— Есть продолжать!
Пионеры принялись разгребать валежник, переворачивали каждую щепочку, заглядывали под каждую срубленную ветку и в конце концов нашли.
Вернее, Лиза Бабкина нашла.
— Пуговица! Родион Григорьевич, вот пуговица.
— Подумаешь, пуговица! — Толстяк Митя презрительно надул губы; ему было обидно, что «его» окурок признали негодной уликой. — Такие много кто носит. Обыкновенная чёрная пуговица.
— Нет, не обыкновенная, — сказал Родион и положил пуговицу на ладонь. — Глядите, на ней остался обрывок синего материала, и пришит он серой ниткой. Видно, браконьер второпях зацепился за ветку и выдрал пуговицу, как говорят, с мясом. Эта находка может послужить неопровержимой уликой.
Родион вынул из записной книжки листок, завернул в него пуговицу и отдал этот пакетик Лизе.
— Спрячь. Ну, а теперь ведите нас в посёлок, Егор Лукьянович.
Там, где просека выходила на дорогу, на месте недавно просохшей лужи, ясно отпечатались следы колёс и сапог браконьера. Рядом тянулись ещё какие-то следы — маленькие, частые и не такие глубокие.
— Собака! — воскликнул Юра. — Это собачьи следы.
— Верно, — сказал Родион. — Вот теперь уже мы можем предположить, что браконьер курит папиросы «Север», носит синюю одежду с чёрными пуговицами, пришитыми серой ниткой, и что у него собака — овчарка.
Ребята насторожились.
— А откуда вы знаете, что именно овчарка?
— Да уж знаю. Насмотрелся я на такие следы.
Лиза Бабкина шепнула Саше:
— Наверное, он работает в уголовном розыске.
— Вполне возможно, — ответил Саша.
Лесная, дорога привела к переезду узкоколейки, потом встретился горбатый мостик через ручей. Сосны поредели, появились полянки со стогами сена, круглая силосная башня, а за ней покосившийся бревенчатый домишко — кузница: оттуда нёсся звон металла.
Сквозь раскрытую дверь был виден бородатый кузнец, работающий у наковальни.
— Здравствуй, Прокофий! — крикнул Егор Лукьянович.
Кузнец кивнул бородой, сунул клещи с раскалённым железом в бочку и окутался облаком пара.
Разведчики вошли в посёлок.
Посёлок был зелёный, тенистый, — широкая немощёная улица, дома с верандами, с палисадниками, обнесённые штакетником, колодцы, над которыми, как стрелы подъёмных кранов, торчат деревянные журавли. В палисадниках — тополя, рябинки, сирень. Сушится на верёвках бельё, кое-где натянуты гамаки.
— Дачники наехали. Хорошие здесь места, грибные, — сказал Егор Лукьянович. — А жители большинство заняты на соседних гранитных разработках. У многих огородишки, ягоды. Неплохо живут, да вот беда, некоторых Жадность одолевает. Комнаты сдают, а себе времянки городят, вот и таскают из лесу деревья.
За забором зелёного свежеокрашенного дома в куче песка копошилось десятка полтора дошколят. Одни — помладше — формовали пироги, котлеты, а трое мальчишек лет по шести строили песчаную крепость. В гамаке сидела старая женщина с седыми стрижеными волосами, заправленными под белоснежную детскую панамку. На коленях у неё лежал раскрытый журнал. У ног женщины чёрный котёнок играл с чем придётся — подолом её платья, травинкой, щепкой…
Галя и Лиза сразу бросились тискать котёнка и с удивлением услышали, что старуха что-то напевает себе под нос.
— Здравствуйте, Дарья Матвеевна, — сказал лесник и приподнял на ходу свою мятую фуражку. — Как здоровье?
— Да ничего, Егор Лукьянович. По возрасту и здоровье, — ответила женщина, с любопытством разглядывая пионеров.
Дошколята тоже оторвались от своих совочков и ведёрок.
— Дай мне! — попросил один, протягивая обе руки к медному Юриному горну.
— Детсад, — пояснил пионерам Егор Лукьянович, когда миновали зелёный домик. — Недавно оборудовали.
— Вот так оборудовали! — Галя Котова оглянулась на оставшийся позади участок. — Пустой двор и куча песку. Хоть бы качели поставили для малышей или ещё что-нибудь.
— Так ведь на общественных началах, — сказал лесник. — Вон Дарья Матвеевна, пенсионерка, взялась дежурить через день. Спасибо и за это.
В центре посёлка на перекрёстке двух улиц маленький отряд остановился, чтобы пропустить два самосвала, нагруженных гранитной щебёнкой; машины прошли через перекрёсток по направлению к шоссе, подняв за собой облако пыли.
— Здесь назначим место сбора, — сказал Родион. — Отсюда расходимся в четырёх направлениях. Каждый отсчитает себе четырнадцать дворов и, возвращаясь назад, приступит к разведке. Местность тут просматривается хорошо, дворы небольшие. Это облегчает задачу. За калитки лучше не заходить: не забывайте о собаках. Тот, кто обнаружит свежие жерди, должен немедленно прийти сюда и ждать лесника или меня. Согласны вы с таким планом, Егор Лукьянович?
— Как не согласен. Спасибо вам, товарищи.
Родион посмотрел на часы.
— Сейчас половина двенадцатого. Если действовать оперативно, за час должны управиться. Задание понятно?
— Понятно, Родион Григорьевич! — хором ответили пионеры.
— Действовать приказываю осторожно и находчиво. Всё. Выполняйте.
И вот уже следопыты идут по двое вдоль палисадников, внимательно осматривая дворы сквозь просветы в штакетнике. Молча идут, неторопливо; ведь это настоящая, первая в жизни самостоятельная боевая разведка. Действовать приказано осторожно и находчиво.
Юра идёт в паре с Галей. Так хорошо шагать с нею рядом и не спорить, как обычно, о каких-то там отрядных делах, а, наоборот, быть молчаливым и решительным. Жаль только, вот палки подходящей нет, чтобы в случае чего защитить Галю. Ну, не беда, если откуда-нибудь выскочит собака, можно будет треснуть её медным горном по башке. Как следует треснуть… Юра искоса посматривает на Галю — на её соломенные косы, переплетённые голубой лентой, на сосредоточенное лицо: глаза серьёзные, лоб немножко наморщен. Волнуется, наверное, Галя, вон как теребит концы своего красного галстука. Хорошая!.. Пусть бы на неё попробовала наброситься хоть самая злющая овчарка, Юра бы ей показал. Уж он бы ей…
— Чего это ты размахиваешь горном, Юра?
— Так, ничего…
Эх, шагать бы и шагать рядом с Галей. Весь день шагать! Но вот уже отсчитано по четырнадцать домов слева и справа. Ничего не поделаешь, надо расставаться.
— Смотри, остерегайся собак, Галка.
— Ладно, сама знаю. Иди.
Юра хочет оглянуться, посмотреть на Галю ещё разок, но он пересиливает себя — так прощанье получится суровей и мужественней — и уходит размашистым твёрдым шагом, не оборачиваясь…
Дом, возле которого осталась Галя, был небольшой, чистенький и нарядный, весёлого канареечного цвета. Во дворе пожилая женщина выколачивала веником узорчатый половик. Она взглянула через плечо на Галю и опустила веник.
— Здравствуйте, — сказала Галя.
— Здравствуй! Старой бумаги у меня нет, ржавого железа — тоже. Всё уж обобрали сборщики.
— Нет, я не за утилём, тётя… Можно мне у вас напиться?
— Заходи.
Хозяйка, а вслед за нею Галя, поднялись на крыльцо, вошли в дом.
Первое, что увидела в комнате Галя, была лежащая на столе пачка «Севера». А больше Галя ничего не успела рассмотреть, потому что из-под стола вылезла овчарка — потянулась и зевнула, раскрыв страшную пасть.
Галя попятилась к двери.
— Не бойся, он смирный, — сказала хозяйка. — Ну-ка, Мартын, дружи!
Мартын вразвалку подошёл к Гале, обнюхал подол её платья, ткнул холодным носом в коленку и убрался обратно под стол.
Хозяйка между тем открыла буфет, налила из кувшина в стакан что-то красное.
— Пей.
— Мне бы воды…
— Пей, говорят.
Галя выпила.
— Что, вкусно?
— Очень. Спасибо.
— То-то. Из собственной клубники морс. Его мой Алёша обожает лучше всякого пива.
С фотографии, прибитой к стене между окон, на Галю смотрел скуластый сумрачный парень с недовольно надутыми губами, будто вот-вот заворчит. Под фотографией висела Почётная грамота.
Галя подошла и прочла:
«Передовику производства, члену бригады Коммунистического труда, взрывнику Алексею Ивановичу Фролову за внедрение эффективных методов скоростной разработки гранита»
— Вот какой он у меня. Нынче в комсомольские секретари выбрали, — сказала хозяйка.
— Спасибо за морс. Я пойду, — сказала Галя.
Проходя по двору, она даже не стала осматриваться. А зачем? Что из того, что Алексей Иванович курит «Север» и что у него овчарка? Такие люди всё равно ни за что не будут браконьерствовать. А морс-то какой вкусный…
Так подумала Галя, закрывая за собой калитку. И вдруг услышала лай — громкий, яростный, заливистый. Он доносился с конца улицы.
Туда ушёл Юра! Уж не он ли попал в беду?..
Глава седьмаяДВА ПИРАТА
Расставшись с Галей, Юра пошёл в конец улицы быстро и решительно. Свои четырнадцать объектов он хотел обследовать поскорее, чтобы потом вернуться к Гале; быть может, он ещё успеет проверить вместе с нею два-три дома, поможет ей. А для этого надо было действовать оперативно, как сказал Родион.
Но оперативно не получалось: Юре, как назло, достались дворы, где росли густые берёзы, повсюду были понастроены сараюшки, какие-то будки, сушилось на верёвках бельё. Всё это затрудняло обзор, — попробуй-ка разгляди, что там, за этими препятствиями!
Вот, например, этот участок. К нему с дороги сворачивают свежие следы колёс, проходят во двор, тянутся между срубом колодца и недостроенной верандой, а потом скрываются за углом дома. А может, там, за этим углом, и лежат украденные сосенки? Как туда заглянешь?
Юра подходит вплотную к калитке, внимательно осматривает весь участок — двор, сад с парничками и дом. Дом крепкий, бревенчатый; вверху чернеет пустой проём чердачного окна, к нему приставлена лестница. А внизу окна плотно закрыты, белые занавески опущены, на двери в глубине крыльца висит большой замок.
Юра постоял немножко в нерешительности, просунул руку за калитку, нашарил задвижку и отодвинул её.