Ия, забравшись с ногами на подоконник, смотрела, как мама торопливо переходит дорогу.
— Мамочка! Вернись! — захныкала девочка. Она боялась не одиночества, поскольку не раз уже оставалась без взрослых на пару часов, дело было в другом: почему мама вела сегодня себя, как чужая? Это ужасно пугало Ию.
— Эй, ты чего?! — Тихон высунулся из ящика стола, — ой, чёрт!
Раздался треск ткани. Его рубаха зацепилась за что-то внутри и порвалась.
— Ятный ять! — заорал домовой, — у меня другой нет. Ий, ща шить будешь! Тащи нитки и прочие бабские прибамбасы.
— Я умею только пуговицу… Бабуля сказала, что на каникулах будем учиться всяким швам. А то мама так и не освоила ничего. Руконожка, а не человек.
— Вот я с вами попал! Я, что ж, драный ходить буду? — Тихон зарычал от возмущения, он отлично помнил наказ батюшки — хороший домовой всегда справно одет, умыт и сыт.
— Я знаю! — встрепенулась Ия и бросилась к большому пластиковому сундуку в ярких наклейках. При переезде решили не мелочиться, а взять детских вещей по максимуму. Среди кучи кукол и плюшевой живности девочка разыскала обезьянку, одетую в полосатую фуфайку и джинсовый комбинезончик, сняла одежду с игрушки и протянула Тихону.
— Мда! — хмыкнул тот, рассматривая вещи, — ладно! Пока сойдёт. А потом, может, ты в разум войдёшь, рукоделью обучишься.
Тихон не стал демонстрировать, что современная одёжка ему нравилась куда больше традиционной. Но батюшка даже помыслить не мог бы о таком безобразии. Он и телевизор ругал на чём свет стоит. И не раз лупил своего отрока, обнаружив того за просмотром передач или услышав от него новомодные словечки, кои не должен употреблять добропорядочный домовой.
— А булку ты принесла?
— Сегодня нет. Но есть каша с мясом. Пойдём на кухню.
Ия побежала в спальню, достала из-под подушки завёрнутую в полотенца кастрюльку и отнесла на кухню. Щедро отложила в глубокую миску.
Тишка, уже облачившийся в обновки, гордо восседал на коте. На ногах его красовались кеды, которые он стянул с большой собаки. На той были почему-то только обувь и короткая майка. «Ну и к чему псу башмаки?!» — решил домовой.
Ия в восторге захлопала в ладоши.
— Тебе очень идёт!
Гречка, йогурт, глазированный сырок и конфета насытили Тихона. Погладив себя по округлившемуся пузу, он отправился к зеркалу: собственное отражение ему нравилось. «Мир меняется, и мы меняемся вместе с ним», — вспомнился он фразу из какой-то передачи. «Ну а чё?! Я ж теперь городской!»
— Ий, ящик надо вытащить и проверить. У меня там эта… опочивальня, значит. Не хочу снова порвать одёжу.
Вместе они стали извлекать ящик из пазов: у одной девочки силы явно не хватало. Но из-за разницы в росте не сумели удержать, и он с глухим стуком упал на пол. Бумаги и карандаши веером рассыпались по всему ковру.
— Бес под руку толкнул — буркнул Тихон, переворачивая тяжеленный ящик. Дно перекосилось, и домовой увидел небольшую полость между досками.
— Опаньки! — засунул туда руку и вытащил на свет сложенный вчетверо плотный лист. Он слабо пах той самой магией, флёр которой домовой чувствовал в комнате. Тишка развернул бумагу. В углу карандашом было написано всего одно предложение «Чернильница дедушки Ленина». По телевизору это имя иногда мелькало, но давно, когда Тишка был совсем маленьким.
Ия собирала разбросанные вещи.
— Иди сюда. Ты про деда Ленина слышала?
Девочка наморщила лоб, пытаясь припомнить.
— Не уверена…
— Плохо!
— Чернильница, — прочла Ия задумчиво, — надо бабуле позвонить или тёте Нате. Это про старые времена… Ну, когда перьевыми ручками писали.
— Набирай номер! — у Тихона зудели ладони от предвкушения. Он возбуждённо обежал комнату принюхиваясь. Ему показалось, что магии в доме стало немножечко больше. И ему ужасно хотелось окунуться в неё.
Пока девочка расспрашивала бабушку, весьма удивлённую вопросом малышки, домовой скакал по полкам шкафов, пытаясь понять, какой предмет в квартире имеет отношение к волшебству. «Холодно… холодно… О, теплее!», — бормотал он, втягивая носом воздух будто пойнтер на охоте.
Кусимира дрыхла в спальне, а Блэки с интересом следил за домовым. Видимо, ему показалось это какой-то игрой, кот тоже прыгнул на стеллаж и стал носиться по полкам.
— Тиш, бабуля сказала, что, когда Ленин сидел в тюрьме, он чернильницу из хлебного мякиша сделал. А писал молоком. Когда оно высыхало, на белой бумаге ничего видно не было. Но если потом нагреть, то проявлялись коричневатые буквы.
— Очуметь! — Тихон с разгона врезался в очередное яйцо, — ай, бесово отродье!
На лбу стала набухать шишка. Однако домовой тут же забыл о боли: именно это невзрачное шероховатое яйцо из серого камня было источником той магии, которая так манила Тихона.
— Вот и ты!
Он обнюхал ещё раз яйцо и лист, удовлетворённо вздохнул.
— Так-так-так! Значит… значит… нам нужно нагреть эту бумажку. Ну, разжигай плиту!
— Мне нельзя!
— Ну, давай я включу. Покажи как!
— А если пожар?
— Не будет. Я ж домовой. Сумею с огнём управится. У нас в доме печь была, помнишь? Это тебе не хухры-мухры!
Ия в сомнениях заходила по комнате. Так ей лучше думалось. Расстраивать маму и нарушать установленные ею правило, девочке не хотелось. Но и отказывать другу, который смотрел на неё, молитвенно сложив ручки, тоже казалось неправильным. Взгляд Ии упал на гладильную доску, стоящую в узком проёме между стеной и шкафом. Про утюг мама ничего не говорила.
— Я знаю, что делать. Так будет даже надёжнее.
Уже через пять минут они вдвоём при поддержке кота, следящего за ними янтарными глазами, смотрели, как на бумаге проступают буквы.
— Класс! — подпрыгнула Ия.
— Не сожги, глупая! — одёрнул её Тихон. Он чувствовал, как у него начинают дрожать руки.
Выключив утюг, Ия стала разбирать тайное послание. Тихон умел читать только печатные буквы, а написано было весьма небрежным почерком. Но Ия, не раз исправлявшая ошибки другу Костику, писавшему как курица лапой, без особого труда разобрала текст:
— Кто читает с дурным умыслом, проклят будь да всё забудь. А коль добрый человек, не употреби во зло, да на благо лишь. Потом тут орнамент какой-то.
— А дальше?
— Его согрей да в воде остуди, да снова в печь брось. Трижды, как поцелуй при встрече. А ежели не ко времени, только загубишь счастье своё. Тридцать лет и три года пойдёт, как из земли извлекут. Ране али ащо год минует, камнем неживым оборотится. Опять орнамент. И всё.
— Ух ты! — Тихон схватил яйцо и закружился по комнате, — я чую, время пришло!
XII
Аня прогуливалась под руку со Всеволодом, с восторгом слушая его рассуждения. Ей было даже неважно, что он говорит, она наслаждалась звучанием его голоса. Хотелось, чтобы их свидание длилось вечность. Иногда в душе поднималось волнение за Ию или просыпались мысли о каких-то делах, но это сразу забывалось в бреду любовной лихорадки. Потому даже звонок дочери она восприняла как нечто, отвлекающее её от главного.
— Мама, можно мне включить печку? — благонравным голосом спросила девочка.
— Только осторожно! Не забудь всё погасить перед сном. Я нескоро. Правда, милый?
Всеволод ухмыльнулся, словно довольный хорёк, сожравший цыплёнка.
— Конечно, моя фея! Пора бы перекусить. Как насчёт уютного ресторанчика?
На губах женщины заиграла такая счастливая улыбка, что у мужчины сердце заплясало в груди.
— Кстати, мы могли бы вместе провести выходные.
— О да! — Аня подпрыгнула на месте, как маленькая девочка и захлопала в ладоши, — я мечтала об этом, но не знала, как сказать.
— Тебе не нужно что-то скрывать от меня. Будь откровенна и раскована.
Озорная улыбка скользнула по её лицу. Всеволод облизал пересохшие в миг губы.
— Но лучше у тебя. В моём доме сейчас ремонт, и не до романтики.
Аня на секунду замешкалась, припоминая о договорённости с Иваном. «Какая глупость! Надо отменить». Она написала сообщение, что в эти выходные очень занята другой квартирой и ей не до коллекции.
— Без проблем. Мне не горит, — ответил Ванька, — помощь какая-то нужна?
— Сейчас нет.
Она спрятала телефон в сумочку и снова обратилась к спутнику:
— Я отвезу дочь родителям, и нам никто не помешает.
— Солнце моё! — страстно ответил кавалер.
Ему на самом деле нравилась Аня. «Из неё выйдет прекрасная жена мне, пусть и ненадолго. Это судьба, что она оказалась новой хранительницей».
При всём внешнем лоске Всеволод не умел увлечь женщину. Через пару свиданий дамы тихо пропадали. И тогда в ход пускался приворот. Увы, заклятье, делавшее избранниц мягкой глиной в руках мужчины, быстро сводило в их могилу, выжигая изнутри. Всеволод относился к этому философски. Он впервые чувствовал искреннее сожаление, думая о скорой смерти приворожённой красавицы. Да и прежде у него не было желания заключать брак. Аню же он хотел видеть официальной супругой.
Получив разрешение от мамы, Ия присела перед плитой. Раньше девочка ещё не включала духовку, хотя видела, как это делали взрослые.
— Ох, да что ты там телишься? — возмутился Тихон, изнывающий от нетерпения.
— Думаю.
— Мыслительница! Проверь, там пусто?
— Да.
— Ну, крути ручку включения. Вот. И нагрев верх-низ.
— Это где?
Тихон снисходительно ткнул панель управления.
— Я думала, ты только с печкой…
— Глупая совсем? У нас давно плита. Русскую печь лишь зимой топили последние лет десять.
Пока духовка грелась, Ии пришлось искать большую кастрюлю. Поставив на пол рядом с плитой, чашкой наполнила её холодной водой.
Домовой тем временем залез в морозилку и удовлетворённо хмыкнул, найдя ёмкость со льдом.
— В воду кинем, надёжней будет.
Такса заскулила у двери. О вечернем выгуле все забыли.
— Тиш, мне надо вывести Кусимиру. Ей писать хочется.
— Не боишься одна?
— Боюсь, — честно призналась девочка, — а что делать? Можно к дяде Диме сходить…