Пит после обеда отправился сначала на склад в Пайке, затем в дилерский центр сельскохозяйственной техники в Зебулон-Центре, якобы по неотложным делам, но на самом деле за тем же, за чем и жена.
Тай работал, шутил и поторапливал строителей.
Я сварила Кену Ласаллю кофе и сидела с ним у нас на кухне не меньше часа, стараясь развеять все его сомнения и тревоги по поводу отца, а также нашей фермы и ситуации в семье.
Марв Карсон появился у дверей около полудня. С собой у него была упаковка из шести маленьких зеленых бутылочек с минеральной водой «Перье», которую он заказывал из Франции через дистрибьютора. Я предложила ему макароны с сыром, на что он, вздохнув, ответил:
– О нет, Джинни, только не сыр. Я его не ем. Он способствует выделению слизи. Не замечала?
– Я думала, можно есть все, главное – соблюдать систему.
– Да, но мне пришлось немного скорректировать свой рацион на лето. Арахисовое масло найдется?
Я поставила на стол банку с маслом, хлеб и варенье из диких яблок. И еще специально купленный соус из жгучего перца. Марв сделал себе сэндвич, я принялась за салат. Марв достал две бутылочки из упаковки, открыл и одну придвинул ко мне.
– Не стану скрывать, Джинни, я очень встревожен. Просто места себе не нахожу. Все в банке обеспокоены ситуацией с вашим отцом.
Я наморщила лоб, приняв выражение скептического благодушия. Что за тревоги? Нам такое и в голову не приходило.
– Это очень крупный заем, Джинни, – продолжил Марв. – Один из самых крупных в нашем банке на сегодняшний день – хотя, конечно, это закрытая информация. И, честно признаться, в кассе у нас не так много денег, как вы, наверное, думаете. Нынешней весной многие сельские банки испытывают недостаток наличности. Да и к тому же ваша заявка – не единственная.
Я продолжала улыбаться – не прекращала ни на секунду, как только он вошел в дверь.
– Все, что касается фермы, осталось прежним, просто теперь у Тая, Пита, Роуз и меня появилось чуть больше возможностей принимать решения. Но это же только на пользу, верно? Неужели Тай… – проговорила я и указала на окно, за которым шла стройка. – Взгляни на него. Он здоров как бык. Один из лучших фермеров округа, все так говорят.
– Никто не спорит, – начал было Марв, но прервался, чтобы громко и с чувством рыгнуть. – Я предпочитаю всегда быть на шаг впереди. На острие, так сказать. И мне не нравятся новости о вашем отце.
– Он сейчас злится на что-то, но скоро наверняка придет в себя. На делах фермы это никак не сказывается. Тай и Пит отлично сами справлялись с работой весь июнь. Спроси Лорена Кларка.
– Судя по всему, так и есть.
Он открыл еще две зеленые бутылочки и в несколько глотков осушил их одну за другой. На мой удивленный взгляд пояснил:
– Промываю организм. И тебе советую. А то волосы не будут блестеть.
– Не надо тревожиться, Марв, – сказала я, оставив без внимания его совет. – Обещай, что не будешь. Все хорошо, правда.
– Можно мне чайную ложку сахара?
Я вручила ему ложку и сахарницу. Он посмотрел на часы и ровно в двенадцать тридцать заглотил тщательно отмерянную дозу. Я не мешала. Он еще раз сверился с часами и сказал:
– Мы все здесь друзья, Джинни. Даже те, кто враждует между собой, делают это уже так давно, что стали почти родными. Время сейчас нестабильное, нервное. Процентные ставки растут. Старые порядки уходят. Как при Великой депрессии. В такие времена легко наделать новых врагов.
– Мы не хотим враждовать, Марв! – воскликнула я и, смягчив голос, добавила как можно убедительнее: – Просто не обращай внимания на папу. И он сам успокоится.
– Пожалуй, ты права, Джинни, – кивнул он и встал. – Я возвращаюсь в офис. У меня запланировано одно дело на час дня, и к тому же я забыл табаско. Еще заеду!
Не стирая с лица улыбки, я поспешно вскочила из-за стола и пошла его провожать.
Через час явился Гарольд Кларк. Из окна я видела, как он деловито выскочил из машины и бодро, чуть ли не пританцовывая, направился к задней двери. Его ликование взбесило меня.
– У вас проблемы! – бодро заявил он еще с крыльца, увидев меня.
Я придержала ему дверь.
– Думаешь, Гарольд?
– Уверен! – воскликнул он и, увидев на столе кофейник, добавил: – О, налей-ка.
– Сварю свежий.
– Ваш отец отказывается возвращаться домой. И видеть вас никого не хочет, – довольно проговорил старый фермер, усаживаясь за стол.
– Он обругал нас последними словами.
– Хорошо, мне Бог дочерей не дал – все вы себе на уме!
– А у Лорена с Джессом что, своего ума нет?
– Джесс же вернулся, так ведь? – усмехнулся Гарольд. – Он сам позвонил мне, не я ему.
– Ты знал, куда звонить?
– Да какая разница? Я не собирался его искать – и он был в курсе.
– Гарольд, ты же знаешь не хуже остальных: все эти годы мы прекрасно заботились об отце.
– Знаю.
– Вот и скажи, чтобы он вернулся домой. Не подначивай его, как ты любишь.
Кофе закипел, я налила Гарольду полную кружку.
– Он упертый. На любые советы плевать хотел. Не любит, когда его тыкают носом и говорят, что он неправ, особенно если вообще не ясно, прав ли он или нет.
– Что же ты ему посоветовал?
– Подождать и посмотреть, что будет. Я сказал, что вы, его дочери, должны прийти к нему сами.
– Уверена, Роуз никогда не согласится. Отец угнал грузовик Пита, запугивал нас и даже проклял. Со дня на день явятся полицейские, чтобы его арестовать, – тест на алкоголь делается десять дней. Его никто не гнал в бурю. Он сам ушел. Вел себя словно капризный ребенок! Кричал, угрожал, скандалил. Как дитя малое!
– Знаю.
– Сколько собираешься держать его у себя?
– Пока сам не уйдет. Я гнать не буду – мы с ним больше шестидесяти лет дружим.
– Хорошо.
– Ох уж эти мне бабские штучки! Что ж тут хорошего? Ничего! Ты и сама знаешь, но все равно говоришь «хорошо», только чтоб позлить.
– А что ты хочешь, чтобы я сказала, Гарольд?
– Что он твой отец! И пусть он всем как заноза в заднице, ты в долгу перед ним. И Роуз тоже. Все что у вас есть – дело его рук и рук его отца, Джона Кука. Лучшей фермы не сыскать во всей округе! Вся семейка Стэнли ночами не спит, думает, как отхватить у вас хоть кусочек. У них уже больше двух тысяч акров, и все равно их земля не сравнится с этой. Скажите спасибо Ларри Куку!
– Ферма – это еще не все, Гарольд.
– Но довольно много, не так ли? Тот, кто на собственной шкуре знает, чего стоило сколотить такую ферму, вряд ли будет ее так запросто разбазаривать! – начал горячиться Гарольд. – Сыновьям это объяснять не нужно, а вам, женщинам, не понять!
Он встал, открыл заднюю дверь и плюнул с крыльца. Немного успокоился, пригладил руками волосы, сел обратно и заглянул в кружку.
– Роуз ему ничего не должна, – бросила я.
– Это она сама так считает? Между нами говоря, с ней всегда были одни проблемы.
– Лучше тебе заткнуться, Гарольд.
Я видела, как он вскинулся от недоумения, но меня вдруг захлестнул такой гнев, что я с трудом удержалась на месте. Вцепившись в край стола, я отчеканила:
– Ты не ослышался, Гарольд. Заткнись! Ни слова про папу и Роуз.
Больше всего в этот момент мне хотелось запустить в соседа кофейником; хорошо, я убрала его со стола, но и то с трудом сдерживалась, чтобы не подняться и не схватить его с плиты. Я крепче вцепилась в стол.
– Для вас же стараюсь! – обиженно воскликнул он.
– Да?
– В общем, слушай. Я приведу вашего отца на церковный обед в воскресенье. Вы, детки, тоже должны явится и принести угощение. Хочешь не хочешь, а мириться надо. Знаю, у вас в этом споре одна сторона, у Ларри другая, – проговорил он примирительно, заглянул мне в лицо и улыбнулся. – Ты у меня на глазах выросла, Джинни. Мне ли не знать, чего ты заслужила, и, возможно, правда на твоей стороне. Но если вы помиритесь и перестанете каждый на свою сторону тянуть, ферма, дай бог, еще пятьдесят лет простоит. А оно того стоит, так?
Он говорил ровно и медленно – как Джесс. И в голосе его, если отбросить старческое дребезжание и деревенский выговор, звучали те же ноты. Это меня подкупило – я кивнула.
– Вот и славно, – подытожил Гарольд.
Вечером с нами ужинал прораб из Канзаса. Я зажарила свинину на огне и сделала салат из огородной зелени, молодой картошки, выкопанной у Роуз, и горошка.
– Да это же просто рай! И еда, и место – просто восторг! – распинался гость.
– Да, неплохо, – кивнул Тай.
– Тай, милый, ты выглядишь таким усталым, – проворковала я.
Гость начал восторженно рассказывать, как много они сегодня успели.
– Компания не одобряет переработки, но я решил, лучше мы сегодня подналяжем, зато быстрее закончим.
– После четвертого продолжите?
– Нет, – помотал головой гость, – я как раз перед ужином говорил Таю, что придется подождать четыре дня, пока фундамент застынет. Так что у ребят будет пара дней на отдых.
Я посмотрела на мужа, однако он сидел, уставившись в окно, тарелка перед ним уже опустела.
– Милый, положить еще что-нибудь?
Он бросил на меня резкий взгляд, поднялся и объявил:
– Если хочу сегодня выспаться, надо заняться свиньями.
Гость явно был настроен поговорить – я покорно слушала, сварила ему кофе и старалась не смотреть на мужа, когда тот вернулся, скинул рабочие ботинки, умылся и прошел через кухню, не говоря ни слова. Гость поглядел на Тая, потом на меня, улыбнулся и принялся рассказывать про свое детство и ферму, на которой вырос, рассуждать, чем Колорадо отличается от Айовы и Канзаса, трепаться про свою бывшую жену и неуправляемого сына-подростка, жаловаться, что электричество вчера отключилось как раз, когда он сел смотреть телевизор. Избавиться мне от него удалось только в десять сорок одну. Когда я поднялась наверх, Тай уже крепко спал. Это была первая ночь после бури.
Надо признаться, в те дни мы все избегали друг друга. Правда, у меня желание одиночества сплеталось со странной тоской: я отчего-то скучала по тем, по ком не должна бы, и избегала тех, по ком скучала. Даже Джесса не хотелось видеть. Утро среды 4 июля, Дня независимости, выдалось тихим и ясным, сидеть дома не было сил. В сторону свалки я не пошла, там все напоминало о Джессе, а отправилась через поля к углу Мэла, мне хотелось найти впадину старого пруда, но я даже не представляла, где искать. Ровные ряды кукурузы тянулись во все стороны по черной плоской равнине, гладкой как асфальт. Пруд, дом, сад, колодец, фундамент сарая – все будто исчезло. Не знаю, почему вдруг это меня так поразило, я ведь сама видела, как падали и горели стены, как бульдозер сравнив