– Тем не менее счастье явилось к нам только потому, что они нас посетили. Разве они не оставляли нам каждую ночь по сто червонцев? Ты непременно должен отворить им дверь, лишь только они постучатся.
Когда день стал клониться к вечеру, уступая место сумеркам, они зажгли свечи, и Аладин сказал жене:
– Зубейдех, встань и сыграй мне что-нибудь.
Как раз в эту минуту послышался стук в дверь, и молодая женщина сказала мужу:
– Пойди, посмотри, кто там!
Он спустился с лестницы, отворил дверь и, увидав дервишей, сказал:
– А! милости просим, обманщики! Входите!
Они пошли вслед за ним, и он усадил их и поставил перед ними стол для еды. Все они поели и были довольны и веселы.
– О господин наш, – сказали ему дервиши, – поистине сердца наши болели о тебе. Ну, как ты сделался со своим тестем?
– Господь, – отвечал он, – вознаградил нас свыше наших ожиданий.
– Клянемся Аллахом, – продолжали они, – мы страшно за тебя опасались и если не приходили, то только потому, что не могли достать денег.
– Скорая помощь явилась от Господа, – отвечал Аладин, – и от отца моего, приславшего мне пятьдесят тысяч червонцев, пятьдесят тюков с товаром, мешок с одеждой, соболью шубу, мула, раба и золотой таз с рукомойником. Мы с тестем примирились, и жена моя сделалась моей законной женой, за что я благодарю Господа!
Халиф, выслушав его, встал и ушел, а визирь Джафар, наклонившись к Аладину, сказал ему:
– Веди себя как можно приличнее, так как ты находишься в присутствии царя правоверных.
– Что же сделал я неприличного в присутствии царя правоверных, и который из вас халиф?
– Тот, который говорил с тобою и который теперь вышел, и есть царь правоверных Гарун-Эр-Рашид, – отвечал визирь, – а я визирь его Джафар, а это Месрур, его палач, а это Абу-Нувас Эль-Гасан. А теперь, Аладин, подумай и сообрази, сколько нужно дней, чтобы проехать из Каира в Багдад?
– Сорок пять дней, – отвечал он.
– Ограблен ты был только десять дней тому назад, – продолжал Джафар, – так каким же образом известие об этом несчастии могло достигнуть твоего отца, и как мог он уложить новые тюки для тебя и переслать их сюда не в сорок пять дней, а в десять?
– О, господин мой, – вскричал Аладин, – кто же прислал мне все это?
– Халиф, царь правоверных, прислал все это тебе, потому что ты ему понравился, – отвечал визирь.
Во время этого разговора к ним подошел халиф.
Аладин тотчас же встал, поцеловал прах у ног его и сказал ему:
– Господь, храни и помилуй тебя и продли твою жизнь, о царь правоверных! И да не лишит Они человечество твоих милостей и благодеяний!
– Послушай, Аладин, – отвечал ему халиф, – скажи Зубейдех, чтобы она за твое спасение сыграла нам что-нибудь.
Зубейдех сыграла на лютне пьесу так хорошо, что даже камни могли закричать от восторга, и звуки лютни могли показаться приятнее голоса самого Давида.
Они провели эту ночь самым приятным образом, и когда наступило утро, то халиф сказал Аладину:
– Завтра приходи во дворец.
– Слушаю и повинуюсь, о царь правоверных, если на то будет воля Аллаха (да святится имя Его!), – отвечал Аладин.
Аладин взял десять подносов, и положил на них богатые подарки, и с этим подарками пошел на следующий день во дворец. Халиф сидел в зале суда на троне, когда Аладин вошел в дверь и прочел такие стихи:
Да служат утро каждое тебе
И благоденствие, и счастье, шум же
Завистников да разлетится прахом;
И да не перестанут никогда
В твоих владениях дни покоя длиться
И дни, когда враги все почернеют.
– Добро пожаловать, о Аладин! – сказал халиф.
– О царь правоверных! – проговорил Аладин. – Поистине пророк (Господь да благословит его) принимал подарки, а эти десять подносов со всем, что на них, мой подарок тебе.
Царь правоверных принял от него подарки и, приказав дать ему почетную одежду, назначил его купеческим старшиной и посадил в совет. В то время как он заседал в совете, его тесть, отец Зубейдех, пришел туда же, и, увидав, что он занимает его место и облачен в почетную одежду, он обратился в халифу с такими словами:
– О царь правоверных, почему этот человек сидит на моем месте и облачен в почетную одежду?
– Я, – отвечал халиф, – назначил его купеческими старшиной; и должность эта не наследственная, и потому ты ее лишился.
– Он из нашей семьи и наш родственник, и лучшего выбора ты сделать не мог, о царь правоверных. И дай Аллах, чтобы нашими делами всегда руководил лучший из людей, а между тем сколько ничтожных людей сделались знатными!
Халиф написал Аладину жалованную грамоту и передал ее вали, а вали передал ее для исполнения, и глашатай заявил в совете: «Теперь купеческий старшина не кто иной, как Аладин Абу-Шаман, и слово его должно служить приказом, и все обязаны оказывать ему уважение!»
Когда совет был распущен, вали вышел вместе с глашатаем ранее Аладина, и глашатай провозгласил: «Теперь купеческий старшина не кто иной, как господин мой Аладин Абу-Шамат!»
Они пошли перед Аладином по всем улицам города, и глашатай все время провозглашал его.
На следующее утро Аладин открыл лавку для своего раба и посадил его, чтобы продавать и покупать, а сам отправился во дворец и занял место в совете халифа. Случилось так, что во время заседания один из приближенных сказал халифу:
– О царь правоверных! Твой любимый собутыльник приказал тебе долго жить.
– А где Аладин Абу-Шамат? – спросил халиф.
Аладин тотчас же явился к халифу, который подарил ему еще почетное платье, назначил своими собутыльником и дал ежемесячное жалованье в тысячу червонцев. Аладин сделался, таким образом, собутыльником халифа. И вот однажды случилось так, что во время заседания к халифу явился эмир с обнаженным мечом и сказал:
– О царь правоверных! Старший из султанов приказал тебе долго жить! Сегодня он скончался.
Халиф приказал принести почетную одежду Аладину Абу-Шамату и назначил его старшим султаном вместо умершего. У последнего не было ни сына, ни дочери, ни жены, и Аладин должен был отправиться к нему и получить все его состояние.
– Похорони его, – сказал ему халиф, – и возьми себе все, что осталось после него из имущества, возьми рабов, рабынь и евнухов.
Халиф махнул платком, и заседание кончилось. Аладин отправился с начальником гвардии халифа Мукадамом Ахмедом Эд-Денефом, и около правого стремени его шли сорок его служителей, а около левого – сорок человек телохранителей халифа. Аладин посмотрел на начальника телохранителей халифа Мукадама-Гассана-Шумана и просил его быть его ходатаем перед Мукадамом Ахмедом Эд-Денефом, и просил, чтобы тот усыновил его. Ахмед Эд-Денеф выразил согласие усыновить его и обещал ежедневно сопровождать его во дворец вместе со своими воинами.
После этого Аладин продолжал служить халифу. Однажды, выйдя из дворца, он пошел домой и, отпустив своих телохранителей, прошел к своей жене. Зубейдех, засветив свечи, вышла в другую комнату; вслед же затем он услыхал громкий крик. Аладин тотчас же бросился узнать, кто это крикнул, и увидал жену свою Зубейдех, навзничь лежащую на полу. Он приложил руку к ее груди и почувствовал, что она умерла. Дом ее отца стоял насупротив, и там крик тоже был слышен. Старик прибежал и спросил у Аладина:
– Что случилось, господин Аладин?
– Дочь твоя Зубейдех приказала тебе долго жить. Теперь нам с тобою надо похоронить ее.
На следующее утро они похоронили тело молодой женщины, и Аладин и тесть его стали утешать друг друга. Аладин надел траур, перестал являться ко двору и продолжал плакать и горевать.
– О визирь, – сказал халиф Джафару, – почему это Аладина не видно при дворе?
– О царь правоверных, – отвечал визирь, – он горюет по своей жене Зубейдех и принимает знакомых, являющихся к нему с соболезнованием.
– Нам тоже следует выразить свое соболезнование, – сказал халиф.
– Слушаю и повинуюсь, – отвечал визирь.
Халиф и визирь пошли в сопровождении своих приближенных вниз, сели на мулов и приехали в дом Аладина. Аладин встал, чтобы встретить их, и поцеловал прах у ног царя.
– Да пошлет тебе Господь счастье! – сказал ему халиф.
– Да продлит Господь дни твои, о царь правоверных! – отвечал ему Аладин.
– О Аладин, – продолжал халиф, – что за причина, что ты не являлся ко двору?
– Не являлся потому, что горевал о Зубейдех, моей жене, о царь правоверных, – отвечал Аладин.
– Перестань тосковать, Аладин, – продолжал халиф, – ее взял к Себе Господь, чтобы осыпать Своими милостями, и тоской ты ее не вернешь.
– Я не перестану горевать о ней до самой смерти, пока меня не похоронят рядом с ней.
– Все, что мы теряем, мы теряем по воле Аллаха, и ни власть, ни богатство не спасут человека от смерти. Справедливы следующие слова:
Любой сын женщины хотя и долго
Он сохранялся бы, но все же должен
прийти
Тот день, когда он на кладбище
Под своды гроба будет отнесен;
Так как же он, чьи щеки будут прахом,
И развлечения и наслажденья
В земной сей жизни может находить?
Халиф, употребив все свои старания, чтобы утешить его, взял в заключение слово, что он снова появится ко дворцу.
Аладин провел эту ночь дома, а утром сел на мула, поехал во дворец и, явившись к халифу, поцеловал прах у ног его. Халиф слегка приподнялся на троне, ласково поздоровался с ним и, указав ему на место подле себя, сказал:
– Сегодня ты мой гость, Аладин.
Халиф довел его к себе в покои и, подозвав рабыню по имени Кут Эль-Кулуб, сказал ей:
– У Аладина была жена Зубейдех, умевшая развлекать и забавлять его, но она взята от него Господом (да святится имя Его!), и теперь я желаю, чтобы ты усладила слух его музыкой и заставила бы его забыть всякое горе.
Рабыня сыграла чудную пьесу и спела.