О, возврати ты сон моим глазам,
Который взят от них, и объясни,
Зачем мой разум вдруг меня покинул.
Когда я полюбила, то открыла,
Что сон стал недругом моих очей.
Мне говорили: «Раньше ты была
Веселой, но теперь переменилась!» —
«Ищи огня по дыму», – отвечала
На это я. И я ему прощаю
И пролитую кровь мою.
Сама я Гнев вызвала его и побудила
На это преступленье. Отражен
Навеки образ дорогой его
На зеркале моей тревожной мысли
И в пламени души моей больной.
Услыхав эту песню, привратница вскричала:
– Да восхвалит тебя Аллах!
Она разорвала на себе одежду и в обмороке упала на пол, причем грудь ее открылась, и халиф увидал на ней следы ударов, как будто от микрахов[69] и плетей, что его до крайности удивило. Покупательница тотчас же встала, вспрыснула ей лицо водой, затем принесла другое платье и переодела ее.
– Видишь эту женщину со следами побоев на груди? – обратился халиф к Джафару. – Я не могу оставить так этого дома и не могу быть покоен, пока не узнаю истинной истории этой девушки и этих двух собак.
– Государь, – отвечал ему Джафар, – ведь она поставила нам условие не говорить о том, что нас не касается, а иначе мы можем услыхать нечто, для нас очень неприятное.
Покупательница между тем снова взяла лютню и, прижав ее к своей груди, ударила пальцами по струнам и пропела следующее:
Что можем говорить мы, если сердце
Полно печальных жалоб на любовь?
Как нам найти от страсти избавленье?
И от желаний страстных не сгорать?
И если б мы посла туда послали,
То не сумел бы он там передать
Тоски и жалоб любящих сердец.
И пусть мы даже будем терпеливы,
Мы все-таки не сможем пережить
Того, кого всем сердцем мы любили, —
Утраты безвозвратной. Остаются
Нам только слезы, горе и страданья.
О, ты, теперь очам моим незримый,
Всегда твой образ милый будет жить
В душе моей. Но верен ли ты той,
Которая тебя так страстно любит,
Что ни за что на свете не изменит?
Иль в дни разлуки позабыл уж ту,
Что ждет так долго твоего возврата?
Когда придет день Страшного суда,
У Господа одно просить я буду,
Чтоб Он тебя немедленно судил.
Услыхав эти стихи, привратница снова разорвала свою одежду и с криком упала в обморок на пол, а покупательница, как прежде, принесла новое платье, предварительно прыснув воды ей на лицо.
– Лучше бы нам не входить в этот дом и провести ночь под открытым небом, – заметили нищие, – а то еще от такой ночи все кости разболятся.
Халиф посмотрел на нищих и сказал:
– Это почему?
– А потому, что спокойно нельзя смотреть на такие вещи.
– А разве вы не знаете?
– Нет, – отвечали нищие, – мы не знаем даже, чей это дом; может быть, это дом вот этого человека, что сидит тут с нами.
– Нет, – отвечал на это носильщик, – я тоже вижу дом этот в первый раз и предпочел бы провести ночь под открытым небом, только не здесь.
– Нас тут семеро мужчин, – сказали они друг другу, – а их только три женщины, и потому мы можем спросить у них их историю, и если они не захотят рассказать ее добровольно, то мы принудим их к этому.
Все, кроме Джафара, согласились на это.
– Нет, – сказал он, – это несправедливо; оставьте их в покое, мы их гости, и они поставили нами условие, которое мы должны исполнить; ночь уже на исходе, и мы скоро все разойдемся в разные стороны. До утра остается всего один час, – прибавил он, обращаясь к халифу, – а завтра мы приведем их к тебе, и ты спросишь у них их историю.
– Нет, – отвечал халиф, – мне не терпится узнать ее теперь…
Слово за слово, они договорились до того, что стали разбирать, кто мог бы первый предложить вопрос, и выбор пал на носильщика.
– Господа! – обратились к ним сестры, – о чем это вы толкуете?
Услыхав этот вопрос, носильщик подошел к хозяйке.
– Госпожа! – сказал он, – прошу тебя и умоляю ради Аллаха, расскажи нам историю этих двух собак и зачем ты била их, и затем плакала и целовала их, и, кроме того, сообщи нам, по какой причине сестра твоя избита. Это мы желаем знать, и да будет над тобою мир.
– Правду ли он говорит о вас? – спросила хозяйка, обращаясь ко всем мужчинам.
– Правда, – отвечали все, за исключением Джафара.
– Поистине, – сказала хозяйка, услыхав этот ответ, – вы глубоко оскорбляете нас, гости наши; разве мы не заключили с вами условия, что вы не станете вмешиваться не в свои дела, чтобы не услыхать чего-либо для вас весьма неприятного. Вам мало того, что мы приняли вас к себе в дом и угостили вас? Но в этом не столько виноваты вы, сколько виновата та, которая привела вас сюда.
Сказав это, она завернула кулак в рукав и, ударив три раза в пол, крикнула: «Скорее сюда!»
Дверь в соседнюю комнату распахнулась, и из нее вышло семь черных рабов с обнаженными мечами в руках.
– Завяжите, – сказала она им, – назад руки, этим болтунам, и привяжите их одного к другому.
Негры тотчас же исполнили ее приказание.
– Добродетельная госпожа, – сказали негры, – не прикажешь ли отрубить им головы?
– Погодите, – отвечала она, – сначала они расскажут мне свои истории, а потом можно будет их обезглавить.
– Ради Аллаха, госпожа моя, – взмолился носильщик, – не убивай меня за вину других. Все они провинились перед вами, кроме меня. Право, мы отлично провели бы ночь, не будь этих нищих, одного присутствия которых было бы достаточно, чтобы превратить населенный город в груду развалин.
После этого он прочел следующие стихи:
Всегда приятно тех прощать, кто может
Восстать против нас. Еще приятнее
Прощать беспомощных. О, не губи
Ты ради нашей стародавней дружбы
За преступленье одного другого.
Услыхав эти слова, молодая женщина засмеялась над своим гневом. Затем, подойдя к мужчинам, она сказала: «Расскажите нам ваши биографии, так как жить вам остается не более часа. Если бы вы не были, по-видимому, людьми высшего сословья, то я ускорила бы ваше наказание».
– Горе тебе, Джафар, – сказал халиф, – скажи ей скорее, кто мы такие, а иначе она убьет нас.
– И поделом нам, – отвечал он.
– Шутить в такое серьезное время не приходится, – продолжал халиф, – всему свое время.
– Вы братья? – спросила хозяйка, подходя к нищим.
– Нет, – отвечали они, – мы только бедные чужестранцы.
– Ты родился кривым на один глаз? – спросила она одного из них.
– Нет, – отвечал он, – но я лишился глаза вследствие одного очень странного происшествия, и рассказ об этом мог бы послужить уроком человеку, обращающему внимание на предупреждения.
Она обратилась с тем же вопросом и ко второму, и к третьему нищему и получила от них такой же ответ, как и от первого.
– Все мы, – прибавили они, – из разных мест, и истории наши весьма замечательны.
– Каждый из вас, – продолжала она, глядя на них, – расскажет мне свою историю и причину его появления здесь и затем очнется хорошенько и пойдет своей дорогой.
Первым подошел носильщик и начал так:
– Я – носильщик, госпожа моя! – и вот эта покупательница наняла меня и привела меня сюда, а то, что случилось здесь со мною, вы знаете очень хорошо. Вот и вся моя история, и да будет над вами мир.
– Ну, так приди хорошенько в себя и отправляйся.
– Клянусь Аллахом, – отвечал он, – я не уйду до тех пор, пока не выслушаю истории своих товарищей.
Первый нищий подошел и рассказал следующее.
Первый царственный нищий
– Знай, госпожа моя, причину, почему я выбрил себе бороду и почему потерял один глаз. Отец мой был царем, и брат у него был тоже царь, живший в другой столице. Случилось-таки, что мать моя родила меня как раз в тот же самый день, когда родился сын у моего дяди; и прошло много лет и много дней до тех пор, пока мы не сделались взрослыми. В продолжение нескольких лет я имел обыкновение ездить в гости к своему дяде и гостить у него по нескольку месяцев; и в один из моих приездов двоюродный брат мой принял меня с большим почетом; он заколол для меня барана, нацедил вина, и мы сидели и распивали, а когда вино стало действовать на нас, то он обратился ко мне с такими словами:
– О сын моего дяди, мне нужна твоя помощь в деле, для меня весьма важном, и, прошу тебя, не протестуй против того, что я хочу сделать.
– Я совершенно к твоим услугам, – отвечал я; и он заставил меня дать ему страшную клятву, после чего он на некоторое время удалился, а затем вернулся с женщиной, покрытой украшеньями, раздушенной и одетой чрезвычайно богато. Оставив женщину позади себя, он посмотрел на меня и сказал:
– Возьми эту женщину и отправляйся на кладбище, – он рассказал мне, где находилось это кладбище, и затем прибавил: – войди туда и жди меня там.
Я не мог возражать ему и не мог не исполнить его требования вследствие данной мною клятвы: поэтому я взял женщину и отправился с нею на кладбище. Там мы посидели немного, и вскоре пришел мой двоюродный брат и принес с собой чашку с водой, мешок с замазкой и небольшое долото. Он подошел к могиле, находившейся посреди кладбища, и долотом разъединил камни, которые сложил в сторону, затем, раскопав землю тем же долотом, он докопался до небольшого плоского камня и, подняв его, открыл небольшую лестницу. Подозвав к себе женщину, он сказал ей:
– Исполняй свое желание!
Женщина спустилась с лестницы, а он, взглянув на меня, сказал:
– О сын моего дяди, доверши свое благодеяние и, когда я спущусь вниз, заложу опять этот камень, засыпь землей, как было прежде, затем смешай эту замазку с водой и замажь могильные камни в том виде, в каком они лежали первоначально, так чтобы никто не заподозрил, что это недавно открывалось. Я целый год готовился к этому, и, кроме Бога, никто этого не знал. Так вот чего я требую от тебя. Дай Бог, чтобы друзья твои не были лишены твоего присутствия, о сын моего дяди! – прибавил они и с этими словами опустился вниз.