И сразу же этот краснощекий кудрявый блондин, брутальный, мускулистый, почти красавец, если бы не глаза — бледно-голубые, водянистые — стал ему ясен. Телевизионщик до мозга костей, человек скользящий, мыслящий картинками, со звериным чутьем, фантастически энергичный, амбициозный и циничный особым, молодым цинизмом, без предела и ограничений. Такие не шагали по головам, а откусывали головы, такие не сомневались: чем прямей и грубее они выполнят заказ, тем выше поднимутся — все это Ланин отметил и на общем собрании, на котором Сланцев представился коллективу. Тогда он был лаконичен, почти резок, сказал только, что канал ждет ребрендинг, «не фатальный, но вряд ли вы сможете его не заметить», и ухмыльнулся чуть-чуть. Но сейчас же оборвал себя, добавив, что об этом он поговорит с каждым в отдельности. Сидевший рядом с Ланиным техдиректор толстяк Ватников только присвистнул: шеррибрендинг! Глянул на усмехнувшегося Ланина и продолжил: «Вот ведь бреднинг, а, Львович?» Ланин снова растянул губы в ответ.
Но теперь, когда стрекоза уже печально прикрыла свои стеклянные глазки под шляпой, Ланин разглядел: испуганный, испуганный молодой, молодой знавший: уже за шеломянем еси все любимое, вот-вот исчезнет. Молодость, бабы, яхты, или что там еще у него самое-самое, поговаривали, что не только бабы, о нет, но стоит ли погружаться, исчезнет и канал. Временный. Вот кто он. Не сегодня-завтра его потопят в отравленном шерри бренди, растворят, как катышек свинца в азотной кислоте. Теперь он боялся, что и этот данный ему в подарок крошечный отрезок не удастся оседлать, задержать. И изо всех сил хотел все-таки продлить, во что бы то ни стало, хоть на лишний год, хоть на пол-. Сланцевым заменили даму, основное достоинство которой состояло в том, что она почти не бывала на работе, мешая им исключительно издали и боясь собственной тени. Это ее в конце концов не спасло. Но, когда несколько лет назад она заступала на должность, у канала были совершенно другие задачи; теперь ее отправляли в почетную ссылку руководить новым познавательным каналом, вещающим на регионы. Сланцева назначили, специально сейчас, в марте, ранней весной, чтобы к осени успеть повернуть (нагнуть) курс их довольно разнообразного, в отдельные минуты даже острого канала в сторону еще большей развлекательности, легкости, в сторону молодых и стильных. Последняя дискуссионная программа, на которой пусть и в облегченном виде, но все же допускалось обсуждение социальных тем, в этом сезоне уже изменила формат, постаравшись замаскироваться под ток-шоу о семье и обществе. Но все понимали — и в таком виде она обречена. Седовласый и величественный ее создатель и ведущий, человек эпохи девяностых, ходил последний месяц сдутый, с похоронным выражением лица.
Итак, Сланцев боялся. Оттого и гудел, звучал дополнительным, неприятным звуком, эхо которого, казалось, звенело, даже когда он молчал и слушал. Ланина охватило ощущение, что он говорит не совсем с человеком, скорее, с какой-то недоброй игрушкой, и понял: разговор провалится, если только сейчас же не найти к этому заводному зубастому зайчику ключ. Уже ясно было — современность, а еще лучше ближайшее будущее — вот чем его надо брать, но пока, для разминки, для большей уверенности Ланин кинул в самое подножие разговора, который уже стал поворачиваться к делу, два имени, и на каждое щенок среагировал адекватно: остановившимся фотографирующим взглядом.
Один из упомянутых Ланиным людей был непосредственным начальником Сланцева и самым крупным их акционером, по приятному совпадению однокурсником и давним приятелем Ланина. Своим в доску, к которому можно было прийти и, похлопав по плечу, решить вопрос, он не был никогда, но невзначай упомянуть о добром знакомстве с ним в разговоре, финал которого неизвестен, Ланину показалось не лишним. Другой, по прозвищу Кокон, был из высших чиновничьих сфер, когда-то он работал с Михаилом Львовичем в одном институте и даже секторе. Однажды, еще в глухое застойное время, Ланин спас Кокона, любителя опасных и запретных удовольствий, от больших неприятностей, спас из чистого азарта — получится, нет? Получилось. С тех пор оба знали: надо будет, бывший коллега вернет должок, они раскланивались на званых обедах, и вознесшийся на чиновничьи высоты приятель не раз давал Ланину понять, что помнит и, если что, поможет — только обратись.
И едва он произнес имя Кокона, сейчас же подумал, что, возможно, делать этого не стоило, зачем демонстрировать начальнику, что есть кое-кто и посильнее его, зачем обнажать и собственную слабость — разве сам он, без покровителей, не силен? Но, к счастью, на Кокона Сланцев почти не повелся, возможно, был не в курсе, разговор двинулся дальше, и Сланцев повторял сейчас примерно то, о чем говорил уже на общем собрании. Расширить аудиторию за счет молодых от двадцати пяти, развлекать, но не быдло — тех, кто с мозгами, использовать новые технологии, запустить новые сериалы, и снова повторил, видимо, полюбившуюся ему формулировку: «Политика только через репортаж»… Наконец, заговорил и о ланинском «Вечном празднике», который, конечно же, вряд ли сможет существовать в прежнем виде. В ответ Ланин неторопливо достал из сумки бумаги — это были сведения о рейтинге его программы за последние два года. Рейтинг неуклонно рос. Высшей точки он достиг три месяца назад, в начале декабря, перед каникулами.
— Да, — вежливо согласился со Сланцевым Ланин, передав ему графики, — в этом формате дальше нам расти просто некуда. Хотя и совершенно отказаться от программы, с ее названием, заставкой, музыкальным, специально заказанным Рыбникову вступлением значит — отправить зрителя на другой канал, поэтому может, быть, имеет смысл…
— Запустить новый проект, — нетерпеливо перебил его Сланцев. — Похожий.
— Да, — снова согласился Ланин, — но для начала параллельный, до тех пор, пока он не наберет силу и не оттянет аудиторию от прежней привычной программы.
И Ланин в нескольких предложениях рассказал Сланцеву о давней своей затее — интерактивной и совершенно «прагматичной» программке, для любителей путешествовать на автомобиле — а их становится все больше, — которая выдавала бы краткий маршрут с гостиницами, ценами и достопримечательностями. Подключить видеоблоггинг, народ, который ездит с камерами — а таких немало. Сделать прямые включения. Интернет-телевидение, вот оно, за спиной. В кабинете вдруг стало тихо. Жужжание прекратилось. Ланин понял, что попал. Сланцев заерзал, закивал. Он сам не раз так ездил по Европе, на своем авто, инфу приходилось выкапывать в Сети, а тут все готовенькое. И ему понравилось. Понравилось и то, что программа насыщенная, но не слишком длинная, получасовая — и что на сайте можно давать ее краткую выжимку для тех, кто не успел, с картами и адресами, отправлять ссылку на нее подписчикам, и еще открыть сопутствующую рубрику в их небольшом тонком журнальчике, охватывающем другой сектор аудитории.
Сланцев оживился, заговорил. Брызжа слюной, стал вываливать на Ланина все, что еще хотел бы сделать с каналом. «Видеоблоги», «жестко», «позитивный драйв», «информативное напряжение», Ланин подпевал: мобильное телевидение, телеящик, нет, телекоробка в кармане, в любой точке пространства и только любимое, заранее выбранное и записанное. Не одни путешествия, но и искусство, кино, театр… Ланин ронял имена, названия стран, проектов, Сланцев смотрел на него все с большим, уже почти детским совершенно восхищением (зайчег!) — многое из того, о чем говорил Ланин, он знал, но и не подозревал, что этот в меру упитанный, косоглазый дядька настолько в курсе. Вскоре они плыли уже рядом — в пространстве пульсирующих разноцветных огоньков — море новых имен, изобретений, идей, перфомансов, картинок видеоарта, подсвеченных неуловимо меняющимся сиянием змеевидных ламп, высунувших узкие головы из воды. Интерактивное телевидение — прямой разговор со зрителем, созовем великих, пусть читают перед реальной аудиторией виртуальные лекции, а пипл потом голосует, все самые лучшие, да, уже можно сейчас составлять список. Тим Бернерс-Ли, изобретатель Сети! Брайан Шмидт, открыватель ускоренного расширения Вселенной! Эволюционист Ричард Докинз! Но и культурки подпустим. Робер Лепаж! Триер! Быстро обменивались они именами, понимая друг друга без комментариев и одновременно проверяя: а ты знаешь, кто это? Мэтью Херберт, Фил Спектор, Апичатпонг Вирасетакул! Гильермо дель Торо, Кастеллучи! Джамель Клуш, Тадао Андо, Дэниел Хоуп, Конрад Шоукросс. А наших, наших? Старшего Германа, Германа, конечно, Илью Кабакова, Някрошюса, если только он наш. Зубастый смайлик. Звук добавляем жестом, голосом, не вставая. Программа под настроение, грустно — заводятся комедии, потанцевать — МузТВ, помечтать — «меццо» — и все на нашем канале…
Вынырнув и подняв голову, Сланцев глянул на Ланина и сказал неожиданным севшим голосом, что ведущим этой новой передачи, программы будущего станет, конечно, Михаил Львович, хотя он как-то увлекся и забыл, что есть у него для Ланина еще одно, совершенно отдельное предложение — запустить цикл об экстремальном туризме, стать продюсером этого цикла… Ланин подхватил, добавил, что у него есть несколько отличных ребят, инструкторов, водящих группы, которых можно будет подключить к проекту.
Он входил в кабинет, не зная, будет ли здесь работать следующей осенью, и закрывал дверь с тремя новыми проектами в кармане, хотя и с мокрой спиной. Он чувствовал себя пьяно и весело. Удалось! Сплавал — и победил. Ах, как хотелось теперь Ланину, стряхнув с себя неоново отсвечивающую воду, весь этот морок и бред, сейчас, когда было уже не так нервно, явиться Сланцеву да хоть во сне и ровным, тихим тоном старшего объяснить, как все обстоит на самом деле. Он шел вниз, по лестнице, аккуратно считая ступеньки, надо было размяться. Шел и бормотал, никак не мог остановиться, смерч говорения вдруг захватил его.
«Эх, Андрей Григорьевич, Андрей Григорьевич, хотя позволь просто: Андрюха, да, я сыграл с тобой в твою игру, в твои побрякушки, ты и обрадовался, даже глупенько подмигнул мне в конце: «Михаил Львович, а вы — протолкнутый». И засмеялся, раскраснелся. Пацан! Завтра тебя здесь не будет, а мы так и будем топтать эти коридорчики, потому что знаем: подлинная современность, злободневность — традиционна и не современна. Самая модная программка, ток-шоу, игра или что там еще все равно должны фиксировать архетип, мужик — баба, убийца — жертва, предатель — герой — вот они, омытые дождями и ветрами веков, просоленные крестовинки. Мы только наносим на них свои серебристые полосочки, натягиваем парчовые шапочки и черевички, чтобы помочь продюсерам, зрителям забыть: самое современное и модное — это всего лишь раскрашенная древняя крестовина.