– Это почему? – вскричал халиф. – И почему ты не хочешь рассказать свою историю?
Абу-Гасан рассказал ему, что с ним случилось, и халиф, выслушав его, сильно рассмеялся и сказал:
– О брат мой, ты совершенно прав.
Перед ними в это время поставили жареного гуся и булку, и Абу-Гасан стал резать жаркое и класть кусочки в рот халифа, и они ели, пока не насытились. После еды им принесли таз и рукомойники, и поташу, чтобы вымыть руки. Затем Абу-Гасан зажег для своего гостя три свечи и три лампы, постлал скатерть и принес чистого, старого душистого вина, как мускусом надушившего комнату. Наполнив первый кубок, он сказал:
– О собутыльник мой, откинем, с твоего позволенья, всякое стеснение. Раб твой с тобою, и да не обрушится на меня несчастье лишиться когда-нибудь тебя!
Он выпил вино и, налив второй кубок, подал его халифу, стоя в положении слуги. Халифу очень полюбилось его обхождение и вежливый разговор, и он подумал: «Клянусь Аллахом, я вознагражу его за это!»
Абу-Гасан, поцеловав кубок, подал его халифу, а халиф взял его из рук Абу, поцеловал, выпил и подал обратно. Абу-Гасан продолжал служить ему. Он наливал и подавал кубки халифу и, поцеловав кубок три раза, сказал следующие стихи:
Большая честь твое к нам посещенье,
И мы открыто это признаем,
А если нет тебя в кругу знакомых,
То для замены места твоего
Ни одного лица мы не находим.
– Выпей, – прибавил он, – и будь здоров и счастлив.
Они пили и пировали, таким образом, до самой полуночи. После этого халиф сказал своему хозяину:
– Скажи мне, Абу-Гасан, нет ли у тебя какого-нибудь желания, которое я мог бы исполнить?
– У нас по соседству есть мечеть, в которой служит один имам и четыре шейха; и всякий раз, как они слышат музыку или смех, они насылают на меня вали, и накладывают на меня штраф, и беспокоят меня, так что я страдаю из-за них. Если бы они попались мне в руки, то я дал бы каждому из них по тысяче ударов и избавился бы от их приставаний.
– Пошли тебе Аллах исполнение твоего желания! – отвечал ему халиф.
Незаметно от Абу халиф прибавил в вино бенджа и подал ему кубок. Лишь только вино с зельем попало к нему в желудок, как он тотчас же уснул. Эр-Гашид вышел в дверь, где его ждали слуги, и приказал им перевезти Абу-Гасана на муле во дворец. Абу-Гасан был все время совершенно без чувств.
Отдохнув немного, халиф призвал визиря Джафара и Абдула-Аллаха, сына Тагира, вали города Багдада и несколько человек из своих приближенных и всем им сказал:
– Когда вы увидите этого молодого человека (он указал на Абу-Гасана) сидящим на царском ложе, то повинуйтесь ему и кланяйтесь, как халифу, и исполняйте все его приказания.
Уйдя к своим рабыням, он послал их ухаживать за Абу-Гасаном и говорить с ним, как с царем правоверных. После этого он ушел в маленькую комнатку и, спустив занавески, лег спать.
Абу-Гасан проснулся на царском ложе, с царедворцами кругом, целующими прах у ног его.
– Государь, – сказала ему одна девушка, – теперь время молиться.
Он засмеялся и, осмотревшись кругом, увидал, что он в павильоне со стенами из золота и ультрамарина, с куполом из чистого червонного золота, окруженный комнатками с вышитыми шелковыми занавесками перед каждой дверью. Кроме того, он увидал золотую фарфоровую и хрустальную посуду и богатые ковры, зажженные лампы и рабынь, евнухов и всевозможную прислугу, что совсем поразило его, и он проговорил:
– Клянусь Аллахом, или я вижу это во сне, или попал в рай, в мирный приют.
Он закрыл глаза, и один из евнухов сказал ему:
– Государь! Мы такой привычки в тебе не замечали, о царь правоверных!
Эти слова его еще более удивили, и он понурил голову и начал понемногу открывать глаза и думать: «Что со мной делается?»
Укусив палец и почувствовав боль, он крикнул и рассердился. Затем, подняв голову, он подозвал одну из рабынь.
– К твоим услугам, о царь правоверных, – отвечала она.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Шеджет-Эд-Дури, – отвечала она.
– Знаешь ты, где я нахожусь и кто я такой?
– Ты царь правоверных и сидишь на царском ложе у себя во дворце.
– Я ничего не понимаю, у меня помутилось в голове, и мне думается: «не сплю ли я?» Что могу я предположить о своем вчерашнем госте? Надо думать, что он дьявол или волшебник, околдовавший меня.
А халиф все время смотрел на него, не замеченный Абу-Гасаном, который, взглянув на старшего евнуха, подозвал его. Евнух поцеловал прах у ног его и сказал:
– Что прикажешь, царь правоверных?
– Кто же царь правоверных? – спросил Абу-Гасап.
– Ты, – отвечал он.
– Лжешь! – вскричал Абу и, обратившись к другому евнуху, сказал: – Если ты веришь в покровительство Аллаха, то скажи мне, точно ли я царь правоверных?
– Клянусь Аллахом, – отвечал евнух, – что в настоящее время ты царь правоверных и халиф создателя всего живущего.
Пораженный Абу-Гасан шептал:
– Каким образом в одну ночь мог я сделаться царем правоверных? Вчера я был Абу-Гасаном, а сегодня я царь правоверных?
Он сидел в полном недоумении, пока к нему не подошел евнух и не сказал ему:
– Да пошлет Аллах доброго утра царю правоверных!
Он подал ему пару туфлей из золотой парчи, украшенных бриллиантами и рубинами. Абу-Гасан, взяв их, долго рассматривал и затем засунул в рукав.
– Эти туфли носят на ногах, – сказал евнух.
– Ты прав, – отвечал ему Абу-Гасан. – Но я засунул их в рукав из страха, что они испортятся.
Он вынул их и надел на ноги. Вслед за тем рабыня принесла ему золотой таз и серебряный рукомойник и подала ему мыться. После того как он совершил омовение, ему постлали коврик для молитвы, и он стал молиться, но не знал как, и кланялся в двадцать раз более, чем следовало, постоянно говоря в душе:
– Неужели я в самом деле царь правоверных? Или я вижу все это во сне?
Он, наконец, твердо убедил себя, что он царь правоверных, и, прекратив поклоны, кончил молиться. После этого принесли великолепную одежду, и, глядя на себя, сидящего на ложе, он пришел к тому убеждению, что все это ему кажется и что это наваждение шайтана.
В это самое время к нему подошел мамелюк и сказал:
– О царь правоверных! Царедворец твой стоит у дверей и просит позволения войти.
– Пусть войдет, – отвечал Абу-Гасан.
Царедворец вошел, поцеловав прах у ног его, проговорясь:
– Мир над тобой, царь правоверных!
Абу-Гасан встал и сошел с ложа, вследствие чего царедворец вскричал:
– Аллах! Аллах! О царь правоверных! Разве ты не знаешь, что все люди – твои слуги и находятся у тебя в услужении и что царю правоверных не подобает вставать перед кем бы то ни было?
Тут Абу-Гасану доложили, что визирь Джафар Эль-Бармеки и Абдул-Аллах, сын Тагира и начальник мамелюков, просят позволения войти. Он дал позволение. Все они, войдя, поцеловали прах у ног его и приветствовали его как царя правоверных. Он был в восторге и ответил на поклоны, после чего подозвал к себе вали, сказавшего:
– К твоим услугам, царь правоверных!
– Тотчас же отправляйся в такую улицу, – приказал ему Абу-Гасан, – и отдай сто червонцев матери Абу-Гасана Мота и передай ей от моего имени приветствие, затем возьми имама мечети и четырех шейхов и дай им по тысяче розог каждому, и потом напиши бумагу, и заставь их обязаться под присягой не жить в этой улице. Проведи их по всему городу, сидя на мулах, обернувшись лицами к хвостам, и прикажи глашатаю кричать: «Вот как наказывают людей, надоедающих своим соседям!» Сохрани тебя Аллах не исполнить моего приказания.
Вали исполнил все, что ему было приказано. Абу-Гасан, просидев на царском ложе до вечера, посмотрел на своих приближенных и приказал им удалиться.
Он после этого подозвал к себе евнуха и сказал ему:
– Я голоден и хотел бы чего-нибудь поесть.
– Слушаюсь и повинуюсь, – отвечал он и повел его за руку в соседнюю комнату, где слуги поставили перед ними стол со множеством мясных блюд, а десять полногрудых девушек-рабынь стали позади него. Абу-Гасан, посмотрев на одну из них, сказал:
– Как тебя зовут?
– Кадиб-Эль-Бан, – отвечала она.
– Скажи мне, Кадиб-Эль-Бан, кто я такой?
– Ты царь правоверных.
– Клянусь Аллахом, негодная, ты врешь! Вы, девчонки, смеетесь надо мною.
– Побойся Аллаха, царь правоверных, – отвечала она, – это твой дворец и все рабыни твои.
«Это наказание, ниспосланное на меня Господом», – подумал он.
Рабыни свели его еще в новую комнату, поразившую его своим великолепием, и он продолжал думать: «Несомненно, это наваждение шайтана, и гость, бывший вчера у меня, и есть главный шайтан, пожелавший отблагодарить меня за угощение и приказавший своим слугам называть меня царем правоверных. Тут все шайтаны. Аллах да избавит меня от них!»
И в то время как он размышлял таким образом, одна из рабынь налила ему кубок, и он, взяв его, выпил; после этого рабыни стали поить его, и одна из них прибавила бенджа, приняв который, он упал без чувств.
Эр-Рашид приказал свести его домой, и прислуга, препроводив его, уложила в постель, в совершенно бесчувственном состоянии. Пробудившись ото сна среди глубокой ночи в темноте, он крикнул:
– Кадиб-Эль-Бан! Шеджерет-Эд-Дур!..
Но никто не ответил ему. Мать же его, услыхав крики, встала и пришла к нему.
– Что с тобой, о сын мой, – сказала она, – и что тебе надо? Не с ума ли ты сошел?
Услыхав слова матери, он крикнул:
– Кто ты такая, старая вещунья? И как смеешь ты говорить таким образом с царем правоверных?
– Я мать твоя, – отвечала она.
– Ты лжешь! – вскричал он. – Я царь правоверных, халиф здешней страны и народа.
– Молчи! – крикнула она. – Смотри, чтобы за это тебе не поплатиться жизнью!
Старуха начала отчитывать его и сказала:
– Должно быть, о сын мой, все это ты видел во сне, и тебя обошел нечистый. А я скажу тебе добрые вести, которые обрадуют тебя.