рпением и ждать, когда Господь избавит нас от бедствия.
– Сила и власть в руках Бога великого, Всемогущего! – повторил Сейф-Эль-Мулук. – От того, что определено Господом (да святится имя Его!), человеку никуда не уйти.
Он вздохнул и прочел следующие стихи:
Смущен я, сострадательно клянусь,
Тем, без сомнения, что приключилось.
Ведь беспокойство овладело мною,
Которое из неизвестных мне
Источников здесь появилось.
Я буду терпелив, чтоб знали люди,
Что выношу с терпением я страданья,
Которых горечь выше всякой меры,
Алоэ горечь даже превосходит.
Алоэ горечь не имеет сходства
С громадностью терпенья моего,
Так как я выносил спокойно муки,
Которые гораздо горячее
Жаровни с раскаленными углями.
И не имею никакой поддержки
При настоящем положении.
Но все дела мои я поручаю
Событий Раздавателю всем людям.
Он погрузился в пучину горя, и слезы, как потоки от дождя, текли по его щекам. После этого он заснул и, проснувшись, попросил поесть. Когда он насытился, кушанья были убраны, а судно между тем шло, но куда – они сами не знали. Так ветер и волны несли их долгое время, и, наконец, у них не стало ни провизии, ни воды, и они терпели и голод, и жажду, и страшную тревогу. Но вдруг издали они увидали остров, на который их несло ветром. Пристав к берегу, они привязали свое судно и, оставив на нем одного человека, сами все вышли. На острове они нашли всевозможные плоды и потому сейчас же утолили свой голод. Вскоре они увидали между деревьями какого-то человека весьма странной наружности, с продолговатым лицом, белой бородой и белым телом. Человек этот окрикнул одного из мамелюков по имени и сказал ему:
– Не ешь этих плодов, потому что они не зрелые. Подойди ко мне, я дам тебе хороших.
Мамелюк посмотрел на него и думал, что он из числа людей, потерпевших крушение и случайно попавших на этот остров, очень обрадовался и прямо пошел к нему. Мамелюк, конечно, не знал то, что ему было написано на роду, и подошел к странному человеку, оказавшемуся шайтаном. Шайтан вскочил к нему на плечи, обвил одной ногой вокруг шеи, а другую повесил вдоль спины и крикнул:
– Ну, иди! Теперь ты от меня не увернешься; теперь ты сделался моим ослом.
Мамелюк начал кричать своим товарищам и плакать.
– Бегите, господа, – взывал он, – спасайтесь! Уходите из лесу, так как один из обитателей его сел ко мне на спину, а другие будут хватать вас и садиться к вам на спины.
Услыхав эти крики мамелюка, все пустились бежать и сели на судно, а обитатели острова бросились за ними и кричали:
– Зачем вы уезжаете? Идите к нам, для того чтобы мы могли покататься на вас. За это мы будем кормить и поить вас, наших ослов.
Услыхав такой призыв, путешественники поспешили выйти в море и шли, пока не скрылись у них из виду, и все время возносили молитвы Господу.
Таким образом шли они в продолжение целого месяца, пока не увидали нового острова на который вышли, и нашли множество плодов, самых разнообразных.
В то время как они ели плоды, они увидали в некотором расстоянии какой-то предмет на земле. Подойдя поближе, они рассмотрели, что это какое-то существо самого отвратительного вида, лежавшее как столб. Один из мамелюков ударил его ногою и увидал, что у него длинные глаза и расщепленная, как копыто, голова, спрятанная под ухом. Ложась спать, он клал голову на одно ухо, а другим слышал все. Существо это схватило мамелюка, ударившего его, и пошло с ним в глубину острова, и несчастный увидал, что остров занят шайтанами, поедавшими людей. В ужасе он закричал своим товарищам:
– Спасайтесь! Это остров шайтанов-людоедов, поедающих людей, и они собираются зарезать меня и съесть.
Услыхав это, путешественники бросились бежать и спустились с берега в лодку, не набрав даже плодов.
Они плыли несколько дней, и случилось так, что увидали, наконец, еще остров. На этом острове была очень высокая гора, на которую они и взобрались, и вошли там в рощицу, а так как они были очень голодны, то начали есть плоды. Но, придя в рощу, они и не заметили, что между деревьями сидели существа самого ужасного вида и громадного роста: с зубами, торчавшими у них изо рта, как клыки у слонов. На громадном черном утесе сидело такое существо, а кругом него стояли и прислуживали ему эфиопы. Эти эфиопы подбежали к Сейф-Эль-Мулуку и схватили его и его товарищей и, представив их своему царю, сказали, что нашли этих птичек в лесу. Царь их был голоден и, взяв двух мамелюков, убил их и съел.
Сейф-Эль-Мулук, увидав это, очень испугался и заплакал, продекламировал следующие стихи:
С моей душой несчастья подружились,
И с ними подружился тоже я,
Но до сих пор их избегал удачно.
Обыкновенно нам великодушный
Бывает крайне близок человек.
Но муки все, испытанные мною,
Никак не поддаются описанью:
Я тысячью владею этих мук
И полною страдания душою.
И затем он вздохнул и сказал еще стихи:
Судьба меня глубоко поразила
Водой тяжелой, так что ныне стала
Вся стрелами душа моя покрыта.
Теперь, когда еще другие стрелы
Пускаются в меня, их острия
Ломаются во внутренности сердца.
Царь-великан, услыхав его стенания, сказал:
– Какой приятный голос и напев у этих птиц, как мне понравилось их пение. Посадите-ка их в клетки.
Вследствие этого путешественников рассадили по клеткам и клетки повысили над головою царя, для того чтобы он мог наслаждаться их пением. Таким образом Сейф-Эль-Мулук и его мамелюки были заключены в клетки, а эфиопы их кормили и поили. Они то плакали, то смеялись, то разговаривали, то молчали, но царь и эфиопы восхищались их пением, и они довольно долго оставались в таком положении.
У этого людоеда-царя была замужняя дочь на другоме острове, она, узнав, что у ее отца имеются какие-то птицы с чудными голосами, послала своих слуг просить у него несколько птичек. Отец послал к ней с присланными ею слугами Сейф-Эль-Мулука и трех его мамелюков в четырех клетках. Птицы очень ей понравились, и она велела повысить их над своею головою. Сейф-Эль-Мулук, раздумывая о том, что с ним случилось, и о том, как он хорошо и счастливо жил прежде, начал плакать о своей судьбе, и мамелюки тоже заплакали о себе; а царская дочь думала все время, что они поют. Царская дочь имела обыкновение делать своими любимцами людей, попадавшихся ей в руки и почему-нибудь нравившихся ей. Сейф-Эль-Мулук очень ей понравился, и она приказала обращаться с ним и с мамелюками как можно лучше, и нередко ласкала его, но он выказывал ей отвращение, что страшно бесило ее, и она так вознегодовала на него и его мамелюков, что приказала им служить ей и носить воду и дрова. Четыре года работали они у нее таким образом, и это так утомило Сейф-Эль-Мулука, что он послал просить царицу сжалиться над ними и отпустить их на все четыре стороны; но она отказала ему в этом; Сейф-Эль-Мулук и мамелюки его остались при ней в прежнем положении. Жители острова знали, что это птицы царской дочери, и поэтому никто из них не смел сделать им что-либо; и царица была совершенно спокойна, зная, что убежать с острова они никуда не могли. Они уходили от нее дня на два, на три, по пустым местам собирали лес для топлива и приносили его к ней на кухню. Так прожили они и пятый год.
Случилось, что однажды Сейф-Эль-Мулук седел со своими мамелюками на берегу морском и разговаривал о том, что с ними случилось, и Сейф-Эль-Мулук, вспомнив о своем отце, матери и брате Саэде и о своей прежней привольной жизни, заплакал, заохал, как заплакали и мамелюки.
– О царь веков! – сказали ему мамелюки, – долго ли будем мы плакать? Слезами мы не поможем. Все, что случилось с нами, было нам на роду написано; Господь (да святится имя Его!) наложил на нас это наказание, и нам остается только терпеть. Может быть, Аллах, наславши на нас это испытание, и расстилает его.
– О братья мои! – вскричал Сейф-Эль-Мулук. – Как бы нам устроить бегство от этой проклятой женщины? Я не знаю, как нам поступить, разве только Господь Бог поможет нам. Все-таки мне кажется, что мы могли бы бежать и избавиться от этого тяжкого труда.
– Но куда же мы, о царь, – возразили они ему, – пойдем отсюда, ведь остров этот занят людоедами и нас сейчас же съедят. Они везде выищут нас и съедят, или захватят нас и приведут обратно к царской дочери, и та страшно рассердится на нас.
– Я выдумаю что-нибудь, – отвечал Сейф-Эль-Мулук, – и, может быть, Господь (да святится имя Его!) поможет нам освободиться и мы уйдем с этого острова.
– Что же ты намерен делать? – спросили они.
– Мы нарубим бревен, – отвечал он, – а из коры совьем веревок, свяжем их и сделаем плот, который спустим в море, нагрузим на него плодов, сделаем весла и поплывем. Может быть, Господь даст нам возможность спастись на нем, так как все находится в Его власти, Он может послать нам попутный ветер, который принесет нас к берегам Индии, и мы избавимся от этой проклятой женщины.
– Эта мысль хорошая, – сказали мамелюки, и все были очень рады.
Они тотчас же принялись рубить бревна, чтобы строить плот. Затем они навили веревок и на этой работе пробыли целый месяц: каждый день вечером они брали дров и уносили на кухню царицы, а весь день работали над плотом, пока совершенно не выстроили его. Окончив плот, они спустили его в море, нагрузили плодами и к вечеру сами собрались, никому не сказав о своем намерении. Сев на плот, они четыре месяца плыли на нем, совершенно не зная, куда они направляются. Запасы их истощились, и они терпели страшный голод и жажду, как вдруг однажды море вспенилось, надулось, и из волн показался громаднейший крокодил, который высунул четыре лапы, схватил одного из мамелюков и проглотили его. Сейф-Эль-Мулук, увидав, что сталось с мамелюком, горько заплакал. Он остался на плоту с двумя оставшимися мамелюками, и они со страхом поспешили отойти от того места, где был крокодил. Они продолжали плыть в страхе до тех пор, пока не увидали страшно высокой горы, поднимавшейся до самых небес. Горе этой они очень обрадовались, и она оказалась на острове. Они поналегли на весла и поспешили к этому острову. В это самое время море вспенилось, поднялось, и все изменилось. Затем показалась голова крокодила, который высунул лапы и, схватив двух мамелюков, проглотил их и скрылся.