— Я могу вас арестовать прямо здесь, — продолжил Гришин, — вы совершили преступление.
— Вы тоже, — спокойно ответил Герман.
Гришин приподнял брови, и Герман продолжил:
— Я полагаю, ордера у вас нет, а значит, и проникновение в жилище незаконное. На каком основании вы вломились ко мне домой? И как?
Молодой следователь усмехнулся. Что ж, этот преподаватель не так глуп. И где-то в глубине души уже начинал нравиться Гришину.
— А это, как вы говорите, не для протокола, — Гришин оживился, — так давайте не для протокола. Зачем вы украли дело?
— Я же вам объяснял, что хочу разобраться. Вы бы мне все равно ничего не сказали. Ведь так? Тайна следствия…
— Ну предположим.
— А мне нужно было понять, что происходит. Да я бы вернул вам его. Я хотел… Не успел просто.
— Ну да, хотели. — Гришин окинул взглядом кухню, потом пристально посмотрел Герману в глаза и сквозь зубы процедил: — Вы хоть понимаете, что это такое, когда пропадает дело?
— Наверно, не настолько…
— Да уж, вы вообще не понимаете. И что? Разобрались?
— Нет. Я же говорил вам, там нет ничего… Ну кроме того, что Олега все-таки убили.
Герман немного успокоился. Что-то подсказывало ему, что уже никто в квартиру не ворвется и следователь напуган не меньше его. Опасности от Гришина он не ожидал. Наоборот, готов был выложить ему все, что знал. Да только чем он поможет? Герман присел на стул у противоположного края стола так, что теперь они оказались напротив друг друга, глаза в глаза.
— Там все на месте? — спросил Гришин, указывая на папку.
— Да, — кивнул Герман, — можете проверить.
— У вас есть кто-нибудь из знакомых с красным авто? — вдруг задал Гришин вопрос, который показался Герману странным.
— Д-да не знаю, — Герман пожал плечами. Подобного вопроса он не ожидал и даже немного растерялся. — А что?
Гришин вздохнул. Он, конечно, мог ничего не говорить. Да и дело это уже не его. Но что-то в Германе было, что-то такое человечное, чего он не разглядел сразу, — неравнодушие. Следователь допрашивал разных преподавателей, и все они охали и сокрушались, но ни у кого в глазах не читалось истинное сочувствие. Все они хотели одного — поскорее забыть это происшествие, которое темным пятном ложится на их вуз, омрачает им день, портит настроение. Гришину казалось, что все эти взрослые люди жалеют себя, а судьба парня им безразлична. Ну поохают еще на кухне, пообсуждают по пьяной лавочке, что был вот такой дурачок, в петлю залез. Но на этом и все. Никто не хотел узнать, что же случилось. А этот Темный хочет. Гришин только сейчас увидел, что у этого единственного преподавателя, который сидит напротив с понурой головой, действительно болит сердце за безвременно ушедшего. И любые подозрения рассеялись.
— В обоих делах, и в убийстве дяди вашей жены, и в деле Мартынова, есть свидетельские показания, в которых фигурирует красная машина. Номеров никто не помнит. И, возможно, это никак к делу не относится. Но вот что интересно… Красное авто все-таки нашли…
И Гришин поведал про загадочную красную находку — этой новостью недавно поделились с ним коллеги, словно анекдотом из жизни. Конечно, следствие никак не могло проигнорировать свидетельские показания. И хотя номеров никто не запомнил, но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Пришлось искать красную машину. Камера видеонаблюдения, что установлена на подъезде Константина, к сожалению, решила в тот убийственный вечер сломаться. Уж неизвестно — просто так или чьими-то стараниями. И пришлось бравым оперативникам, не жалея сил, изучать все автомобили, припаркованные во дворе. Наблюдали несколько дней, выявили закономерности — кто, где и когда. К кому любовник приезжает, кто в гости наведывается, а кто живет, кто арендует. Опросили жильцов. И тут в соседнем дворе обнаружилась одна, как раз красная, которая стояла колом все эти дни. Никто за ней не приходил, соседи ее видели, но чья — не знали. Пробили по номерам — принадлежит мужчине, который проживает в другой части города. Да еще к тому же не так давно продал свою «малютку» какому-то «русскому греку», как он выразился. А сейчас ведь с номеров не снимают. Можно кататься сколько влезет со старыми номерами, и ничего. Пришлось машинку вскрыть. «А там документы — есть же индивиды! — Гришин даже хохотнул с чувством, — это как надо бояться посеять, чтобы хранить их в машине? Вот ведь угонщикам какой подарок! Прямо ключ от квартиры, где деньги лежат, на блюдечке с голубой каемочкой!» Но самое в этой истории интересное — полис ОСАГО, который выдан на Темную Марину Владимировну.
— И вы хотите сказать, что не знали? — завершил Гришин многозначительным вопросом.
Герман изумленно покачал головой.
— Так вот, каталась ваша жена на красном «Фольксваген Поло», — продолжил Гришин, — и мне все невдомек, как это она смогла утаить от вас? Ведь не шило в мешке…
Герман выглядел совсем опешившим и даже жалким, потерянным.
— Н-да, видимо, вы мало что знали о своей жене. Столько сюрпризов. Она у вас прям конспиратор. Жаль, что и это дело забирают… Больше я ничего узнать не смогу.
— Кто забирает? — встрепенулся Герман.
— Передаем в ФСБ.
— Так, значит, забирают… — проговорил в задумчивости Герман, — значит, они всерьез…
— В каком смысле? Это вы о чем? — заинтересовался Гришин.
Герман еще какое-то время сидел, погруженный в себя, и словно не слышал вопроса. Потом посмотрел на Гришина таким взглядом, будто забыл, что он тут сидит.
— Они хотели сегодня меня забрать, — начал Герман, — оказывается, за Константином давно наблюдают, а теперь и за мной. И еще… у Олега в дипломной работе использованы данные, которые на самом деле — государственная тайна.
— А как же он узнал ее?
— От меня.
Гришин уставил на Германа глаза в нетерпеливом ожидании.
— Понимаете, я и сам не знал. Мне эти цифры в голову сами пришли, этот проект и… В общем, они утверждают, что Константин мог внушать мысли. А теперь и я.
— Подождите, это как?
— Он откуда-то узнал эти данные, внушил мне. А я по дурости решил на этом примере построить дипломный проект Мартынова.
— Так… я ничего не понял. Откуда вы знаете, что это Константин внушил вам?
Герман рассказал про свои бессонные ночи, про шепот, который не давал покоя, про статьи под диктовку.
— И зачем ему это нужно было? — не понимал Гришин.
— Не знаю, — Герман покачал головой, — и теперь никто не узнает. Но они считают, что и я обладаю этой способностью внушать. Понимаете, это хуже «красной кнопки». Они хотят использовать меня как оружие массового поражения. Только представьте, если кто-то начнет внушать свои мысли политикам всех стран?
— А у вас и правда есть эти… способности?
— Не знаю… Возможно… Все так обрушилось. Я не понимаю. Все эти дни, как белка в колесе, несусь по замкнутому кругу. И вот теперь меня загнали в тупик…
— Это все слишком фантастично, — Гришин не мог прийти в себя, — вы думаете, я поверю? А, может, вы сами и Папандреудиса убрали, и Мартынова, когда поняли, какими данными обладаете? Может, вы решили бабла срубить, а?
— Так они и обставят это дело, я уверен, — Герман сжал кулаки и смотрел вдаль, в открывающийся из окна вид весеннего расцвета, — я только от них сегодня узнал про эту гостайну. Вы думаете, я такой дурак, чтобы давать секретные данные, на которых, как вы говорите, можно «бабла срубить», простому студенту для дипломной? На самом деле вы думаете, что есть такие идиоты?
Гришин не ответил, но умом понимал, что Герман прав. По крайней мере, он таких идиотов не видел.
— Единственное, что может доказать мою невиновность в убийстве Константина, — это видеозапись с камер наблюдения моего подъезда. Только она доказывает, что я был дома и никуда не выходил той ночью. Я не удивлюсь, если после того, как они получат все материалы дела, эта запись исчезнет. Как исчезли мои отчеты по грантам.
— Каким грантам?
Герману пришлось выложить все содержание приятной беседы с человеком из органов.
— Я не сомневаюсь, эти ребята смогут все обставить красиво, они не дадут мне выбора. А кто я, чтобы идти против такой махины? Вот и вы не верите мне. А с чего, собственно, вам верить? Но я ни за что не буду «красной кнопкой» в руках власть имущих.
Гришин не знал, что думать — верить или не верить. До этого момента все рассказы про сверхспособности и экстрасенсов казались ему сказками, выдумкой. А уж чтобы этим интересовалась федеральная служба безопасности… Так вообще, мысль подобна алкогольному бреду. Но, как ни крути, факты остаются фактами. Не просто так забирают у них оба дела.
— И что вы собираетесь делать?
— Не знаю… Бежать. Ведь кто-то добрался до Олега и Константина. И я пока не знаю кто. Может, ФСБ… А если не они, то получается, что еще кто-то может охотиться за мной.
Тут к Герману пришло осознание, что он — мишень. Мишень с завязанными глазами. А невидимый охотник гонит на него свару голодных собак, жаждущих крови.
— Если ФСБ, то… хотя мне не верится, что все это возможно, но… уйти вам будет сложно, — начал рассуждать Гришин, — но они могут защитить вас от других преследователей, если вы подозреваете, что кто-то…
— А кто защитит меня от ФСБ? Я не буду оружием!
— И куда вы?
— Не могу сказать, извините… Я надеюсь, вы отпустите меня. Дело я вам вернул. Вы меня не видели, и ко мне никто не проникал. По рукам?
— По рукам.
Молодой следователь встал, взял фиолетовую папку и пошел к выходу. На пороге задержался, оглянулся на Германа и тихо произнес:
— Берегите себя.
44 главаВеликий комбинатор
— Слушай, Гарик, ты же не собираешься в ближайшее время за границу? — кошачьим голоском протянула Светлана, сидя на кожаном кресле в шикарно обставленном холле местной компании связи.
— Так, и что ты задумала? — протянул не без ехидства мужчина лет сорока пяти, коротко стриженный и в дорогом костюме.