Они пошли в суд, а кади сказал Аладину:
– Почему ты не хочешь разводиться и получить обещанного тебе?
Аладин подошел к кади, поцеловал ему руку и вложил в нее пятьдесят червонцев.
– Господин кади, – сказал он ему, – по какому закону человек, женившийся вечером, должен разводиться, против своей воли, утром?
– Развод против воли, – отвечал кади, – не допускается никаким мусульманским законом.
– Если ты не дашь развода, – заметил тесть его, – то отдай мне десять тысяч червонцев.
– Дай мне три дня сроку, – сказал ему Аладин.
– Трех дней тебе будет мало, – вмешался кади, – тебе дадут десять дней.
Они на этом порешили, обязав его или отдать через десять дней приданое, или развестись.
Выслушали это условие, он ушел от них и, купив мяса, рису, масла и другого съестного, вернулся домой, и, пройдя к жене, рассказал ей все, что с ним случилось.
– Ночью случаются чудеса, – отвечала она, – и божественно одарен был тот, кто сказал:
Будь кроток, если гнев тебя смущает,
И запасись терпением тогда,
Когда тебя несчастье посетит.
Чреваты ведь событиями ночи
И всякие рождают чудеса.
Она встала, приготовила кушанье, принесла стол, и они поели, выпили и развеселились, после чего Аладин просил ее сыграть ему что-нибудь. Она взяла лютню и заиграла так, что камень пошел бы танцевать.
В то время как они веселились таким образом, послышался стук в дверь.
– Встань, – сказала она ему, – и посмотри, кто там. Он сошел вниз и, отворив дверь, увидал четырех дервишей, стоявших перед дверью.
– Что вам надо? – спросил он.
– Господин мой, – отвечал один из незнакомых дервишей, – пища души нашей заключается в музыке и в поэтических наслаждениях, и мы желали бы провести здесь эту ночь до самого утра, а тебя наградит за это сам Господь (да святится имя Его!). Мы страстно любим музыку, и мы ведь знаем наизусть целые оды и лирические песни.
– Мне надо посоветоваться, – отвечал Аладин.
Он вошел в дом и сообщил все хозяйке.
– Отвори им дверь, – сказала она.
Он отворил им дверь, принял их, усадил и угостил. Но от угощения они отказались, и один из дервишей сказал ему:
– О господин наш, поистине мы не столько желаем насытить свою плоть, сколько усладить свой слух пением, и божественно одарен тот, кто сказал:
Единственным желаньем страстным
служат
Общественные развлечения нам;
Еда же служит характерным знаком
Для грубого и злого человека.
– Мы только что слышали у тебя в доме чудные звуки музыки, которые с приходом нашим прекратились, и нам хочется знать, играла ли это черная или белая рабыня, или сама госпожа?
– Это играла моя жена, – отвечал Аладин. Он рассказал им все, что с ним случилось, и прибавил: – Тесть мой обязал меня заплатить десять тысяч червонцев приданого, и сроку мне дано десять дней.
На это один из дервишей отвечал ему:
– Не печалься и надейся на судьбу, я шейх дервишей, и у меня под началом состоят сорок дервишей, и я соберу для тебя десять тысяч червонцев, и ты отдашь приданое своему тестю. Попроси жену сыграть нам какую-нибудь пьесу и повесели нас. Музыка заменяет некоторым людями пищу, а иных она излечивает, а иных охлаждает.
Под видом этих четырех дервишей по городу ходили халиф Гарун-Эр-Рашид, визирь Джафар-Эль-Бармеки, Абу-Иувас-Эль-Гасан и Месрур – палачи. Они вышли из дворца, потому что на халифа напала тоска, и он сказал визирю:
– О визирь, мне очень хочется пройтись по городу, так как меня одолевает тоска.
Они оделись дервишами и пошли в город, а проходя мимо дома Аладина, услыхали музыку и захотели войти. Ночь эту они провели весело и хорошо, рассказывая друг другу различные истории, а утром халиф положил под коврик для молитвы сто червонцев и, простившись с Аладином, ушел со своими товарищами во дворец.
Когда молодая приподняла коврик и увидела червонцы, она сказала мужу:
– Возьми эти деньги, найденные мною под ковриком. Их положили туда без нашего ведома дервиши.
Аладин взял деньги и, отправившись на рынок, купил мяса, рису, масла и всего, что нужно. Вечером он зажег свечи и сказал жене:
– А ведь дервиши не принесли обещанных десяти тысяч червонцев, но ведь они люди бедные.
Как раз во время этого разговора дервиши постучались в дверь, и жена сказала:
– Пойди и отвори им.
Он отворили дверь, и когда они вошли, то спросил у них, принесли ли они обещанные десять тысяч червонцев?
– Мы не могли достать такой суммы, – отвечали они, – но ты не бойся; если угодно будет Богу (да святится имя Его!), то завтра мы похлопочем о тебе, а теперь нам хотелось бы усладить свои сердца хорошей музыкой; музыку мы очень любим.
Зубейдех сыграла им на лютне так хорошо, что заставила бы запрыгать и камень. Они весело и хорошо провели эту ночь в приятных разговорах. Когда наступило утро, халиф снова положил сто червонцев под ковер и, простившись с Аладином, ушел со своими товарищами.
Таким образом прошло девять дней, и халиф каждую ночь клал под ковер по сто червонцев, пока не наступила десятая ночь, и в эту ночь они совсем не пришли, и вот по какой причине: халиф послал сказать одному богатому купцу:
– Приготовь для меня пятьдесят тюков тканей таких, какие приходят из Каира, каждый тюк в тысячу червонцев, и напиши на них цену, и достань мне раба абиссинца.
Купец приготовил для него все, что было им заказано, после чего халиф дали рабу золотой таз и рукомойник, и еще подарок, и пятидесяь тюков, и написал письмо как будто от имени Шемс-Эд-Дина, купеческого старшины города Каира, отца Аладина, и сказал рабу:
– Возьми эти тюки и вещи и отправляйся в квартал, где находится дом купеческого старшины, и спроси: где тут мой хозяин Аладин Абу-Шамат? Тогда тебе укажут его дом.
Раб взял тюки и вещи и пошел, как приказал ему халиф.
Между тем бывший муж Зубейдех пришел к ее отцу и сказал ему:
– Идем к Аладину и заставим его развестись с твоей дочерью.
Отец пошел с ним к Аладину, но, подойдя к дому, они увидели пятьдесят мулов, навьюченных пятьюдесятью тюками с тканями, под присмотром черного раба, приехавшего на муле.
– Чьи это тюки? – спросили они у него.
– Моего господина Аладина Абу-Шамата, – отвечал он. – Отец его приготовил ему товары и послал его в Багдад, но на него напали арабы и ограбили его совершенно. Весть об этом дошла до его отца, и поэтому он послал меня к нему с новыми товарами. Кроме того, он послал со мною мула, нагруженного пятьюдесятью тысячами червонцев, и мешок с одеждой, стоящей весьма дорого, и, кроме того, послал соболью шубу и золотой таз и рукомойник.
Услыхав это, тесть Аладина сказал ему:
– Этот человек мой зять, и я покажу вам к нему дорогу.
И в то время как Аладин сидел в страшном горе, он услыхали стук в двери и сказал:
– О Зубейдех, Аллах всеведущ! Но, кажется, отец твой послал ко мне служителя от кади или от вали.
– Спустись вниз, – отвечала она, – и посмотри, кто там.
Он спустился, и отворил дверь, и увидел своего тестя, купеческого старшину, отца своей жены, и тут же увидел черного раба верхом на муле. Раб, спрыгнув с мула, подошел и поцеловал ему руку.
– Что тебе надо? – спросил у него Аладин.
– Я раб моего господина Аладина Абу-Шамата, сына Шемс-Эд-Дина, купеческого старшины в Египте, – отвечал раб, – и отец его послал меня к нему с этими вещами и письмом.
Он передал письмо, и Аладин, развернув его, стал читать следующее.
После различных приветствий, почтительных поклонов от Шемс-Эд-Дина сыну его Аладину Абу-Шамату он писал: «Знай, о сын мой, что весть об избиении твоих людей и о похищении всего твоего достояния дошла до меня, и я посылаю тебе вместо похищенных вещей пятьдесят тюков египетских товаров, одежду, соболью шубу и золотой таз и рукомойник. Ничего не бойся, потому что в богатстве у тебя недостатка не будет, о сын мой, и горе не коснется тебя. И мать твоя, и все домашние здоровы и веселы и много тебе кланяются. Кроме того, до меня дошел слух, что тебя сделали подставными мужем госпожи Зубейдех Эль-Удаех и положили на тебя обязательство внести десять тысяч червонцев приданого. Вследствие этого я посылаю тебе пятьдесят тысяч червонцев через раба Селима».
Лишь только Аладин прочел письмо, он тотчас же взял тюки и, взглянув на тестя, сказал:
– Отец, получи десять тысяч червонцев, сумму приданого твоей дочери Зубейдех, возьми тоже тюки и продавай товары, а барыши бери себе, только верни мне их стоимость.
– Нет, клянусь Аллахом, я не возьму ничего, – отвечал он, – что же касается до приданого дочери, то ты можешь условиться относительно его со своей женой.
Аладин и тесть его вошли в дом вслед за внесенными товарами.
– О, отец мой, – вскричала Зубейдех, – кому же принадлежат эти товары?
– Аладину, твоему мужу, – отвечал он, – отец его послал их ему вместо тех, что у него отняли арабы; кроме того, он послал ему пятьдесят тысяч червонцев, мешок с платьем, соболью шубу, мула и золотой таз к рукомойнику. Относительно же своего приданого ты можешь распорядиться сама, как знаешь.
Аладин, открыв сундуки, вынул сумму ее приданого.
– Дядюшка, – вскричал бывший муж Зубейдех, – заставь Аладина развестись с женой.
– Нет, это теперь сделать нельзя, – отвечал старики, – так как брачное условие у него в руках.
Услыхав это, племянник его ушел в полном отчаянии и, придя домой, лег в постель и умер.
Аладин же, приняв товары, пошел на рынок и, купив все, что нужно для еды и питья, как покупал в предыдущее дни, вернулся и сказал жене:
– А эти-то лгуны-дервиши дали обещание и нарушили его.
– Ты сын купеческого старшины, – отвечала она, – да и то не мог дать и полушки. Так можно ли обвинять бедных дервишей?
– Господь (да святится имя Его!), – заметили Аладин, – дал нам возможность обойтись и без них, и если они еще раз придут к нам, то я не отворю им более дверей.