Он взором стал выискивать место, где мог бы спуститься безопасно для себя и для своей лошади и где никто не видал бы его. Раздумывая таким образом, он увидал посреди города дворец, окруженный большой стеной с бойницами, и подумал, что в нем-то ему и следует остановиться.
Повернув пуговку, он начал спускаться и спустился на плоскую крышу дворца, где сошел с лошади и поблагодарил Бога за благополучное прибытие. Он начал ходить вокруг лошади и смотреть на нее, говоря:
– Клянусь Аллахом, человек, сделавший тебя, действительно мудрец, и если Господь (да святится имя Его!) продлит мою жизнь и даст мне возможность благополучно добраться до родины и соединиться с отцом, то я непременно осыплю милостями этого мудреца и облагодетельствую его.
Он сел на крышу дворца, дожидаясь, когда обитатели его лягут спать. Голод и жажда давали ему себя знать, так как в последний раз он ел еще дома. Теперь, сидя на крыше, он думал, что в таком большом дворце, наверное, нет недостатка в яствах, и, оставив лошадь на крыше, сам пошел искать еды. Увидав лестницу, он спустился вниз и вышел на двор, мощенный мрамором. Царевич надивиться не мог красоте постройки и роскоши отделки; но только нигде не было слышно ни звука, ни голоса какого-нибудь обитателя. Он остановился в полном недоумении и смотрел то вправо, то влево, не зная, куда ему идти.
«Всего лучше мне, – подумал он, – вернуться наверх к лошади и провести ночь там, а утром сесть на нее и уехать».
Но в эту самую минуту он увидал приближавшийся к нему свет и, вглядевшись попристальнее, рассмотрел, что к тому месту, где он стоял, шла толпа женщин, и в середине ее чудной красоты девица. Она была так хороша, что о ней можно было сказать словами поэта:
Она пришла без всякого приказа,
Когда сгущались сумерки ночные,
Красивая, как полная луна
На потемневшем горизонте неба.
О, стройная сложением своим,
Нет никого среди земных творений,
Кто мог бы с ней сравниться
совершенством
Волшебной, несравненной красоты,
Характера ее очарованьем.
Когда глаза увидели мои
Всю красоту ее и миловидность,
То я воскликнул с громким
восхищеньем:
«Хвалу тебе и славу я пою,
Творец земли, и неба, и людей»,
Ее от всех других я укрываю,
Ища прибежища у властелина
Людей земли и у рассвета дня.
Это была дочь царя этого города; и отец любил ее до такой степени, что выстроил для нее этот дворец; и всякий раз, как она начинала скучать, она уходила с своими рабынями в него на день, на два и даже более, после чего она возвращалась в тот дворец, где обыкновенно жила. Случилось, что в этот вечер она пожелала развлечься и пришла сюда в сопровождении своих рабынь и евнуха с мечом в руках. Прибыв во дворец, они разостлали ковры и накурили духами, и пошли гулять. Лишь только они стали подходить к царевичу, как он бросился на евнуха и, ударом руки положив его, отнял от него меч. После этого он разогнал рабынь, окружавших царевну, а царевна, увидав, как он красив, сказала ему:
– Может быть, ты и есть тот самый человек, что просил вчера моей руки и которому отец мой отказал под тем предлогом, что он очень безобразен. Но если он говорил это про тебя, то клянусь Аллахом, что это ложь, так как ты очень хорош собой.
Руки ее просил сын индейского царя, но отец ее отказал ему под тем предлогом, что он некрасив собою. Царевича она приняла за сына индейского царя, потому подошла к нему, обняла, поцеловала и села рядом с ним.
– Это не тот человек, что просил твоей руки, царевна, – сказали ей рабыни, – тот был отвратителен, а этот красив, и тот не стоил быть даже слугой этого. Поистине, госпожа наша, этот молодой человек высокого происхождения.
Сказав это, рабыни побежали к лежавшему евнуху и подняли его. Он в тревоге вскочил на ноги и, не видя в руке своей меча, стал искать его.
– Человек, поваливший тебя и выхвативший у тебя меч, – сказали ему рабыни, – сидит теперь с царевной.
Царь поручил охранять свою дочь этому евнуху, и потому он вскочил и подбежал к занавеске, приподняв которую, он увидал царевну и царевича, сидевших рядом и разговаривавших.
– Скажи мне, господин, – обратился он к царевичу, – человек ты или шайтан?
– Горе тебе, отвратительный раб, – отвечал ему царевич, – как смеешь ты принимать царского сына за неверующего дьявола? Я зять вашего царя, – прибавил он, схватившись за меч, – который выдал за меня свою дочь и позволил мне прийти сегодня к ней.
Услыхав это, евнух вскричал:
– О господин мой! если ты человеческого рода, как ты говоришь, то вы пара и стоите друг друга.
После этого евнух побежал к царю, и разорвал на себе платье, и посыпал голову пеплом. Царь, услыхав его крик, спросил:
– Что с тобой случилось? Зачем ты так тревожишь меня?
– О царь, – отвечал он, – иди скорее на помощь своей дочери! Какой-то шайтан, обратившись в человека и даже в царевича, овладел ею. Иди, схвати его.
Услыхав это, царь хотел было убить его, но спросил:
– Чего же ты не смотрел за царевной и допустил до такой беды?
Он сейчас же пошел во дворец к дочери и, увидав рабынь, спросил:
– Что случилось с моей дочерью?
– О царь, – отвечали они, – в то время как мы были с нею, на нас вдруг бросился молодой человек, красивый, как ясный месяц, и красивее которого мы никогда никого не видывали, бросился с обнаженным мечом в руках. На наш вопрос, кто он такой, он отвечал нам, что ты отдал за него твою дочь, и более мы ничего не знаем, и не знаем, человек он или шайтан, но он скромен, благовоспитан и не способен ни на какую подлость.
Услыхав это, царь несколько успокоился. Он стал осторожно приподнимать занавес и увидал беседовавшего со своей дочерью царевича, красивого и ясного, как месяц.
Царь не мог подавить в себе ревности к дочери и, подняв совсем занавес, вошел с обнаженным мечом в руках и, как голодный зверь, бросился на них. Царевич, увидав его, спросил у царевны:
– Это отец твой?
– Да, – отвечала она.
Тут он вскочил на ноги и, схватив меч, бросился на царя с таким громким криком, что испугал его, и хотел ударить его мечом, но царь, видя, что молодой человек крепче его, спрятал свой меч и вежливо обратился к нему, сказав:
– Человек ты или шайтан?
– Если бы я не признавал твоего права и не дорожил честью твоей дочери, – отвечал царевич, – то пролил бы кровь твою. С какой стати принимаешь ты меня за дьявола, когда я сын такого царя, который мог бы взять твое царство и лишить тебя не только сана, но и всего твоего достояния?
Царь испугался его слов, но все-таки отвечал ему:
– Если ты царский сын, как ты говоришь, то каким же образом ты вошел сюда во дворец без моего позволения, опозорил меня и, придя к моей дочери, сказал, что ты муж ее и что я выдал ее за тебя замуж, когда я убивал и царей, и царских сыновей только за то, что они осмеливались просить руки ее? И кто же спасет тебя от меня, раз мне стоит только крикнуть своих рабов и отроков и приказать им убить тебя, и ты будешь убит? Кто же тогда спасет тебя?
Царевич, выслушав его, отвечал:
– Право, я удивляюсь на тебя и дивлюсь твоему непониманию. Разве ты можешь желать для своей дочери лучшего мужа, чем я? И знал ли ты человека более меня твердого, храброго и достойного?
– Нет, – отвечал царь, – но только я желал, чтобы ты открыто просил ее руки, и я выдал бы ее за тебя. Если же ты женишься на ней втихомолку, то опозоришь меня таким браком.
– Ты говоришь справедливо, – заметил царевич, – но если бы твои войска и рабы убили меня, то этим самым ты опозорил бы себя, и народ назвал бы тебя лицемером. Я думаю, что тебе лучше бросить эту мысль и сделать то, что я посоветую тебе.
– Ну, говори, что ты хочешь посоветовать.
– Я посоветую тебе или выйти со мной на поединок, и оставшийся в живых будет править государством, или, оставив меня до утра, прислать ко мне твоих солдат и войска и отроков, предварительно сказав мне, много ли их у тебя.
– У меня сорок тысяч человек кавалерии и столько же рабов, свиты и отроков.
– Лишь только наступит день, – продолжал царевич, – то пошли их ко мне и скажи им, что я просил руки твоей дочери на том условии, что выйду со всеми ими на поединок и останусь победителем. А ты предоставь меня им, и если они убьют меня, то и тайна и честь твоя будут сохранены, если же я окажусь победителем, то зачем же тебе желать лучшего зятя?
Выслушав его, царь вполне одобрил его мнение, хотя и не доверял ему и боялся дозволить ему выступить одному против целой армии. После этого они сели беседовать.
Царь, подозвав своего евнуха, приказал ему отправиться тотчас же к визирю и велеть ему собрать все войска в полном вооружении и на конях. Евнух пошел к визирю и передал ему приказ царя. Визирь созвал военачальников и сановников государства и приказал им вооружиться и сесть на коней.
Царь между тем продолжал разговаривать с молодым человеком и находил его умным и благовоспитанным, и так они проговорили до утра. Царь встал и, направившись к своему трону, приказал войскам сесть на коней, а царевичу привести самую свою лучшую лошадь и надеть на нее богатое седло и чапрак[191]. Но царевич сказал ему:
– Нет, царь, я не сяду до тех пор, пока не осмотрю твоего войска.
– Это как тебе угодно, – отвечал царь.
Царь и царевич вышли на площадь, где стояли войска, и молодой человек внимательно осмотрел всех.
– Воины! – громко проговорил царь. – Вот этот молодой человек просит у меня руки моей дочери, и я никогда в жизни не видывал человека красивее, умнее и отважнее его. Он, кроме того, утверждает, что может победить вас всех и что никто из вас, будь вас хоть сто тысяч, не сравнится с ним. Когда он выступит против вас, примите его острием ваших копий и мечей, так как он слишком много берет на себя.