Сморгнув слезы, он посмотрел на младенца, укутанного в окровавленные покрывала. Тот выглядел мертвым, когда Ван Сяоши забрал его из дома Фа Шэньхао и сбежал, но потом, благодаря его духовной силе, снова начал дышать. Его личико постепенно розовело, но Ван Сяоши продолжал вливать в него свою ци, чтобы согреть и сберечь его жизнь.
– Хотя бы ты будешь жить, – произнес он, прижимаясь щекой к крошечному лбу ребенка. – Я…
– Ван Сяоши!
Он вскинул голову и увидел Фа Шэньхао. Тот был один и сжимал в руке меч.
– Шэньхао…
– Ты! – взревел тот, не давая договорить. Его лицо было перекошено от злости и горя. В нем едва можно было узнать того юношу, с которым Ван Сяоши когда-то мог переговариваться всю ночь, хотя рано утром предстояло бежать на занятие Учителя. – Ты убил ее! Что ты сделал с моим сыном?!
– Он жив! – попытался возразить Ван Сяоши, прижимая к себе ребенка. – Послушай меня! Я ведь говорил тебе…
– Говорил! – закричал, как раненый, Фа Шэньхао, делая широкие шаги навстречу. Рука, державшая меч, дрожала. – Что ты говорил?! Ты убил мою жену! А теперь изувечил душу моего сына! Все эти слухи, что про тебя ходили, оказались правдой, а я не верил!
– Нет…
– Я до последнего думал, что это какая-то ошибка, но вот почему ты не пришел к Старейшинам и не объяснился! Потому что все это правда! Я верил тебе!
Фа Шэньхао ударил его по лицу наотмашь, хотя у него было оружие. И еще раз. Ван Сяоши не сопротивлялся, лишь закрывал собой ребенка, о котором Фа Шэньхао будто забыл. И примет ли он мальчика теперь, думая, что в него вселился демон, как рассказывали люди, которым он помогал?
– Твой сын, – взмолился Ван Сяоши. – Забери его и делай со мной что хочешь, можешь убить меня!
– Это уже не мой сын! Что ты сделал с ним?! Лучше бы он умер! – закричал Фа Шэньхао, пиная Ван Сяоши ногой в живот.
Он бы так и продолжал избивать его, если бы внезапно удары не прекратились. Ван Сяоши поднял голову и увидел перед собой статную спину в серебряных одеждах. По белоснежным волосам он мгновенно узнал Лун Байхуа. В его руке был обнаженный меч.
– Лун Байхуа! Не трогай его! – крикнул Ван Сяоши.
Тот даже не обернулся, наступая на Фа Шэньхао.
– Ты! Лун Байхуа! – закричал Фа Шэньхао, срывая голос. – Ты смеешь вставать у меня на пути, чтобы защитить этого предателя?!
– Он не предатель, – отрезал Лун Байхуа.
Фа Шэньхао бросился на него с мечом. Лун Байхуа отбил удар, а следующим ранил Фа Шэньхао, располосовав ему плечо. Хлынула кровь. Заплакал младенец в руках Ван Сяоши.
– Не смей! – воскликнул Ван Сяоши, с трудом вставая на ноги и прижимая к себе ребенка. Кровь из разбитой брови застилала правый глаз. – Остановись!
Такое просто невозможно было представить. Фа Шэньхао, его друг детства, сошелся в смертельном бою с Лун Байхуа, человеком, которого он всегда мечтал назвать своим другом. Чем бы ни закончилось это сражение, Ван Сяоши не выдержит, если потеряет еще хоть одного человека, к кому относился с теплом и о ком берег самые светлые воспоминания, которые помогали ему выживать в этом проклятом месте.
Лун Байхуа снова бросился в атаку.
– Не смей!
Ван Цин все утро зевал, обнимаясь с чашкой кофе. Они сидели в небольшом кафе на противоположной от детского дома стороне улицы. Тао Ю разрешил им на пару часов забрать А-Юна, но потом его нужно было вернуть обратно. Они попросили официантов зарядить телефоны на барной стойке, а сами разместились у окна, вдоль которого снаружи росли пышные цветущие кусты. Лун Ань заказал А-Юну полюбившийся ему сладкий суп с рисовыми шариками.
Они как могли привели себя в порядок, но все равно выглядели уставшими. Даже всегда безупречный Лун Ань хмурился, когда из-за туч выглядывало солнце, казавшееся слишком ярким из-за бессонной ночи. Поспать вышло от силы часа три.
Шею ломило из-за неудобной кровати, и Ван Цин поморщился, разминая ее. Лун Ань сочувственно посмотрел на него.
– Как ты себя чувствуешь?
Ван Цин улыбнулся.
– Ты спрашиваешь уже в третий раз за это утро. Все хорошо, правда, – он сделал еще один большой глоток кофе и покосился на А-Юна, стучавшего ложкой по тарелке в попытке выловить рисовый шарик. – Оно того стоило.
Лун Ань тихо вздохнул и поднес к губам свою чашку. Ночью он казался таким уязвимым, что у Ван Цина сжималось сердце. Проснувшись утром, он увидел направленный на него взгляд. Лун Ань не спал, хотя было еще очень рано, и смотрел на него. Это уже было знакомо – когда они ночевали за городом, он точно так же дожидался пробуждения Ван Цина. На этот раз они находились в детском доме с А-Юном между ними, который спал в немыслимой позе, умудрившись уцепиться за них обоих и при этом не расстаться с мягкими игрушками.
Когда Тао Ю сказал Ван Цину, что Лун Ань передал свои документы для запроса на временное опекунство, он не мог поверить своим ушам. Однако это оказалось правдой. Тао Ю старался задействовать свои связи, чтобы они могли забрать мальчика. Как выяснилось, у Лун Аня было еще много всего, чем он мог удивить Ван Цина, хотя куда уж больше?
– Я должен тебе кое-что рассказать, – Лун Ань отставил на стол свою чашку и коротко взглянул на увлеченного едой А-Юна. – Об исследовании.
Ван Цин кивнул.
– Мне тоже есть что рассказать.
– Я тебя слушаю.
– Давай ты первый.
Лун Ань кивнул, а потом начал говорить. Ван Цин слушал, не перебивая, чувствуя, как сонливость, докучавшая все утро, отходит на второй план, а сердце снова разгоняется в груди до немыслимой скорости. В это было просто нереально поверить, но это был Лун Ань. Он не стал бы врать или приукрашивать. Ван Цин к этому времени уже слишком хорошо это знал.
Когда он замолчал, за их столиком повисла тишина. Ван Цин сидел, забыв отпить кофе и так и замерев с поднятой над столом чашкой. Лун Ань внимательно смотрел на него.
– Ты… хочешь сказать, – медленно произнес Ван Цин. Ему пришлось прочистить горло, так как голос звучал слишком сипло. – Хочешь сказать, что в обеих наших семьях есть вещи, которые передаются по наследству веками?
– Угу.
– И это флейта и… подвеска?
– Да. Поясная нефритовая подвеска.
«Лун Байхуа! Когда-нибудь ты сам отдашь мне ее, вот увидишь!»
«Совсем разум потерял! Чем слушал Учителя? Ни разу за последнее столетие ни один человек, кроме членов семьи Лун, не удостаивался такой чести – получить подвеску Белого Дракона! Лун Байхуа наподдаст тебе пинков да выгонит! И будет прав!»
Немного закружилась голова. Ван Цин потер пальцами лоб, закрыв глаза, чтобы переждать неприятное ощущение. Казалось, сжавшийся желудок вот-вот соберется избавиться от выпитого натощак кофе.
– Ван Цин?
Лун Ань говорил о той самой подвеске? Как такое возможно? Почему его бабушка оказалась владелицей флейты, как у Ван Сяоши, а отец семьи Лун хранил фрагмент нефритового дракона, которому было не одно столетие?
– Ван Цин.
Открыв глаза, Ван Цин встретил обеспокоенный взгляд Лун Аня. Тошнота отступила, и он все же смог произнести:
– Преподнести эту подвеску в дар другому человеку равносильно признанию его достойным войти в семью?
Лун Ань удивленно моргнул.
– Откуда ты это знаешь?
– Если бы я только сам понимал, – Ван Цин с трудом сглотнул и уставился в окно на покачивающиеся от ветерка мелкие розовые цветы на кустах. – У тебя нет ощущения, что ты… словно знаешь больше, чем мы видели во время медитаций? Какие-то обрывки, разговоры, ситуации. Ты просто… знаешь и все!
– Да. Я чувствую то же самое.
В голове не укладывалось.
– Что это? – беспомощно спросил Ван Цин. – У меня мороз идет по коже, когда я пытаюсь осознать все это.
Лун Ань протянул руку через стол и накрыл его запястье ладонью поверх рукава толстовки. Ван Цин тронул его пальцы.
– Ты хочешь прекратить это?
Он быстро покачал головой. Почему-то эта мысль его даже испугала. Как можно забыть об этом, прекратить и просто жить дальше, если они даже заснуть рядом не могут, не провалившись в очередной кошмар, в котором чувства такие же реальные, как и в жизни? Это необходимо довести до конца. Но был ли у этих видений конец?
– Скажи, – проговорил Ван Цин, опустив голову и глядя на скол на краю стола, – тебе больно? Думать об этом. Если хотя бы на секунду представить, что то, что мы видим, действительно произошло сотни лет назад. С какими-то другими нами. Или… с членами нашего рода?
Лун Ань крепче сжал его руку.
– Да, – ответил он. – Я испытываю боль и тоску. Уже очень давно, практически с самого начала медитаций. Раньше я не придавал этому такого значения.
– Почему? – тихо спросил Ван Цин.
Он услышал вздох, но не поднял глаза от стола.
– Я не знаю. Возможно, потому что привык к этому чувству.
На этот раз Ван Цин все же посмотрел на него. Волосы Лун Аня блестели на солнце, которое снова выбралось из-за туч. На его изящном бледном лице читалось беспокойство.
– Юйлань этого и хотела, – сказал Ван Цин. – Чтобы мы нашли, что нас гложет, и избавились от этого.
– А что ты собирался мне рассказать?
Ван Цин машинально отпил уже остывший кофе и, поморщившись, отодвинул от себя чашку ближе к окну.
– Это прозвучит почти так же безумно. Последнее мое видение было без тебя. И я… видел все со стороны.
– Что именно? – нахмурился Лун Ань.
– Ван Сяоши. Я был им, как и обычно, но в какой-то момент меня словно отбросило в сторону. Я сидел перед ним, а он смотрел на меня. Будто… будто сочувствовал мне. А еще он сказал мне «прости».
Между бровей Лун Аня пролегла глубокая складка. Настала его очередь отводить взгляд и задумчиво смотреть в окно. Не выдержав молчания, Ван Цин сжал его пальцы.
– Лун Ань?
– Думаю, мне стоит поговорить с профессором Лао, – сказал Лун Ань. – Если это действительно как-то связано с нашим родом, у него могут быть ответы.
Ван Цин кивнул, но потом его вдруг осенила внезапная догадка.