Альберт Селиверстович с приведенными аргументами не спорил. К тому же Светлана подкрепляла каждую фразу ослепительной, доведенной до совершенства, улыбкой. Она выглядела дружелюбной и обольстительной, но без перегибов, точно дозированной — ни намека на пошлость, ни грамма вульгарного. А в сочетании с женственным платьем, которое собиралось в элегантную драпировку на груди и подчеркивало приталенным силуэтом хрупкость фигуры, превращалась в безотказное оружие на поражение. Даже если и зарождалась у собеседника мысль возразить, то при виде этой улыбки все сомнения рассеивались.
Впрочем, как заметил Герман, клиента больше волновали вопросы безопасности и защиты конфиденциальности. Герман уловил, что речь идет даже не о коммерческой тайне, а о государственной.
— Все допуски, конечно, ваши люди не получат. Да это и не нужно. Но все-таки некоторые бумаги оформить придется, — растягивал свою речь, будто смаковал, Альберт Селиверстович.
«И тут какие-то государственной важности дела, — думал Герман, — сплошные тайны и секреты. Можно подумать, нужны они нам…»
По воодушевленному виду, с которым Светлана вылетела из старого, еще дореволюционного здания в исторической части столицы, Герман понял, что переговоры прошли удачно. Его же больше радовало то, что они позади.
— Это надо отметить! — безапелляционно заявила Светлана. — И я даже знаю, куда мы сейчас пойдем.
Герману хотелось лишь одного — расслабиться, добраться до своего номера и укрыться там. Но умом он понимал, что было бы глупо и даже непростительно, оказавшись в Москве, просидеть сиднем в гостинице все это время.
Они прошлись по Тверской улице, той самой, что ведет к Кремлю. Вымощенный плиткой тротуар, шум от снующих рядом машин, перебивающие друг друга голоса, множество мелькающих перед глазами лиц — Герману казалось, что его полностью засасывает в водоворот. Изредка он ловил свое отражение в стеклянных витринах дорогих магазинов — растерянное, оторвавшееся от своего хозяина, навеки пойманное в мир зазеркалья. Герману подумалось, что и он так же пойман и все никак не может выбраться из какого-то странного мира, которому не принадлежит.
Герман поднял глаза — статные и величественные каменные дома, что стояли, словно атланты, вдоль Тверской, впечатляли. При взгляде на строгую лепнину, на массивные стены «сталинок» захватывало дух. Множество пережитых этим городом эпох оставило здесь неизгладимый след — от царских времен до дней великого вождя. Герману вдруг захотелось дотронуться до стен, нырнуть в глубину дворика, представить, какие люди могли тут жить десять, двадцать лет назад. Город со своей судьбой, словно живой, смотрел на него с высоты каменных великанов.
Они свернули на проулок, которым оказался Тверской бульвар. Через узенькую полоску проезжей части располагалась зеленая аллея, вдоль пешей дорожки тянулись скамеечки. Не спеша прогуливались люди. Герману захотелось очутиться там, предаться неге, погреться на солнышке и любоваться старинными домами, украшающими по обе стороны уютный бульвар.
— Мы пришли, — сказала Светлана и остановилась напротив невысокого дома.
От кафе «ПушкинЪ» веяло русским духом, той стариной, что, казалось, витает повсеместно в этом городе, прячется за наносным налетом современности.
— Это просто культовое место, — щебетала Светлана, — побывать в Москве и не зайти в этот ресторан — все равно что ничего не увидеть. Сейчас сами убедитесь.
У входа их встретил услужливый швейцар и проводил внутрь. На второй этаж они поднимались в старинном лифте — таких Герман в жизни не видел. Официант задвинул резные кованые шторки, закрыл внешнюю дверь со стеклянным окошком, и механизм заработал.
Приглушенный свет, маленькая будка, низкий потолок, только три кнопки, которые с необычайной силой нужно вжимать внутрь и которые с таким же необычайным шумом отжимаются на нужном этаже. От плавного, медленного хода лифта замирает дыхание — доедет или не доедет?
На втором этаже их уже ожидал официант. Как только он открыл внешнюю дверцу и раздвинул резные шторки, Герман со Светланой встретились с мужчиной, лицо которого показалось невероятно знакомым. Светлана, будучи не в силах скрыть удивление, уставилась на несчастного, который уже хотел нырнуть в лифт.
— О! Здравствуйте! — с придыханием выговорила она, так и не сдвинувшись с места.
Герман тоже почему-то кивнул, хотя никак не мог вспомнить, где же они встречались. Мужчина довольно высокого роста, Герман это отметил сразу, горделиво встряхивая пышной шевелюрой примелькавшимся движением, кивнул в ответ. И терпеливо ждал, когда же его пропустят в заветный лифт. Официант деликатно, с вежливой улыбкой на лице предложил Светлане, которая перегородила вход в кабину, пройти к столику.
Они разместились на балкончике так, что их взору открывался зал первого этажа.
— Надо же, Галкин! — защебетала с восторгом Светлана. — Максим Галкин, умереть — не встать!
«А ведь и точно, — теперь Герман вспомнил, где видел этого знакомого мужчину, — это ж его неуемные шутки слетали с экрана надоевшего телевизора». Но, как ни странно, в жизни Галкин показался ему совсем не смешным, а наоборот, строгим и даже каким-то величавым.
— Сам Галкин, — не унималась Светлана, — я же говорила, кого здесь только не встретишь!
Герман вспомнил, как сильно хотела Марина поехать в Москву, увидеть того же Галкина, посмотреть на Красную площадь. И вот он здесь, только смотрит не в глубь морской синевы Марининых глаз, а в карие миндалевидные глаза Светланы. Ему вдруг показалось, что они — словно холодные камешки, застывшие смоляные слезинки на улыбающемся лице. Словно мертвые, неживые… Удивительно, как могли сохранять они такую стеклянную неприступность, когда их хозяйка радуется жизни?
Герман отогнал от себя мысли о Марине. Погрузился в меню, тем более что выбирать было из чего.
— Обязательно попробуйте фирменный десерт «Пушкин», — посоветовала Светлана, — больше вы такой нигде не найдете.
Герман не сомневался. Как не сомневался в том, что больше он нигде не окунется в обстановку царской России. Тут он словно перенесся на машине времени в девятнадцатый век. И совсем бы не удивился, если узнал, что мебель здесь еще помнит царя, а может, и не одного. Интерьер совсем не выглядел новоделом или стилизацией. От деревянных кресел, столов с изящно изогнутыми ножками, старинных буфетов веяло историей. Эта мебель дышала, смотрела, жила… И она хранила столько секретов, столько помнила лиц. Даже уборная была оформлена полностью в духе былой эпохи. Золоченый бачок со сливной цепочкой Герману особо приглянулись.
Он даже воспрял духом — вся суета, бешеный ритм деловой Москвы остались там, за тяжелыми дверями. А здесь все было неспешно, размеренно и благородно. И тело тоже пропитывалось вальяжностью, заражалось медлительностью. В каждом движении — уйма чувств и смысла.
— Он согласился на аванс в тридцать процентов, — тараторила воодушевленно Светлана, — вы хоть представляете, сколько нам скоро свалится деньжат на голову?
Герман пожал плечами. Он понятия не имел, как выражаются эти проценты в абсолютном значении.
— Это несколько миллионов, Герман Петрович, — протянула не без удовольствия Светлана.
— Миллионов? — переспросил Герман. Он даже и не представлял, что сумма может измеряться в таких категориях. — Сколько же стоит весь проект?
— Окончательная стоимость всех работ будет уточнена дополнительным соглашением. Но пока ориентировочно проект оценен в один миллион долларов. А с курсом сейчас сами знаете что…
— Долларов? — Герман не поверил своим ушам.
Светлана кивнула.
— Н-но… Вы думаете, наша маленькая конторка потянет такой проект? — внутри у Германа все сжалось.
— Ну, Герман Петрович, что за вопросы? — Светлана снисходительно улыбнулась. — На эти деньги мы можем нанять кого угодно, привлечь любых специалистов. У нас немало толковых людей. Если надо, будем искать спецов и здесь, в Москве. Но, думаю, не так страшен черт, как его малюют. Давайте лучше выпьем за наш успех!
После нескольких глотков терпкого вина согревающее тепло растеклось по телу, разум затуманился. И где-то в глубине затеплился огонек, разжигаемый из искорки азарта. «А что? Действительно за такие деньги можно сделать все, что угодно, — подумалось Герману. — Наймем людей, не самим же». В голове складывались цифры с цепочкой нулей. И становилось еще теплее, жарче…
Опьяневший то ли от вина, то ли от сулящих свалиться в скором времени на голову сумм, Герман завалился в свой номер. Кое-как скинул с себя одежду, смахнул ботинки. Шатаясь, добрался до ванной и залез в душ.
Под звуки падающей и шипящей воды Герман повторял одни и те же слова: «Один миллион долларов! Долларов!» — и не мог поверить.
В темноте номера раздался едва уловимый щелчок. Дверь приоткрылась, и луч ворвавшегося из фойе света прочертил полоску на ковровом покрытии. В небольшую щель протиснулась темная фигура, осторожно прикрыла дверь и замерла на пороге. Убедившись, что хозяин не слышит, фигура шагнула в глубь комнаты.
28 главаУжин при свечах
Сергей ковырял вилкой уже остывший кусок бифштекса и размышлял, с какими новостями ждать обратно из Москвы начальство. Светлана была настроена очень решительно, а вот Герман Петрович перед отъездом показался немного растерянным. Начнется ли финансирование, как это предполагал первоначальный график платежей? Сергей с нетерпением ждал, когда дело сдвинется с мертвой точки и уже станут ясны масштабы. Он надеялся попросить аванс. И, может быть, этого хватит, чтобы отправить мать в Израиль — на первые процедуры и обследование. Он знал, что проект многомиллионный.
«Интересно, кого отправят в Москву? И сколько людей разрешат мне нанять? Если работать плотно, то можно сэкономить на рабочей силе. Чего уж, я могу и ночами посидеть, не страшно. Надо выгадать хоть немного. Поговорю со Светланой Георгиевной, объясню ей все, должна понять. Все-таки женщина…»