. – Обвинение просит признать недействительным документ о почерковедческой экспертизе, в связи с тем, что не было получено письменного разрешение на ее проведение от свидетеля Зеленовой.
Пользуется моим любимым методом манипуляции: главное сказать «в связи с чем», чтобы донести до судьи, что существует причина для отклонения документа, а какая именно – уже не так важно.
– Свидетель Зеленова, встаньте, – взмахом руки поднимает Лильку судья. – Вы добровольно предоставили образец почерка для экспертизы?
– Да, меня попросили…
– Вы выражали свое несогласие с экспертизой?
– Нет, но я не представляю, о какой записке идет речь!
– В удовлетворении данного ходатайства отказано, – судья стучит молотком, а я радуюсь тому, что манипуляции действуют не на всех. – Свидетель Зеленова, присаживайтесь.
– Я даже не знаю, что там написано! – не унимается Лилька.
– Ваша честь, позвольте зачитать записку, чтобы освежить свидетельнице память.
Только этого не хватало! Присяжные получили копии записки. Все, кому надо, знают, о чем в ней говорится. Нужно было рассказать Денису о том, что записка предназначалась не Зуйкову, но тогда он бы не поверил в мою версию и отказался бы вести дело. Кто знает, какой из вариантов опаснее? Не зная всего маршрута, Денис то и дело направляет машину моей защиты к краю оврага. Главное, чтобы Лилькина реакция не выбила у него из рук руль. Если он хоть на минуту потеряет управление, я тут же окажусь на дне.
– Зачитывайте, – отмахивается судья. – Дольше будем препираться.
– Ты знаешь, что делать, – озвучивает Денис.
– Я же писала ее тебе! – со слезами на глазах поворачивается в мою сторону Лилька. – Мошенница! Ты заранее продумала, как свалить вину на меня!
Краем глаза я ловлю на себе косой взгляд Дениса.
– Свидетель Зеленова, встаньте! – одергивает ее судья. – Я делаю вам замечание и предостерегаю от дальнейших нарушений правил поведения в суде. Присаживайтесь. Адвокат, у вас еще есть вопросы к свидетелю Зуйкову?
– Да, ваша честь, – переводит взгляд на папку с бумагами Денис. – Перед тем, как продолжить допрос свидетеля, я бы хотел представить суду фотографию, к которой была приложена записка.
Он подходит к судейскому столу и протягивает листок. Повернувшись к Шумятину, Зуйков строит недовольную мину.
– Поскольку эта фотография приобщена к материалам дела в качестве доказательства, – предугадывает возражение Шумятина судья, – мы обязаны ее исследовать.
– Свидетель, – протягивает Зуйкову лист Денис, – это вы на снимке справа?
– Да, я, – отстраняет листок он.
– Вы знаете девушку, которая запечатлена на фотографии слева от вас?
– Первый раз вижу.
– Как минимум второй, если верить снимку.
– Я ее не знаю.
– Ваша честь, у защиты больше нет вопросов к этому свидетелю.
– У обвинения будут вопросы?
– Нет, ваша честь, – встает, придерживая рукой живот Шумятин.
– Суд вызывает свидетеля Ефимцеву Светлану Юрьевну.
Я вглядываюсь в проход, ожидая увидеть девушку из парка, но в зал входит женщина средних лет, высокая и худощавая. В очертании ее фигуры просматриваются знакомые хрупкость и грация. Наконец, следом за женщиной, входит сама Света. Ну конечно, она же несовершеннолетняя, вот и пришла с мамой. На этот раз, вместо обтягивающих джинсов и сетчатой водолазки, не скрывающей очертания лифчика, на ней юбка по калено и пиджак, рукава которого она безуспешно пытается натянуть на запястья. Ночью, в парке, она не выглядела такой зажатой.
– Свидетель, представьтесь, пожалуйста, – подбадривает ее улыбкой судья.
– Ефимцева Светлана Юрьевна.
– Год рождения?
– Тысяча девятьсот девяносто девятый.
– Учитесь?
– Да, в школе.
– Адвокат, свидетель ваш, приступайте к допросу.
– Светлана Юрьевна, – говорит Денис, – вы узнаете девушку на снимке?
Он протягивает фотографию. Света дрожащими пальцами принимает листок.
– Узнаю.
Она раскрывает рот, чтобы что-то добавить, но оглядывается на маму и осекается.
– Как ее зовут?
– Ефимцева Светлана Юрьевна. Это я на фотографии.
– В какой позе вы изображены?
– Я сижу рядом с мужчиной и обнимаю его за шею.
– Это ваш родственник?
– Нет?
– Друг семьи?
– Нет, я его вообще не знаю, – ее глаза стекленеют.