Фа Линь сделал такое лицо, что Ван Цину стало смешно, несмотря на весь этот абсурдный разговор. Наверное, у него было такое же, потому что он впервые слышал о чем-то, что передавалось в семье Фа из поколения в поколение. И это была флейта? Что же в ней такого?
– А мне она зачем? – спросил Фа Линь. – Я не коллекционер. У меня в квартире только все самое необходимое для жизни. Не люблю то, что просто лежит и собирает пыль.
О, это была чистая правда. Дома у Фа Линя не найти ни статуэток, ни мягких игрушек, ни сувениров, – ничего из того, что хоть как-то бы захламляло жилое пространство. Или делало бы его не таким скучным, как всегда, добавлял про себя Ван Цин. Сплошной минимализм.
Юйлань вздохнула и покачала головой:
– Это семейная ценность.
– Сколько же ей лет? – спросил Ван Цин, чувствуя, что кружка перестала греть пальцы, потому что чай полностью остыл, а он так и не сделал ни глотка.
Сестра пожала плечами:
– Не знаю, А-Цин. Около тысячи. К сожалению, до нас она дошла почти без истории. Наверняка с ней что-то было связано.
– Бред какой-то, – буркнул Фа Линь. – Что с ней может быть связано? Просто старая вещь. Ладно, очень-очень старая и хорошо сохранившаяся вещь.
Юйлань с улыбкой взглянула на него.
– Может, тебе стоит поговорить с бабушкой Бию?
Фа Линь выставил перед собой раскрытую ладонь.
– Ну уж нет, спасибо! Я вернул флейту на место до того, как она пришла домой, пока он тут дрых! – он кивнул на Ван Цина. – Мне некогда заниматься этим и дальше.
Между ними воцарилось молчание. Тихо мурлыкала Шанжи на коленях Юйлань, и это был единственный звук, наполнявший комнату. Именно в этот момент живот Ван Цина решил напомнить о голоде, на который он и свалил причину своей отключки на постановке. Юйлань повернулась к нему и рассмеялась.
– Ты уснул, я так и не успела тебя покормить. Я приготовила ужин. Давайте поедим?
Фа Линь, вытянувшись, отставил кружку на край столика и поднялся.
– Прости, я поеду в офис. Мне нужно уладить пару вопросов до завтра.
Юйлань ахнула.
– А-Линь, уже почти десять!
– А куда деваться? Весь день из-за тебя насмарку! – сказал Фа Линь, грозно глянув на Ван Цина.
– Я положу тебе с собой. Я быстро, – с этими словами Юйлань передала недовольную этими переменами кошку Ван Цину и поспешила на кухню.
Шанжи дернула хвостом и ткнулась ему в подбородок. Фа Линь со вздохом забрал у него кружку и поставил в компанию к своей. Покачал головой:
– Подумать только… Не знал, что в нашей семье есть что-то подобное. Наши предки не могли оставить нам что-то более дельное?
Ван Цин усмехнулся, почесывая кошку между ушек.
– Ты же историк. Разве тебе не интересно?
Фа Линь скривил губы.
– Наверняка на ней играл какой-нибудь мой пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра…
– Ну хорош! – Ван Цин пнул его и снова устроился на диване. – Все равно тебе не хватит «пра», чтобы перечислить на тысячу лет назад. Не думал, что род Фа такой древний.
Фа Линь пихнул его в ответ.
– Сам ты древний! Тебя надо брать на постановки балов – будешь красиво падать в обмороки вместе с дамами в корсетах!
Ван Цин вздохнул.
– Не хотел тебя пугать.
– Вот еще, – фыркнул Фа Линь. – По-моему, ты больше всех напугал своего партнера. Он и так белый, как штукатурка, а когда ты упал, у меня появилась мысль, что он рухнет рядом.
В груди больно дрогнуло. Ван Цин сглотнул, пытаясь подавить это тяжелое чувство, которое снова напомнило о себе. Лун Ань… Они ведь даже не поговорили после всего этого. Что, если ему тоже стало нехорошо? Все эти медитации, как оказалось, огромная нагрузка. Ван Цин до этого случая лишь два раза что-то слышал и видел, а Лун Ань занимался этими погружениями регулярно. Где он сейчас? Как он?
В гостиную вернулась Юйлань с пакетом для Фа Линя. Она поцеловала его в щеку и пожелала хорошей дороги, попросив не засиживаться допоздна. Пока сестра провожала его, Ван Цин отпустил Шанжи и встал с дивана. Он плохо помнил, как сменил костюм на свою одежду еще в «Тысяче эпох», и не был уверен, что не забыл свой телефон. К облегчению, тот все же нашелся в кармане джинсов, но полностью разряженный. Ван Цина, наверное, за это время уже потерял весь белый свет.
Уснуть не получалось. Наверное, Ван Цин восполнил все мыслимые и немыслимые запасы сна еще днем, так что теперь это был гиблый номер. Он три раза пересмотрел всю ленту в Weibo, даже ответил на большую часть комментариев подписчиков под своими постами, хотя до этого редко доходили руки. Было уже два часа ночи. Юйлань уговорила его остаться у нее, а не ехать домой, и Ван Цин согласился, чтобы еще больше не беспокоить сестру.
Они поужинали, даже посмотрели какой-то фильм, из которого он не запомнил ни слова, ни кадра. Ван Цин ловил себя на том, что просто зависает, глядя в пространство, и не понимал даже, о чем именно думает в эти моменты. За ужином он спросил Юйлань о Лун Ане, и сестра сказала, что он в порядке и тоже поехал домой еще днем. Казалось бы, этого должно было быть достаточно, чтобы не волноваться, но тревожность не отступала, а к ночи стала совсем мучительной.
Ван Цин со вздохом скинул с себя одеяло, встал с кровати и подошел к окну. Юйлань жила в спальном районе, так что снаружи было абсолютно тихо. Над городом сияла полная луна, от которой было светло, как днем. Ван Цин усмехнулся, глядя на нее, – прямо как тот прожектор, нависавший над ними с Лун Анем на первой постановке.
Теперь у него появилось время подумать обо всем, что случилось. Очень удобно и комфортно было считать, что он потерял сознание из-за усталости и голода. Проблема заключалась в том, что он в тот момент совершенно не хотел есть, а про усталость и говорить нечего – у Ван Цина всегда было полно энергии, девать некуда. Куан Ли писала ему в WeChat, чтобы спросить, как он себя чувствует, ругала за низкое давление. Да оно у него всю жизнь было низким. Он бы и не знал об этом, если бы Куан Ли его при каждом удобном случае не мерила. Казалось, все вокруг просто ухватились за эту спасительную ниточку, чтобы не думать о другом.
Чтобы не копаться в причинах, у которых не было объяснений.
Ван Цин прижался лбом к прохладному стеклу и глубоко вдохнул. В груди продолжало сжиматься. Он и рад был бы не помнить, какая боль растекалась от солнечного сплетения по всему телу в момент, когда он отключился, но его память, на которую все постоянно сетовали, в этот раз оказалась отменной. Он помнил каждый свой вдох, ввергавший все его естество в настоящую агонию.
Почему это случилось именно в момент постановки? Чьи голоса он слышал? Это был спор. Двое кричали друг на друга, и Ван Цину казалось, что он сам ощущает эти сокрушительные эмоции: обиду, недоверие, злость, горечь. Столько горечи…
«Пойдем со мной к Старейшинам».
Телефон в руке коротко провибрировал. Ван Цин специально поставил его на беззвучный, чтобы не будить Юйлань, – ему часто кто-то писал по ночам. Он открыл WeChat и так и застыл, глядя на экран.
«Как ты себя чувствуешь?»
Он несколько раз перепроверил, хотя отправитель был подписан. Лун Ань. Ему писал Лун Ань. Он и сам десятки раз за этот вечер набирал ему сообщение и не отправлял, потому что не знал, с чего начать разговор. Третий час ночи. Ему тоже не спится?
Ван Цин уже собрался напечатать ответ, но пальцы словно сами перелистнули на журнал вызовов. И вот он уже слушал гудок, поднеся телефон к уху.
Лун Ань взял трубку сразу.
– Ван Цин.
От его голоса внутри будто стянулся узел, который тут же и ослаб, разлив по телу приятное тепло. Ван Цин даже не представлял, насколько был напряжен, пока не почувствовал это. Он уперся рукой в подоконник и длинно выдохнул.
– Лун Ань.
– Я разбудил тебя сообщением?
– Нет, я не спал, – Ван Цин поднял взгляд на висевшую в небе безмолвную луну. Хотел рассмеяться, но получилось только улыбнуться. Ему вдруг показалось, что он слышит на другом конце связи собственный веселый голос: – Лун Ань? Это… Ты что, смотришь мое видео?
Голос оборвался. Ван Цин теперь улавливал только дыхание Лун Аня, а потом и его тихое «угу», которое означало «да».
– А какое? – Ван Цин взобрался на высокий подоконник. Возвращаться в кровать не хотелось, а у оконного стекла было прохладно.
– Как ты себя чувствуешь? – вместо ответа спросил Лун Ань.
– Ох уж эта твоя привычка задавать вопросы, игнорируя мои, – проворчал Ван Цин. – Все… нормально. Я в порядке. А ты?
– Я не падал в обморок.
– Лун Ань, это не ответ.
– Тоже в порядке.
Ван Цин прижался затылком к стене. Они все теперь будут игнорировать правду? И даже Лун Ань?
– Ты врешь, – послышалось в трубке.
Первый и единственный человек, который осмелился сказать ему об этом прямо. Ван Цин вздохнул и вытянул ноги, упираясь пятками в противоположную стенку оконного проема.
– Ты тоже, Лун Ань. Ты слышал что-нибудь, когда я взял в руки флейту? Голоса… Кто-то спорил.
– Мы.
От одного этого слова по коже прошелся холод: от шеи и до поясницы, заставляя волоски на теле вставать дыбом. Предплечья покрылись мурашками, и Ван Цин обхватил себя руками, склонив голову вбок, чтобы зажать и не уронить телефон.
– Мы оба знаем, что это не мы, – шепотом произнес он. – Это даже не наши голоса.
Лун Ань несколько мгновений молчал, но потом все же произнес:
– Не наши. Но в эти моменты ими говорим мы. Ван Цин…
– Что?
– Тебе нужно прекратить участие в эксперименте.
Ван Цин вскинул голову, забыв, что держит телефон только плечом, и тот поехал по футболке к животу. Он непослушными руками поймал его и снова поднес к уху.
– Почему? Лун Ань, ты говоришь мне это теперь, когда сам признавал, что вдвоем у нас получается лучше?
– Угу. Тебе становится плохо. Продолжать нельзя.
– Ну уж нет! – Ван Цин оттолкнулся спиной от стены и сел ровно, крепко сжав телефон пальцами. – Я готов был услышать это сегодня от кого угодно, но только не от тебя! Неужели… ч