, и Лун Ань, не думая, протянул руку, чтобы его стереть.
– Что? Что такое? – широко распахнув глаза, спросил Ван Цин, когда он дотронулся до его лица согнутым указательным пальцем, но не отстранился.
– Мука.
– А… Мама меня ею обсыпала, потому что я забыл купить дайкон. Но на самом деле я его не забыл, я его просто не люблю, – добавил он со смешком. У него порозовели скулы. Лун Ань убрал руку, чувствуя, как согреваются пальцы от ощущения прикосновения к его теплой коже. – Пойдем за зеленью. Осторожно, камни скользкие после дождя, я тут утром чуть не растянулся. Как там в городе? Жара?
Чэнь Ми была еще более громкой и подвижной, чем Ван Цин, хотя Лун Ань до этого дня не поверил бы в подобное, не увидев собственными глазами. Она хлопотала на кухне, гремела посудой, носилась с одного места на другое так быстро, что длинные черные пряди развевались за ее спиной, как парус пиратского корабля.
Несмотря на традиционное убранство этого дома, кухня была очень современной. Ван Цин сидел за высокой стойкой из темного дерева, подперев голову рукой и глядя на то, как Лун Ань режет только что помытую зелень, которая приятно хрустела под керамическим лезвием. Его мама отняла у него нож и отдала Лун Аню, заявив, что ее любимого сына нельзя подпускать к готовке в любом другом качестве, кроме наблюдателя.
– Люди верят в то, во что хотят, – со вздохом сказала Чэнь Ми, подготавливая тесто для лепки баоцзы. – Покажи им черное пятно, они вцепятся в него и не будут видеть ничего, хоть вокруг все и останется белым. Если хромой оступится, так никто и не удивится, а если танцор споткнется во время выступления, обсуждать будут до следующего года. Чего вы еще хотите от толпы, мальчики?
Ван Цин покачал головой, прошуршав волосами по собственной ладони, которой ее поддерживал.
– Да ничего я не хочу, мама. Дело же не в этом.
Чэнь Ми повернулась к нему и мягко улыбнулась, увидев выражение его лица. Она подошла к стойке и поцеловала его в макушку.
– Я знаю. И Лун Ань знает. И твои брат с сестрой. И даже та девочка, которая оболгала тебя на всю Сеть, тоже об этом знает. Правду легко говорить, и за нее легко бороться. А вот врать людям в глаза – это ж надо набраться смелости и наглости. Отпусти это.
Лун Ань поднял на нее взгляд, перестав резать зелень.
– Меня не это беспокоит, – сказал Ван Цин, выпрямившись, когда мать отошла от него и вернулась к разложенному на столе белыми тонкими кружочками тесту. – Я могу заниматься и чем-то другим.
– Ты любишь то, чем занимаешься, – тихо произнес Лун Ань, взяв еще одну порцию зелени из плоского черного блюда рядом.
Ван Цин усмехнулся.
– Ну и что? Значит, полюблю что-то другое. Это не главное.
– Что ты полюбишь? – спросила Чэнь Ми, грохнув на стол большую миску с мелко порубленным мясом. – Ты весь светишься, когда камеру в руки берешь. Я не представляю тебя в офисе или где-то еще. Обычная жизнь не для тебя. Лун Ань, напомни мне, как поужинаем, показать тебе, что Ван Цин снимал в школе.
Лун Ань не успел ответить, потому что Ван Цин резко уронил руки на стойку, хлопнув по ней ладонями.
– Вот только попробуй! Там позорище! Ни света, ни композиции.
Чэнь Ми усмехнулась.
– А мне нравится. Лун Ань, ты пишешь диссертацию? На какую тему?
– «Использование психогенетических особенностей в системе профессионального отбора для деятельности в экстремальных условиях», – сказал Лун Ань, ссыпав в чашу порезанную зелень.
Ван Цин рассмеялся, когда его мать обернулась через плечо, высоко вскинув брови.
– Помедленнее, юноша, – с улыбкой попросила она. – Я сломалась еще на слове «психогенетических».
– Это исследование генотипа и его влияния на поведение человека. В экстремальных ситуациях сложно спрогнозировать реакцию. Мы стараемся выявить систему, по которой это можно было бы предсказать на основе наследственных данных, – объяснил Лун Ань.
– А о каких экстремальных ситуациях речь?
– Война, например.
Чэнь Ми выложила начинку на кружок из теста и слепила края, делая форму мешочка. Она продолжала улыбаться, когда произнесла:
– Это очень интересное исследование. Юйлань мне говорила, что в ее проекте тоже есть попытки выявить определенную связь между поведением человека и тем, что в нем заложено на уровне подсознания. Вы занимаетесь важным делом.
Ван Цин спрыгнул с высокого стула, на котором сидел, и подошел к ней, чтобы помочь с баоцзы.
– Кстати, об исследовании Юйлань. Ты не знаешь, откуда у бабушки Бию древняя флейта? – спросил он.
Лун Ань нахмурился, услышав его слова. Ван Цин во время их прогулки с Го Юном рассказывал ему о том, что мальчик сломал приготовленную для постановки флейту, так что Фа Линю пришлось взять инструмент, который хранился у его бабушки. Однако объяснить подробности он не успел – Го Юн попросил мороженое, они отвлеклись, а потом Ван Цин ушел в магазин за своим заказом. Вернуться к этой теме в тот день они так и не смогли.
– У-у, это долгая история, А-Цин. Когда твоя тетя Юань – это моя старшая сестра, Лун Ань, – выходила замуж за мужчину из семьи Фа, мы все были немного удивлены. Они чтут традиции. Это очень древний род. Бабушка Бию меня слегка пугала, хотя я виделась с ней лишь пару раз: на свадьбе Юань-цзе и в день, когда родилась Юйлань. Потом она совсем перестала приезжать. Кто бы мог подумать, что на свадьбе сестры я познакомлюсь с твоим папой. В тебе же тоже кровь Фа, между прочим, несмотря на другую фамилию. С флейтой этой вообще странная история. Насколько я слышала, ее передают по мужской линии веками, только вот неплохо было бы приложить к этому процессу какую-то сопроводительную записку. Никто уж и не помнит, что это за флейта и откуда она взялась. Вроде ее исконным владельцем был предок семьи Фа, который являлся героическим защитником земель, в то время принадлежавших клану. Наверное, была какая-то война.
Ван Цин слушал ее, не перебивая, застыв с кусочком теста в пальцах. Когда мать закончила говорить, он бросил взгляд на Лун Аня.
– Подумать только, я держал в руках такую древнюю вещь и даже не знал об этом, – произнес он, еле заметно дернув плечом, как будто ему на мгновение стало холодно.
– Если бы знал, свалился бы в обморок раньше? – с укором сказала Чэнь Ми, толкнув его бедром, так как руки были заняты тестом. – Не будешь завтракать, я тебя заберу обратно к себе.
– Нет уж, спасибо, – рассмеялся Ван Цин. – Я не хочу мотаться отсюда в город каждый день.
– Тогда ешь нормально! Лун Ань проследит.
– Угу.
– Мама, а Лун Ань-то здесь при чем?!
За ужином Чэнь Ми все же показала Лун Аню старые видео Ван Цина. В кадры часто попадала она сама, а также Фа Линь, которому от силы было лет четырнадцать. Он постоянно пытался закрываться от камеры руками и отталкивать Ван Цина, чтобы не снимал его. Чаще всего такие записи обрывались объективом в пол, а на заднем фоне были слышны крики и шумная возня. Как сказала мать Ван Цина, дрались братья каждый раз, как виделись, но при этом все равно были не разлей вода.
– Фа Линь пришел бы в ужас, если бы узнал, что ты это видел, – сказал Ван Цин, когда Чэнь Ми вечером, заварив им чай, поднялась отдыхать на второй этаж, оставив их в гостиной одних. Он передал одну чашку Лун Аню, сидевшему на диване, а сам устроился на деревянном полу, упираясь лопатками в край диванной подушки. – Спасибо, что согласился остаться на ночь. Я не успел нормально с тобой поговорить, – добавил он уже тише.
Лун Ань обнял чашку ладонями. Чай вкусно пах травяным настоем. Чэнь Ми прекрасно готовила и была настоящим олицетворением уюта. С самого своего приезда Лун Ань чувствовал себя в этом доме так, словно был знаком с этой семьей уже очень давно.
Ван Цин отпил чай, глядя куда-то в пространство перед собой. Лун Ань видел его лицо немного сбоку в красноватом свете настенной лампы, от которой по комнате вились причудливые тени. Снаружи снова шел дождь, и его было хорошо слышно.
– Ты нашел что-нибудь? – спросил Лун Ань.
– Пока нет. И, судя по всему, Сяо Лин тоже отказалась во всем этом участвовать?
Лун Ань кивнул, хотя Ван Цин на него не смотрел. Слова здесь были не нужны.
Ван Цин обернулся и взглянул на него с улыбкой, слегка запрокинув голову. Его волосы легли на светлую диванную подушку черной густой копной. В таком свете они отливали темным винным оттенком, как и радужка его глаз.
– Не волнуйся, Лун Ань. Я правда не переживаю из-за того, что про меня пишут. Уже – нет, – он пожал плечами и отвел взгляд. – Жаль, что А-Юну пришлось жить с такими людьми. Про меня поговорят и забудут, а он будет помнить о том, как с ним обошлись, всегда.
– Дети на самом деле куда проще переживают стресс, – сказал Лун Ань. – Для него это в прошлом. Сейчас он полностью здоров и вскоре перестанет вспоминать об этом.
– Да, но я не могу сделать вид, что этого не было. Этот мерзавец… – Ван Цин крепче стиснул пальцами свою чашку. Лун Ань посмотрел на бледные следы, оставшиеся от ссадин на его костяшках. – Я перерыл весь интернет, но про него ни слова.
– Я знаю.
– Тоже искал?
– Конечно.
Ван Цин вздохнул и сел ровнее, вытянув ноги перед собой. Какое-то время они молчали, слушая стук дождя по крыше.
– Спасибо, Лун Ань, – произнес вдруг Ван Цин.
– За что?
– За то, что приехал. И просто… Мама рано ложится спать, а я всю ночь сижу с ноутбуком, хотя пока не нашел никаких зацепок, – он тихо усмехнулся. – Не заходить никуда, чтобы не читать все то, что там пишут, не так просто, как я думал. Да, у меня выключен телефон, но это лишь временная мера.
Вернулось чувство горечи, о котором Лун Ань успел забыть за этот день рядом с Ван Цином и его матерью. Он опустил взгляд на свои руки и отпил чай.
Ван Цин сказал, что сможет отказаться от дела, которое так любил, и заняться чем-то еще, сказал, что для него это не будет проблемой. Но так ли это? Останутся ли в нем тот свет, та яркость, которые сейчас можно так легко заметить и в его видео, и при личном общении? В первые дни знакомства Лун Ань не понимал этого человека, не знал, как вести себя с ним, раздражался на его несерьезное отношение к эксперименту, за который нес ответственность. Это чувство исчезло так же внезапно, как появилось. В какой же момент? Когда Ван Цин обнял совершенно незнакомого ребенка на площадке пятого павильона, чтобы утешить его? Когда они играли в прятки, и он забавно злился, что Лун Ань вместо этого читает детские книжки в гримерной? Едва он появлялся рядом, пространство вокруг становилось ярче, приходило в движение, как опавшие осенние листья под порывом игривого ветра. Лун Ань всегда держался подальше от шумных и легкомысленных людей, считая их глупцами. Но Ван Цин был естественным, настоящим. Он прав – Го Юн не заслуживал таких тяжелых воспоминаний и жестокого обращения. Однако Лун Ань не мог мысленно не добавлять к этому и то, что Ван Цин тоже не заслуживал, чтобы люди осуждали его, смешивали с грязью и рушили то, во что он вкладывался, чем он так горел. Разве это справедливо?