– На все готов, абсолютно на все, – взмолился хозяин, как только Ван Сяоши переступил порог его дорого обставленного дома. Кругом были изделия из тончайшего фарфора и дорогого нефрита. Вместо циновок у стола лежали подушки, расшитые тончайшими шелковыми нитями. В комнате витал легкий аромат благовоний. – Делайте, что сочтете нужным. Я наслышан о вашем великом искусстве врачевания. Все, что только нужно, я все предоставлю. Я…
– Спасибо, – прервал его Ван Сяоши. – Я могу посмотреть на вашего сына?
– Конечно, даочжан, пройдемте! – засуетился Шао Юнтао.
Он отвел Ван Сяоши в небольшую комнату, где из убранства были лишь небольшая кровать и сундук для вещей. Лежавший в покрывалах мальчик лет четырех трудно дышал во сне, сжимая в маленькой бледной ручке соломенную куклу. Игрушка была очень простая. Ван Сяоши вспомнил, что его собственная мать как-то сделала ему подобную, когда он был совсем маленьким. Странно, что столь богатый человек, как Шао Юнтао, не покупал своему сыну безделушки получше. Впрочем, возможно, мальчику нравились такие куклы.
– Как его зовут? – спросил Ван Сяоши у хозяина дома.
– Юн-Юн, даочжан.
– Хорошо. Я осмотрю его и после поговорю с вами.
Шао Юнтао замешкался.
– Я не могу остаться и посмотреть, что вы будете делать?
– Как пожелаете.
Ван Сяоши присел перед мальчиком на колени и тронул его лоб. Если лихорадка и была, то совсем недавно пошла на убыль – лицо ребенка покрывала холодная, липкая испарина. На ощупь он казался ледяным.
Взяв Юн-Юна за руку, Ван Сяоши осторожно направил к нему свою духовную силу.
– Что вы делаете? – напряженно спросил Шао Юнтао за спиной.
– Пока ничего. Пожалуйста, подождите немного, – терпеливо ответил Ван Сяоши, прислушиваясь к пульсу мальчика и пытаясь понять, что с ним не так.
Это не походило ни на обычную лихорадку, ни на легочную или кишечную болезнь. Ребенок был очень слаб, жизнь буквально покидала его тело вместе с каждым выдохом. Под пальцами Ван Сяоши часто, рвано бился пульс, напоминая сердечко вьюрка из далекого прошлого за мгновение до смерти.
Нахмурившись, он достал свою сяо, поднес ее к губам. Эту самую простую бамбуковую флейту Ван Сяоши купил у лавочника в одной из деревень, когда понял, что ему нужно что-то, что поможет сконцентрироваться. Уже позже он сам на слух подобрал несколько мелодий, которые очищали и успокаивали разум.
– Вы… что происходит? – снова вмешался Шао Юнтао.
Ван Сяоши прервал игру.
– Это поможет Юн-Юну поспать. Сейчас его терзают боль и кошмары.
– Хорошо, – бурнул купец. – Пожалуй, я попрошу приготовить чаю.
Наконец он вышел из комнаты, и Ван Сяоши, не скрывая облегчения, продолжил играть на флейте. Этой мелодии его обучила Минлэй. Ей она казалась простой и ненавязчивой, она любила напевать ее за работой, не используя никакие музыкальные инструменты. Фа Шэньхао, выздоравливая от ран, нередко ее слушал, и его духовная сила успокаивалась, становилась более направленной и цельной. Ван Сяоши лишь немного доработал композицию, усовершенствовав ее действие.
Он играл ее снова и снова, и мальчик вскоре расслабился и задышал ровно. Соломенная кукла сползла по покрывалу, выскользнув из ослабевших пальцев. Ван Сяоши убрал флейту и мягко погладил его по спутанным волосам.
Спустя некоторое время Юн-Юн приоткрыл покрасневшие глаза и посмотрел на него.
– Как ты? – спросил его Ван Сяоши.
Мальчик нахмурился, с трудом выдохнул:
– Больно… Когда я пойду домой?
– Ты уже дома, – улыбнулся Ван Сяоши. – Твой отец очень беспокоится за тебя.
Глаза ребенка наполнились слезами, он помотал головой, сбрасывая его ладонь.
– Нет! – захныкал он. – Папа… Папу убили. Я хочу домой!
Ван Сяоши изумленно распахнул глаза.
– А где твоя мама?
– Нет мамы, – всхлипывая и вновь прижимая к себе соломенную куклу, пролепетал Юн-Юн. – Папа. Папу убили.
– Шао Юнтао, хозяин этого дома, не твой отец? – внимательно глядя ему в глаза, спросил Ван Сяоши.
– Н-нет, – икнул мальчик. – Можно мне д-домой?
– Можно. Ты поправишься, и я отведу тебя домой, – пообещал Ван Сяоши, украдкой проверяя его пульс.
Мальчик определенно не был в бреду, и то, что с ним происходило, не казалось причиной какой-то болезни. Заметив на полу у его кровати пиалу, Ван Сяоши наклонился и взял ее в руку. Провел по краям и еще влажному донышку пальцем, принюхался. По запаху это была лекарственная смесь на основе женьшеня, но к привычному аромату примешивался какой-то еще. Ван Сяоши быстро убрал пиалу на место и снова взял Юн-Юна за руку. Тот уже закрыл глаза, поддавшись накатившей слабости.
Его еще можно спасти, он выживет, но беспокоило Ван Сяоши не только это. Слова мальчика крутились в голове. Если Шао Юнтао не его отец, то для чего ему выдавать Юн-Юна за своего сына? И почему в отваре, что ему давали, были усыпляющие и вызывающие боль травы?
Оставив мальчика отдыхать, Ван Сяоши вышел в зал, где его уже ждал хозяин дома с накрытым для чайной церемонии столом.
– Даочжан, как он? – тут же спросил Шао Юнтао, указывая на место напротив себя и предлагая присесть.
Ван Сяоши остался стоять.
– Что за отвар вы давали Юн-Юну?
Купец удивленно моргнул.
– Женьшень и кое-какие травы, как и велел лекарь! – он развел руками. – Когда я понял, что они не помогают, обратился к вам, и как хорошо, что вы оказались в наших краях, иначе…
– Эти травы вызывают боли в животе, лихорадку и сонливость, а если пить их очень часто, могут привести к смерти, – отрезал Ван Сяоши. – Если взрослый человек еще может справиться, то ребенок с большой вероятностью погибнет. Что за лекарь мог дать вам такое?
– Вы… Даочжан! – воскликнул Шао Юнтао, тоже вскочив на ноги. Он задел стол так, что дрогнули и звякнули пиалы. – Вы хотите обвинить меня в том, что я отравил собственного сына?
– Юн-Юн говорит, что он не ваш сын.
– Говорит! – Лицо купца побагровело, он сжал руки в кулаки. – Мальчик болен, он может нести что угодно из-за лихорадки, и вы вместо лечения утверждаете, что я в чем-то виноват?
Ван Сяоши вздохнул и покачал головой:
– С этим разберемся позже. Больше не давайте ему это лекарство. Я вернусь утром. Мне потребуется пара дней, чтобы Юн-Юн поправился. Остальное обсудим после.
Шао Юнтао только рукавом махнул, указывая на дверь. Ван Сяоши не стал задерживаться и вышел из хозяйского дома, гадая, что ему делать в этой ситуации. Не верить мальчику не было ни единой причины, но и понять, для чего купцу выдавать чужого ребенка за своего, не получалось.
Однако ответы на все эти вопросы не заставили себя долго ждать.
Утром, едва Ван Сяоши вышел с постоялого двора, его окружила толпа людей.
– Вот он! Это он! – закричала какая-то женщина. – Он сделал это с моим сыном!
– Нечестивец!
– Не дайте ему уйти!
Не дав и слова сказать, вперед вышел сам Шао Юнтао, держа на руках что-то, завернутое в покрывало. Из-под ткани торчала маленькая бледная ручка. На пальцах виднелась засохшая кровь.
– Юн-Юн? – Ван Сяоши хотел подойти к купцу, но тот с силой оттолкнул его от себя, прижав свою ношу к себе.
– Это ты виноват! Слушайте все! Вчера он приходил в мой дом, чтобы вылечить нашего сына! Но ночью в мальчика вселился демон! Он изувечил себя и погиб! Этот нечестивец Ван Сяоши потребовал не давать Юн-Юну целебный отвар, а вместо этого играл какие-то странные мелодии, выдавая их за успокаивающие разум! И вот к чему это привело!
– Мой сын мертв! – заливаясь слезами, выкрикнула женщина, которую Ван Сяоши видел впервые. – Ты убил его! Ты что-то сделал с ним, и ночью темные силы овладели им!
«Нет мамы. Папу убили».
Слабый голос Юн-Юна всплыл в голове.
– Я ничего не сделал, – ответил он, глядя Шао Юнтао в глаза. – Я ведь все вам вчера объяснил.
– Ничего не сделал, конечно! – вмешался незнакомый мужчина. – Стал бы такой уважаемый человек, как Шао Юнтао, врать! Ты здесь чужак! И ты ответишь за смерть его сына!
Толпа начала наступать, наперебой выкрикивая угрозы и проклятья.
Ван Сяоши ничего не оставалось, кроме как бежать. Стало понятно, что вразумить людей и убедить их в том, что он не совершал того страшного деяния, что ему приписали, не выйдет. Его преследовали, но он скрылся в лесу на окраине провинции и лишь глубокой ночью смог остановиться, чтобы перевести дух и хорошенько подумать.
Он понял, что все это не было случайностью с самого начала. Шао Юнтао вел себя странно, словно выискивал поводы оклеветать Ван Сяоши. Юн-Юн говорил, что его отца убили, просил отпустить его домой. В отваре, что он пил, явно было не только лекарство, и любой лекарь, даже не обладающий обширными знаниями, обнаружил бы это. Но для чего этим людям потребовалось плести такую интригу? И чем теперь это обернется?
Ван Сяоши развел костер и уставился в огонь. Сердце болело за Юн-Юна и его горькую судьбу, душа изнывала от несправедливости.
Ночной лес молчал, у темных стволов деревьев клубился низкий туман. Ван Сяоши не спал, продолжая разглядывать пламя, пока оно не догорело, оставив лишь тлеющие угли.
От курительной палочки взвивалась тонкая струйка белесого дыма. Лун Ань сидел у стола перед распахнутым настежь окном и, сцепив пальцы в замок, наблюдал за тлеющими благовониями. Он часто зажигал их дома, потому что они помогали сосредоточиться и не отвлекаться от важных дел, например от написания диссертации. На экране ноутбука был открыт документ. Курсор в конце недописанного предложения то появлялся, то исчезал, намекая на то, что неплохо было бы продолжить печатать, но Лун Ань вот уже несколько минут просто смотрел на растворяющийся ароматный дым.
Профессор Лао долго разговаривал с ним по телефону, пытаясь выяснить, по какой причине он уезжал, почему не явился на собрание, когда сдаст часть научной работы, и, закончив общение с ним, Лун Ань даже не мог точно вспомнить, о чем оно было. Мысли были далеки от работы и еще более далеки от науки.