– Не видал ли ты моего товарища?
– Дня три уж я не видали его и подумал, что вы оба уехали с ним куда-нибудь.
– Нет, не уехали, – отвечал цирюльник, – но он украли мо деньги и бежал, пока я был болен.
Он горько заплакал. Но привратник сказали ему:
– Ничего, он будет наказан за это Богом.
Привратник изготовил и принес ему поесть. Он ходил за ним целых два месяца и содержал его на свой счет, пока Господь не послал ему выздоровления. Когда он мог встать, то сказал привратнику:
– Если Господь поможет мне, то я вознагражу тебя за то, что ты для меня сделал.
– Слава Богу, что ты поправился, – сказал ему привратники. – Я ходил за тобою ради Господа.
Цирюльник, выйдя из дому, пошел по рынкам; судьба занесла его как раз на тот рынок, где была красильня Абу-Кира. Тут он увидал материи, выкрашенные в различные краски и развешанные у дверей, и он спросил какого-то прохожего, что это за лавка и почему народ толпится около нее.
– А это красильня султана, – отвечали ему прохожие, – принадлежит она иноземцу по имени Абу-Кир; всякий раз, как он окрашивает какую-нибудь материю, мы собираемся полюбоваться на цвет, так как наши красильщики красить так не умеют. Вот что случилось с ним и с нашими красильщиками.
Он рассказал, как Абу-Кир ходил по красильщикам и как пожаловался потом султану, который и помог ему устроить красильню.
«Слава Богу, – подумал Абу-Сир, – что ему удалось так устроиться. Вероятно, вследствие занятий он и забыл меня, и теперь будет очень рад меня видеть».
Он подошел к дверям красильни и как раз увидали Абу-Кира, который сидел на толстом матраце, одетый с царской роскошью и окруженный черными рабами и мамелюками, работавшими по его указанию. Абу-Сир остановился перед ним в полной уверенности, что тот, увидав его, очень обрадуется. Но Абу-Кир, взглянув на него, закричал:
– Ах ты, негодяй! Сколько раз говорил я, чтобы ты не стоял в дверях лавки! Берите этого вора! – прибавил он, обращаясь к рабам.
Рабы бросились на цирюльника и схватили его, а Абу-Кир встал и, взяв палку, сказал, чтобы его положили. Он дал ему сто ударов, приговаривая:
– Ах ты, негодяй! Ах ты, обманщики! Если я еще когда-нибудь увижу тебя, то пойду немедленно к царю, а он передаст тебя вали и тот отрубит тебе голову. Убирайся отсюда!
Абу-Сир пошел, удрученный побоями и неблагодарностью товарища, а присутствующие спрашивали Абу-Кира, что сделал этот человек.
– Это вор, – отвечал он, – он часто воровал у меня материю, но я прощал его, думая, что нужда заставляет его воровать; но теперь если он вернется сюда еще раз, то я отправлю его к царю, чтобы тот смертью наказали его.
Абу-Сир вернулся в хан и все раздумывал о том, как ужасно поступил с ними Абу-Кир; затем он снова вышел, для того чтобы пойти в баню.
– Как мне пройти в баню? – спросил он у первого встречного.
– Что это за вещь баня? – в свою очередь, спросил у него встречный.
– Такое место, где люди моются, – отвечал Абу-Сир.
– Пойди в таком случае на море, потому что никаких бань мы не знаем, и все мы моемся в море, даже царь моется в море.
Когда Абу-Сир узнал, что в города не было бани и что жители даже не знают, что такое баня, они отправился в царский совет и, поцеловав прах у ноги царя и помолившись о нем, сказал:
– Я человек из чужой страны и был содержателем бань. Войдя к тебе в город, я прежде всего хотел отправиться в баню, но ни единой бани не нашел. Как это может существовать такой удивительный город без бани, без этого величайшего наслаждения в жизни?
– Что это такое – баня? – спросил царь.
Абу-Сир начал описывать ему бани и прибавил:
– Город не может быть вполне хорошим городом, если в нем нет бани.
Царь пожаловал ему почетную одежду, подарил ему лошадь, двух черных рабов, четырех рабынь и двух мамелюков и обошелся с ним с большим почетом, чем с красильщиком, и послал с ним рабочих, приказав им выстроить баню на том месте, где пожелает Абу-Сир.
Он выбрал место посреди города и приказал строить здание по указанию Абу-Сира. Когда баня была готова, ее выкрасили так, что от нее можно было прийти в восторг. Придя к царю, он сказал ему, что теперь остается приобрести только обстановку.
Царь дал ему на обстановку десять тысяч червонцев. Абу-Сир взял деньги и убрал всю баню, а перед входом развесил на веревках простыни. Прохожие дивились на окраску здания и спрашивали, что это такое.
– Баня, – отвечал им Абу-Сир.
Царь прислал Абу-Сиру десять мамелюков, красивых как божий день, и тот выучил их мыть мочалкой и снабдил их разными духами и растираниями. Когда все было готово, глашатаи пошли по городу и стали кричать:
– Господа! Идите в баню, в настоящую султанскую баню!
Народ стал собираться, и мамелюки мыли всех по указанию Абу-Сира. Посетители после мытья купались в бассейне и затем ложились на диваны, а мамелюки растирали их. Народ ходил в баню в продолжение трех дней бесплатно.
На четвертый день Абу-Сир пригласил самого царя в баню. Царь приехал со своими приближенными и, сняв платье, вошел в теплую баню, где Абу-Сир сам вымыл его мочалкой и показал царю, до чего был он грязен. Затем он прибавил в бассейн розовой воды, и царь, взяв ванну, почувствовал себя необыкновенно хорошо.
– Так вот какова баня! – сказал царь. – Клянусь Аллахом, имея такую баню, город наш может назваться городом! Ну, какую же плату будешь ты брать с человека?
– Назначь ты, царь, что следовало бы брать, – отвечал Абу-Сир.
– Бери с каждого по тысяче червонцев, – сказал царь.
– Прости, государь, – отвечал хозяин бани, – но ведь такие деньги не всякий может платить, и потому ко мне будет ходить очень мало народа.
– Как же ты распорядишься?
– Я думаю брать с каждого то, что он может дать. Богатый и знатный даст много, а бедный даст, сколько может. Ведь тысячами может платить разве только царь.
Приближенные нашли, что он совершенно прав, а царь приказал им всем дать Абу-Сиру по сто червонцев, по одному мамелюку, одной рабыне и черному рабу.
– На этот раз мы согласны на эту плату, – сказали они, – но отныне всякий может давать, сколько хочет.
В этот день в бане перебывало четыреста человек царедворцев, и таким образом он получил сорок тысяч червонцев и четыреста мамелюков и столько же рабынь и черных рабов. Абу-Сир подошел к царю и, поцеловав прах у ног его, сказал:
– О блаженный царь, что мне делать с этими мамелюками, рабынями и рабами?
– Если я приказал своим царедворцам дать тебе рабов, – отвечал царь, – то приказал это для того, чтобы ты разбогател. Может быть, тебе захочется вернуться к себе на родину и пожить там в довольстве. Вот поэтому-то мы надавали тебе рабов.
– О государь, – сказал Абу-Сир, – все эти рабы пригодны только для царей. Лучше бы вместо них мне дали наличные деньги, а то ведь всю эту ватагу надо кормить, поить и одевать. Что бы я ни заработал, мне не прокормить их всех.
– А ведь ты прав! – смеясь, сказал царь. – Ну, так продай их мне за сто червонцев каждого. Согласен?
– Согласен, – отвечал Абу-Сир.
Царь приказал казначею выдать ему деньги и затем роздал всех рабов их прежним хозяевам.
– Да избави тебя, государь, Бог от всякого зла, как ты избавил меня от этих людоедов, насытить которых может разве только Бог.
Царь засмеялся, выслушав его, и вернулся во дворец. Абу-Сир провел всю эту ночь, считая золото и запечатывая его в мешки. Прислуживали ему двадцать мамелюков, двадцать черных рабов и четыре рабыни. На следующее утро глашатаи кричали по городу, что всякий желающий пойти в баню может заплатить за это, что ему угодно. Сам Абу-Сир сел у сундука и собирал плату – и к вечеру сундук был полон денег. Царица тоже пожелала побывать в бане, и Абу-Сир разделил день на две части, для того чтобы могли ходить женщины и мужчины, и выучил четырех рабынь мыть и растирать; царица была очень довольна, увидав, что у сундука стояла женщина. За свое мытье царица дала тысячу червонцев. Молва об удивительной бане разнеслась по всему городу; все посетители относились к хозяину с большим уважением, и счастье ему повезло. Он познакомился с царскими телохранителями и подружился с ними, а царь приезжал к нему в баню каждую неделю и давал за это тысячу червонцев.
Он велел приготовить ему чан и пошел в баню, зашел и царский капитан, при виде которого Абу-Сир тотчас же снял платье и вошел с ним в баню; сам его вымыл, растер и приготовил ему шербета и кофе; а когда капитан хотел заплатить ему, то он поклялся, что ничего не возьмет, так что капитан очень удивился и раздумывал, чем бы ему отблагодарить за такую любезность.
Абу-Кир между тем постоянно слышал разговоры о бане и восторженные о ней отзывы, вследствие этого ему самому захотелось пойти посмотреть, что это такое. Он надел свое самое лучшее платье, сел на мула и, взяв с собою четырех черных рабов и четырех мамелюков, явился в баню, где увидал массу народа и почувствовал приятный запах дерева алоэ. Встретившись с Абу-Сиром, выразившим радость при встрече с ним, он сказал:
– Разве так поступают? Я открыл красильню, познакомился с султаном и повел отлично дела, а ты не пришел даже проведать меня! А я никак не мог найти тебя.
– Да разве я не был у тебя, – отвечал Абу-Сир, – и разве ты не назвал меня вором и не избил меня при народе?
– Да что ты говоришь? – возразил красильщик. – Разве это я тебя бил?
– Ну, конечно, меня!
Абу-Кир стал страшно божиться, что он не узнал его.
– Какой-то человек, – сказал он, – приходил ко мне и воровал у меня материю, и, по-видимому, когда ты пришел, то я, не узнав, подумал, что это он. Что же ты не сказал, что это ты? Сами виноват, что получил побои.
– Ну, Бог простил тебя, – отвечал Абу-Сир. – Входи, раздевайся и вымойся.
– Аллахом прошу тебя, братец, простить меня! – продолжал просить Абу-Кир. – А я попрошу царя обратить на тебя свое благосклонное внимание.
– Не проси, потому что я сам знаком с царем и со всем его двором и пользуюсь его милостивым расположением.