– Когда мы хорошие девочки, довольные жизнью, мы рады, да, – бросила она и направилась к столовой, а потом развернулась и добавила: – Но когда мы плохие, это сводит нас с ума.
Я вышла на улицу, чтобы проверить бифштексы: готовы, даже слегка подгорели – пора снимать с огня. Наступил вечер, однако жара не спадала. Плантации кукурузы начинались прямо за домом. Молодые побеги, поднявшиеся уже почти на полметра, ходили волнами под порывами горячего ветра в душном мареве. Над полем висела пыль, а ведь дожди лили постоянно. Поток злобы, вылившийся на меня в последние десять минут, вогнал меня в ступор. Я представляла, как папа – в фермерских сапогах и рабочей одежде – заявился в адвокатскую контору и наделал там шуму, как Кэролайн перепугалась, вернувшись и узнав от коллег о его визите, как Роуз молчаливо, заранее затаив обиду, ожидала, когда Кэролайн вспомнит о своем сестринском долге, как Кэролайн в свою очередь так же молча, с возрастающей уверенностью ждала, что мы не подпишем бумаги. И вдруг, сама не заметив как, я стала перед ней оправдываться, точно на перекрестном допросе (вообразить такое не сложно, она все-таки адвокат):
«– Отец сам хотел, чтобы мы подписали бумаги. Мы просто выполнили его желание.
– Ты могла бы открыть дверь и войти. Не важно, что он закрыл (захлопнул!) ее?
– Лично мне не нужна ферма, но другим нужна, да и к тому же, это была папина идея.
– Не можем же мы следить за ним постоянно. У него есть права и две машины.
– Его жизнь изменилась, так что поначалу неизбежно будут притирки.
– Мы должны доверять друг другу, а не грызться».
– Ты мясо нести собираешься? Все заждались.
Я вздрогнула. Джесс Кларк стоял в дверях кухни и улыбался.
– Прости, задумалась.
– Пойдем в гостиную. Ты ахнешь.
– Включили? Стало прохладнее?
– Ну уж точно гораздо лучше, чем здесь.
Когда я проходила мимо Джесса, он придержал меня за руку.
– Запомни этот день, – проговорила я. – Сегодня случилось то, чего я больше всего боялась.
Он посмотрел на меня с искренним удивлением.
– Долго объяснять. Просто запомни, что я предвидела это.
– Как скажешь, – кивнул он.
В гостиной действительно стало прохладней – и темней из-за задернутых штор. Когда я вошла, меня встретили радостные лица. Избавленные от гнетущей жары, все принялись за еду с аппетитом и необычным оживлением. Пит смеялся, шутил и дурачился, казалось, специально перед Джессом. Тай, принявший на себя роль радушного хозяина, предлагал всем добавку и поддразнивал Пэмми и Линду, которые сметали все с тарелок. Роуз же смеялась и болтала не меньше мужа и ела не меньше дочек. К счастью, моей озабоченности никто не заметил, не поглядывал с досадой и не пытался докопаться до причин. Все были увлечены ужином и беседой. К десяти еще никто даже не думал подниматься из-за стола. Я не могла оторвать взгляда от Джесса. Он сидел во главе стола, красивый и энергичный, и явно наслаждался вечером. И я наслаждалась, но с горечью понимала, что без него нам бы никогда не было так хорошо, а вот ему без нас – вполне. Уедет он, и от этого веселья ничего не останется.
В воскресенье после церкви мы собрались у папы на традиционный обед в честь Дня отца. На этот раз во главе стола восседал папа и явно не наслаждался ни едой, ни нашим обществом. Перед ним на белой крахмальной скатерти возвышалась корона из свиной корейки (купленной мною в отделе готовых свежезамороженных продуктов), запеченная картошка, маринованные овощи и большое блюдо с тушеным горошком со своего огорода. Пэмми и Линда пихали друг друга под столом, Пит в очередной раз ушел на кухню за бутылкой пива (я слышала, как хлопнула дверца холодильника).
– Давай я, папа, – предложила Роуз. – Надо просто прорезать сверху вниз между костей.
– Сам знаю.
– Знаю, что знаешь.
– Вот и не лезь ко мне.
– Я не… – начала было Роуз, но осеклась, заметив мой взгляд.
– Аппетитная картошечка, – вставил Тай, а Линда с неприязнью спросила:
– Что в ней за ветки?
– Это розмарин. Пряность такая. Вкусная, – ответила я.
– Джинни опять вычитала новый рецепт в журнале, – хмыкнул Тай.
– Это мамин рецепт, – вступилась Роуз. – Я помню. Розмарин – название такое приметное. И с мясом он хорош.
Повисло гнетущее молчание. Приходилось усилием воли удерживать себя на месте, как магнитом поворачивая стрелку компаса в обратном направлении. Хотелось встать и уйти, если уж не совсем, то хотя бы на пару минут в кухню или в ванную, чтобы умыться.
Гнетущая атмосфера за столом не была чем-то новым, но в тот раз я впервые так остро чувствовала ее. Раньше я бы списала все на жару, на усталость от готовки или на ругань Пита с отцом или Роуз, которая часто бывала не в духе. Перетерпела бы как неизбежное зло и, вернувшись домой, была бы рада услышать от Тая: «Все прошло нормально. Еда получилась отличная, а это самое главное». Я бы отнеслась ко всему происходящему как нормальный фермер: учла бы ошибки и просчеты на будущее и смирилась бы с ними в прошлом. В конце концов, такие обеды случаются всего три раза в год (на Пасху мы ходим на церковный ужин).
Но теперь я вдруг осознала, что виноваты не какие-то внешние обстоятельства, а все мы, уткнувшиеся в тарелки и быстро поглощающие еду, потому что больше нам за столом делать нечего.
– В Стори буря побила всю кукурузу, – заявил отец.
Сильная гроза с крупным градом началась после обеда. Фронт сначала прошел в одну сторону, потом развернулся и через четыре часа прошел обратно, с северо-востока. Нас, к счастью, не зацепил, мы видели только всполохи молний на юге. Это было в среду. Мы с Роуз переглянулись.
– Вот вы не хотите страховать урожай от града, – вставил Тай, – а другие сейчас локти кусают.
– Ко всему не подготовишься, – возразил Пит. – В газете написали, что никто не ждал такой мощной грозы.
Отец отложил кость, вытер руки об салфетку и отчеканил:
– Даже обычная гроза с градом может нанести большой урон.
Пит покраснел.
– Что ты делал в Стори, папа? – спросила Роуз.
Отец даже не посмотрел на нее. Молча положил себе картошки, маринованных огурцов с перцем и кусок мяса.
– Ты ездил в четверг? Сразу после грозы?
– Нет такого закона, который запрещает прокатиться в свое удовольствие, – огрызнулся отец.
– Учитывая дефицит бензина, скоро будет, – парировала Роуз.
– А пока нет, – отрезал отец, с ненавистью зыркнув на нее.
– Надо экономить, – вступил Пит. – Скоро конец месяца, а Джимми Картер так и не разобрался с бастующими дальнобойщиками. Можно, конечно, ездить на спирте, тогда нет проблем.
– Мы не будем ездить на спирте, – отрезал отец, считая, что за ним все еще оставалось право последнего слова.
– Ты был в Де-Мойне? – поинтересовалась я.
– Если и был, то что? – рявкнул он, теперь с ненавистью уставившись на меня, словно хотел испепелить взглядом.
Я не нашлась, что ответить. А что, если он был? Что?
– Кэролайн спрашивала, вот что, – бросила Роуз.
– Не лезьте не в свое дело!
Его бесило, что мы обсуждаем его за спиной.
– Просто она волнуется, – попыталась объяснить я.
– Я же вроде не сказал, что ездил в Де-Мойн?
– Нет, не сказал.
– Ну и все, – бросил он и положил себе горошка.
Перед сном, раздеваясь, Тай заявил, что мы с Роуз совершенно не понимаем своего отца. Я меняла постельное белье, поэтому вместо ответа попросила его помочь расстелить простыню. Он с готовностью подхватил полотнище, подоткнул под матрас и разгладил складки. Я наблюдала за ним. Плечи у него широкие и мускулистые, чуть выше локтя проходила граница загара, запястья по толщине не уступали предплечьям, волосы на руках выгорели от солнца. Заметив мой взгляд, муж улыбнулся.
– Он и сам, похоже, себя не понимает, – бросила я.
– Нет, он-то как раз себя прекрасно понимает. Просто скрытный. Вот и все.
– И что же он скрывает?
– Ну, например, что боится собственных дочерей.
– Если бы, – вздохнула я и положила аккуратно сложенное теплое одеяло на край кровати, вряд ли оно нам сегодня пригодится. – Чего ему боятся? Тут все в его руках.
– Было, – уточнил Тай, устраиваясь в постели.
– Ты про передачу права собственности? Это же просто юридическая формальность. Он и есть ферма. Стоит ему вскинуть бровь, как мы с Роуз начинаем метаться от страха. Он просто заехал к Кэролайн на работу, а она уже звонит в панике, не зная, что и думать. Порой мне кажется, что все так и осталось по-прежнему.
– Но ему так не кажется.
– Ну и пусть забирает обратно. Мне плевать! – в сердцах выпалила я. Тай внимательно на меня посмотрел. Ему было не наплевать, но решение оставалось за мной, он не вмешивался. Семнадцать лет он ждал этого, доказывая изо всех сил, что достоин тысячи акров.
– А я считаю, что он все правильно сделал в плане налогов и всего прочего. Марв Карсон не зря посоветовал, – сдержанно произнес он.
Я сняла шорты и стянула футболку.
– Но вот вам, женщинам, не мешает быть пообходительнее. Не спорить. Закрывать на что-то глаза.
Подумав, я ответила:
– Ты прав. Я не понимаю его. Но то, что тебе кажется спорами, – и есть наши попытки хоть немного разобраться. Я постоянно чувствую тревогу, будто под землей, которая раньше казалась крепкой, что-то ворочается и просится наружу, словно там коварный скрытый поток, размывающий почву. Отец никогда не говорит, что у него на уме.
– Всегда говорит. Просто вы двое вечно додумываете за него, особенно Роуз.
Я натянула короткую ночнушку и застегнула пуговицы. Тай откинул простыню с моей стороны, приглашая меня к себе. Было в этом жесте что-то надежное и успокаивающее, мне нравилось прижиматься к мужу и чувствовать силу и крепость его рук. Мы никогда не ссорились, даже если не соглашались друг с другом. В общем, и секс не был для нас так важен, как эти мирные объятья.
Тай откинулся на спину, я положила голову ему на плечо. Мы лежали близко-близко, тесно прижавшись друг к другу. Помолчали, уставившись в потолок…