– А что же еще?
– Подсознательное желание наступить на те же грабли, что и родители. И речь здесь не только о прямых родителях. «Грабли» могут лежать на том же самом месте многие столетия.
– Доктор Куан, правильно ли я понимаю, что у проекта «Искупление» была не только цель выявить внутренние потребности человека и, если можно так выразиться, исцелить подсознание, но и искупить ошибки целого рода?
– Это была моя цель. Любимая присказка профессора Лао – «Мир держится на твердолобом стремлении сыновей повторять грехи отцов».
– А вы можете сказать то же самое о себе?
– (Смеется.) Еще как! Я в этом уверена, хоть и не стала копаться в седом прошлом моего рода. Наверняка я бы обнаружила там какую-нибудь прапрапрапрапрабабушку, которая тоже пошла против врачебной этики ради высшей цели.
– Почему вы не стали это делать?
– Я боюсь боли. Да-да, я врач, который боится боли. Я вижу ее в других людях и не хочу повторять на себе.
– А это больно?
– Безумно. Настолько, что хочется вырвать из себя душу голыми руками, чтобы ничего не чувствовать. Чтобы освободиться от этого. Когда осознаешь, что скрыто во времени, появляется ощущение, что раскопал безымянную могилу и сидишь над истлевшими костями. Прошлое не вернуть, понимаете? И, если вы достаете его из глубин, где оно захоронено, вам не избежать боли.
– Так у всех?
– Абсолютно. Мир жесток.
– Зачем тогда раскапывать?
– Это же исключительное чувство – вставить на место кость, которая была сломана веками. Ты с ней рождаешься.
– У участников проекта «Искупление» это получилось?
– Их случай уникален. Было кое-что, о чем не имела ни малейшего представления даже я. Мы до сих пор не можем до конца поверить в то, что это реальность.
– Можете пояснить?
– Нет. Ни один ученый вам это не пояснит. И меня не заставляйте. Я не хочу верить в высшее. У всего должно быть объяснение, но у этого его нет. Мои мозги ломаются о попытку осознать то, что с ними произошло. Могу сказать лишь одно – на их месте я бы теперь ценила каждый миг, каждую секунду. Хао Синь написал о них целую книгу.
– «На полях сценария»?
– Да. Это жизнь на полях сценария.
– Сценария чего?
– Мироздания.
– И в каком жанре этот сценарий?
– (Улыбается.) Трагедии. Страшной, жестокой, чудовищной трагедии.
Отрывок из серии интервью «Роль в твоей жизни». На вопросы Мань Су отвечает Куан Ли, автор научных книг, исследователь в области нейропластичности человеческого мозга, один из авторов проекта «Искупление».
Ссылка на источник в weibo.
– Вам принести что-нибудь еще?
– Нет, благодарю вас. – Брат с улыбкой кивнул официантке в строгом, похожем на мужской костюме, и та, вежливо склонив голову, отошла от их столика.
Лун Ань тихо прочистил горло и разлил по чашкам уже успевший завариться чай. Ярко запахло мятой. Лун Бэй любил чай с жасмином, но заказал мятный, потому что его предпочитал Лун Ань. Эта тонкая, заметная лишь им двоим забота всегда была основой их отношений. С самого детства.
– Как себя чувствует господин Ван? – спросил брат, принимая из его рук чашку.
– Лучше. Он довольно быстро забывает о невзгодах.
Лун Бэй улыбнулся шире.
– Я обратил внимание на его легкий нрав. Думаю, поэтому к нему так тянутся люди.
– Угу.
Сделав глоток и беззвучно опустив чашку на столик из темного дерева, брат поднял глаза на Лун Аня. Его взгляд, несмотря на мягкость, ощущался почти на физическом уровне.
– А как ты, Ань-эр? Научное сообщество дало какой-то ответ?
Лун Ань кивнул.
– Да. Мне разрешили защищать диссертацию, как только она будет готова.
Он сам не знал, чего ждал от совета. Мысли были слишком далеки от работы. Лун Бэй явно обрадовался этой новости, даже подался немного вперед, будто хотел взять за руку, поддержать, но Лун Ань не мог сказать, что разделяет его эмоции. В какой-то момент он убедил себя в том, что примет любое решение, и даже удивился, когда принимать оказалось нечего. Профессор Лао долго молчал, наконец встретившись с ним в научном центре, но потом все же сменил гнев на милость. Лун Ань ощутил в тот момент укол совести – все-таки его учитель многое для него сделал, у него не было цели его расстраивать. Но защитить Ван Цина оказалось важнее. И приносить за это извинения – неправильно.
В конце разговора профессор Лао упомянул, что на совете выступила недавно вернувшаяся из командировки доктор Куан. Лун Ань больше времени проводил с доктором Фа в рамках подготовки к эксперименту. Ее коллега всегда держалась немного в стороне, пропадая в лаборатории. Однако именно она вступилась за него, предоставив очень хорошие рекомендации. На совет ее речь произвела большое впечатление, как и поступок Лун Аня. Его действия, по ее мнению, привели к взрыву активных обсуждений в Сети, однако помогли и вывести на чистую воду преступников. Научный совет весьма строго отнесся к участию одного из лучших аспирантов в разбирательстве по разбойному нападению и проникновению на частную территорию, но доктор Куан нашла нужные слова и доводы. Неизвестно, чему больше удивился совет: неожиданному громкому делу, в центре которого оказался студент с кристально чистой репутацией, или тому, что доктор Куан и профессор Лао соглашались друг с другом и не спорили.
– Я очень рад, что справедливость восторжествовала, – сказал Лун Бэй. – Расследование еще не закончено, у Го Шуньси оказалось слишком много грехов. Фухуа даже спит на работе, чтобы не тратить время на дорогу домой и обратно.
Лун Ань посмотрел на него.
– А Го Пин?
– Под стражей. У него была целая банда, которая под прикрытием отца совершила множество преступлений. Вам с господином Ваном повезло, что в ту ночь он был один. Господин Ван совершил смелый поступок, но безрассудный. Он всегда такой импульсивный?
– Да.
Брат ласково улыбнулся, присматриваясь к его лицу.
– И тебе это нравится. Я рад видеть тебя таким.
Лун Ань не удивился этому замечанию и не стал переспрашивать. Они с Лун Бэем не только были похожи внешне, но и умели чутко реагировать на малейшее изменение настроения друг друга. Нет ничего странного в том, что брат уловил и его эмоции в отношении Ван Цина. И не только это…
– Тебя что-то беспокоит, Ань-эр? – осторожно спросил Лун Бэй. – Ты можешь задать мне любой вопрос. Я помогу, если это будет в моих силах.
Лун Ань перевел взгляд на окно, за которым накрапывал теплый летний дождь. На улице в этот день было очень душно, и люди радовались дождю. Многие шли без зонтов и жмурились, когда капли попадали на лицо. Они с братом сидели в том же ресторане, в котором Лун Ань тогда дожидался вместе с ним Фа Линя, чтобы поехать в «7-Eleven». С тех пор будто прошла очередная вечность. Лун Бэй выбрал все тот же столик рядом с подоконником, на котором лежали декоративные подушечки с серебристым узором.
– У Го Юна не осталось семьи, кроме Го Чжэна, – проговорил Лун Ань, не глядя на брата. – Что с ним будет?
Лун Бэй тихо вздохнул.
– Фухуа обязан привлечь к работе службу опеки, Ань-эр. Ты же это понимаешь, да?
– Угу.
– Мы, как можем, стараемся оттянуть время, но скоро это будет подозрительно.
Лун Ань все же посмотрел на него. На лице брата уже не было улыбки, лишь сочувствие.
– Его отправят в детский дом?
– К сожалению.
В памяти опять всплыл куст жасмина под окнами детского дома, в котором Лун Ань жил после смерти матери. Он снова и снова считал цветы на ветках, видел, как они опадали, устилая белым хрупким ковром траву, а потом их подхватывало ветром, и лепестки уносились прочь. А Лун Ань оставался. Оставался и порой ловил себя на мысли, что прислушивается к шагам в коридоре, надеясь однажды различить в этих чужих, неродных звуках поступь матери. Он знал, что это невозможно, но хотел этого. Тетя Шань Лан, мать Лун Бэя, приезжала к нему пару раз. Лун Ань не отвечал на ее осторожные вопросы, но невольно жался к ней, когда она обнимала его.
Го Юна ждет то же самое? Он лишь недавно перестал просыпаться от кошмаров. Фа Линь рассказал, как ночью не мог успокоить его, когда мальчик случайно нашел в Сети отвратительные посты про Ван Цина, которые не смог прочитать, но этого и не требовалось, чтобы испугаться до истерики. У Ван Цина глаза были на мокром месте, пока Го Юн обнимал его за шею и лепетал, не умолкая, как ждал его и как скучал. И так будет каждый раз, когда они будут приходить к нему в детский дом? Если их вообще пустят.
На руку легла теплая ладонь Лун Бэя. Лун Ань заставил себя расслабить стиснутые в кулак пальцы.
– Ань-эр, я знаю, о чем ты думаешь. Нам с мамой бесконечно жаль, что с тобой это произошло. Отец никогда не простит себя за то, что позволил горю затмить его разум. Он скучает по тебе. И… я тоже очень скучаю.
Лун Ань развернул руку под его ладонью и пожал его пальцы.
– Я знаю. Прости, брат.
Лун Бэй кивнул и отпустил его.
– Я постараюсь найти тех, кто поможет. К сожалению, и судебная экспертиза, и полиция здесь бессильны. Но дай мне немного времени.
– Спасибо.
– Расскажи мне об учебе, – попросил брат, делая глоток чая. – Я слышал, ты участвуешь в исследовании. Мне было бы интересно об этом послушать, если это не конфиденциальная информация.
Лун Ань покачал головой:
– Уже нет. Эксперимент закрыли, когда все это случилось. Пока разрешения на продолжение исследований и открытие финансирования так и нет.
– Очень жаль.
Чай успел остыть за то время, пока Лун Ань рассказывал Лун Бэю об идее доктора Фа, «Тысяче эпох», постановках и медитациях. Он не стал подробно останавливаться на их с Ван Цином видениях, так и не найдя в себе силы произнести все это вслух. Пока это существовало лишь в их головах, их разговорах – между ними, у него еще был шанс найти ответы. Словно, если он расскажет об этом, тонкая нить порвется, и они не смогут отыскать ее снова.