Он усмехнулся и отвернулся от Лун Байхуа, скрестив руки на груди.
– Ты решил, что сможешь подкупить меня этой безделушкой? – ледяным тоном произнес Ван Сяоши. – Я уже не тот юноша, который готов был на все ради этого. Чему ты и твоя семья сможете научить меня?
– Ван Сяоши, – Лун Байхуа сделал еще один шаг, приблизившись к нему почти вплотную. Его раскрытая ладонь коснулась предплечья. – Пойдем со мной к Старейшинам, я смогу…
– Что ты сможешь? – отбросив от себя его руку, воскликнул Ван Сяоши. – Что сможешь ты, чего не могу я? Если бы хотел, я бы давно сделал это!
– Хотя бы выслушай…
– Нет! Я не желаю ничего слушать.
Ван Сяоши понял, что, если не скажет чего-то, что сразу отговорит упрямого Лун Байхуа от этой идеи, тот не прекратит настаивать. Непослушными губами он произнес, заставив себя посмотреть ему в глаза:
– Я хотел быть учеником твоего отца. Он мертв. От тебя мне не нужно ничего. В том числе это. Уходи.
Он вновь толкнул руку Лун Байхуа с такой силой, что дракон не удержался в чужой ладони и упал, звякнув об ветхие доски на полу. Вместе с ним куда-то вниз сорвалось сердце Ван Сяоши. Что-то будто толкнуло в спину, пытаясь заставить наклониться и поднять драгоценность, хотя бы коснуться ее еще раз, но Ван Сяоши остался стоять. Не столько он хотел овладеть этой подвеской, как в юности, сколько иррационально жаждал еще раз ощутить тепло и духовную силу Лун Байхуа.
Тот молча поднял белый нефрит с грязного пола и выпрямился. Ван Сяоши показалось, что он скажет что-то еще, но Лун Байхуа развернулся и вышел прочь, прикрыв за собой дверь.
Ван Сяоши задул свечу и осел на пол, утянув с собой со стола флейту, прижав ее к груди и чувствуя, как закипают на глазах слезы бессилия.
Теперь он точно остался один.
В пятом павильоне все декорации остались нетронутыми с момента последней постановки, которая была словно не одну жизнь назад. По периметру горели несколько ламп, освещая деревянный стол и свечу на нем, которую уже много дней не зажигали. Все оказалось воспроизведено с такой точностью, что Лун Аню сложно было отделить смешавшиеся воспоминания о постановке и то, что он видел во время медитации.
Возможно, это уже не играло такой большой роли. Лесная хижина, где Лун Байхуа впервые увидел изгнанника Ван Сяоши и его флейту. Пятый павильон, где Ван Цин рухнул на пол, едва успев сыграть на ней одну ноту. Ощущение страха. Боли. Невыносимой тоски. И – среди всего этого – странное желание спрятать от всего мира человека, который готов был разрушить самого себя во имя справедливости и спасения тех, кем дорожил. Лун Байхуа просил его объясниться.
«Пойдем со мной к Старейшинам».
Лун Ань ощущал его, как самого себя. И в голове крутилась совсем иная фраза.
«Останься со мной».
Юноша, бывший ярче луны на ясном ночном небе. Смеющийся, раздражающий, докучающий своими шутками и излишней болтливостью. Тративший духовную силу на птицу и совершенно не умеющий обращаться со змеями, несмотря на предостережения Лун Байхуа.
Человек, пошедший против людей, чтобы остаться человеком.
Останься. Пойдем со мной. Мир еще не знает, чего лишится, если тебя не станет.
Лун Ань знал. И не понимал, откуда это знание в нем появилось. Оно будто было там, в глубине души, всегда. Сожаление, что в какой-то момент он выбрал остаться собой, в то время как Ван Сяоши не побоялся измениться во имя своей цели.
Как и Ван Цин не стал жаловаться на свою судьбу, столкнувшись с ненавистью окружающих.
«Тысяча эпох» готовилась к завтрашнему открытию. Были пройдены последние проверки. Лун Ань приехал, чтобы отдать Тао Ю его лук, который все же удалось внешне восстановить для хранения на память. Фа Линь, встретив его в коридоре, сказал, что Ван Цин тоже здесь с самого утра – сидит в пятом павильоне и над чем-то работает, заявив, что ему там проще сосредоточиться.
Запись, которую им передал Мо Шэн, вышла полтора часа назад, а следом – и ответ на обличительное видео «фанатки» Ван Цина с самим Лун Анем, где он рассказал, что именно произошло. На видео сотрудника «7-Eleven» было все: спор у кассы, разбитое дважды лицо Го Пина, нож в его руках, полетевший в полку и пробивший стоявшую на ней коробку. Ван Цин, толкнувший девушку, чтобы защитить ее. И даже охранник Лю, который незаметно забрал оружие, пока Ван Цин с Лун Анем пытались успокоить Сяо Лин. Ко всему этому – приложенное заверение судебной экспертизы о подлинности. К тому же, в отличие от камер видеонаблюдения, смартфон записал и звук.
Лун Аню пришлось выключить телефон, потому что он не умолкал ни на секунду, чем напоминал о том дне, когда то же самое происходило с Ван Цином.
Только на этот раз все было иначе. И уже не имело никакого значения.
Лун Ань подошел к деревянному столу и коснулся шероховатой поверхности, положив на нее принесенный с собой лук. Бросил взгляд на ветхое окно, за которым в тот день царила густая темнота, похожая на притаившегося в ночном лесу зверя. Сейчас через него было видно Ван Цина, который сидел прямо на полу павильона в окружении раскрытого ноутбука и разбросанных, исписанных сверху донизу листов.
Спустившись с пьедестала, на котором располагались декорации, Лун Ань обошел их и замер, услышав собственный голос.
Ван Цин смотрел его запись, скрестив ноги и согнувшись перед ноутбуком. Они не виделись больше недели, но, по ощущениям, их последняя встреча произошла бесконечно давно. Если и можно было скучать еще больше – то именно в этот момент, пока Ван Цин еще не заметил его присутствия, а Лун Ань стоял и смотрел на него так, будто не видел вечность.
Видео закончилось, но Ван Цин так и продолжал сидеть, не шевелясь. Лун Ань все же сделал шаг к нему, и он наконец поднял голову. Сердце дрогнуло и сосчитало все ребра, ухнув куда-то вниз, когда Лун Ань увидел в его глазах слезы.
Ван Цин поднялся на ноги, отодвинув от себя ноутбук.
– Ты дурак?
У него было такое уязвимое, хрупкое выражение лица, словно все эмоции, что он прятал все это время, пытались пробиться наружу.
– Ван Цин…
– Я… ты просто… – Ван Цин указал на ноутбук, но так и не продолжил свою фразу, сжав руку в кулак. – Лун Ань, зачем?
Лун Ань не мог больше оставаться в стороне и сократил расстояние между ними, взяв его за плечи. Ладони сразу окутало знакомым теплом. Ван Цин помотал головой и отвернулся, продолжая смотреть на застывший кадр на экране, предлагающий воспроизвести видео повторно. Лун Ань тоже бросил на него взгляд, но тут же вновь перевел его на лицо напротив.
– Глупый. Почему ты такой глупый, Лун Ань? – пробормотал Ван Цин тихо и потерянно, не поднимая глаза. – Тебя ведь могут исключить из аспирантуры! Ты… ты, возможно, не сможешь, как раньше, заниматься наукой!
Лун Ань крепче сжал пальцами его плечи.
– Значит, займусь чем-то еще, – повторил он те же слова, что Ван Цин сказал в доме собственной матери.
– Это того не стоит!
– Стоит.
– Нет!
– Ван Цин…
– Лун Ань! Я бы сам справился. Если им так нравилось меня ненавидеть, я не против! Разве ты не понимаешь? Я не для этого всем этим занимался, не для этого хотел докопаться до правды! Не нужно было вмешиваться. Что мне теперь со всем этим делать? Что мне делать? – выпалил он.
– Ничего, – твердо ответил Лун Ань. – Жить дальше. И заниматься тем, чем любишь.
Ван Цин наконец посмотрел ему в глаза.
– Что, ценой твоей карьеры? – спросил он.
– Я никогда не любил науку так, как ты любишь свое дело. Я выслушаю мнение на совете и приму любое их решение.
– Из-за меня? Ты сошел с ума!
– Нет.
– Я… мне нужно подумать, я это так просто не оставлю. Я могу сказать, что первым начал драку. Там же это видно, верно? Это я сделал, ты ни при чем, ты просто…
– Ван Цин…
– …вступился за меня, защищал девушку, они должны это понять и…
Лун Ань, не дав ему договорить, рывком притянул его к себе и крепко обнял.
– Помолчи.
В груди что-то задрожало, пошло трещинами, как тонкое стекло, готовое разлететься вдребезги, когда Ван Цин ответил на объятие. Лун Ань закрыл глаза, ощущая летний, теплый запах, который был так близко, совсем рядом.
Ван Цин произнес еле слышно:
– Прости меня.
Лун Ань покачал головой:
– Не нужно.
– Нужно! Я столько тебе наговорил.
Лун Аню тоже хотелось говорить «прости».
Прости меня. Мне жаль. Бесконечно жаль, что не защитил тебя, что дал тебе уйти, не смог спасти, не уберег. Ты всегда казался настолько сильным, уверенным в своих действиях, и я, зная тебя, не смог разглядеть за этим крик о помощи. Было слишком поздно. Я пришел слишком поздно.
Откуда в нем брались эти слова? Кому их нужно было сказать?
Как много времени прошло с тех пор, когда они поселились в его душе?
Если и существовали прошлые жизни, карма, другие миры или память, способная пережить века, он всем естеством ощущал, что для него во все эпохи не было человека ближе и роднее.
Глава 18Бумеранг
“I’m at war with the world cause I
Ain’t never gonna sell my soul
I’ve already made up my mind
No matter what I can’t be bought or sold”
Подружка Го Пина падает на диванчик в вестибюле и закидывает ногу на ногу. Она снова жует жвачку, приоткрывая маленький рот и кокетливо поглядывая на парня. Мин-Мин смело можно было бы считать хорошенькой, не веди она себя так развязно.
– Ты такой молодец, Пин-Пин, – говорит она, рассматривая свои ногти. – Люди так быстро клюнули на этот скандал, я даже не ожидала.
Го Пин бросает на нее самодовольный взгляд, отвлекаясь от экрана своего телефона.
– Псам стоит только кинуть кость и показать, где можно взять еще, остальное они сделают сами, – говорит он. – Они легко на это купились.