Визирь, приняв ключи от лавки, вошел в нее со своими слугами, которые принесли товары, и приказал переносить в лавки все, что они привезли с собой. Товаров у них было на целое крупное состояние, все их перенесли в лавку. Проспав эту ночь, визирь повел молодых людей утром в баню, где они вымылись и вволю насладились, после чего вернулись к себе домой, чтобы отдохнуть, поесть и попить, а следующую ночь они совершенно спокойно провели дома. Наутро они встали ото сна и, сделав омовение, прочитав молитвы и выпив утреннее питье, дождались того времени дня, когда открывались лавки, и, появившись на рынке, тоже открыли лавку. Слуги убрали лавку самым прелестными образом, устлали ее шелковыми коврами и положили на них два матраца, стоивших каждый по тысяче червонцев, и на каждый матрац они положили по обшитой золотой бахромой коже, на каких сидят только цари. Тадж-Эль-Мулук сел на один матрац, Азиз – на другой, а визирь сел посреди лавки, в то время как слуги стояли перед ними. Народ услыхал о них и толпился около лавки, а они продавали свои товары. Слава Тадж-Эль-Мулука разнеслась по всему городу, и слухи об его красоте и привлекательности распространились повсюду. Так прошло несколько дней, и народ продолжал к ним стекаться, а визирь уговаривал царевича ждать терпеливо и, поручив Азизу смотреть за ним, пошел домой обдумать план действий, который мог бы принести им пользу. Между тем молодые люди сидели и разговаривали, и царевич заметил:
– Может быть, кто-нибудь придет к нам от султанши?
Тадж-Эль-Мулук лишился совсем сна и, томимый страстью, страшно худел, тем более что он не мог ни есть, ни пить. Но все-таки он был красив, как ясный месяц.
Сидя однажды в лавке, он вдруг увидал старуху, подошедшую к нему в сопровождении двух рабынь и остановившуюся у его лавки. Залюбовавшись его стройной фигурой и его красивым и миловидными лицом, она пришла в восторг и сказала:
– Слава мудрости Того, Кто создал тебя! Слава мудрости Того, Кто сделал тебя соблазном для всех! Ты, должно быть, не смертный, – не переставая смотреть на него, продолжала она: – ты, вероятно, благородный ангел! – Затем, подойдя к нему, она поклонилась, и он поклонился ей в ответ и, встав, остановился перед нею и улыбнулся ей. Все это он сделал по указанно Азиза; после чего он посадил ее подле себя и обмахивал ее веером, пока она не отдохнула:
– О сын мой! – сказала она ему. – Ты совершенство красоты и изящества! Здешний ты или нет?
Тадж-Эль-Мулук приятным, мягким голосом отвечал ей:
– Клянусь Аллахом, о госпожа моя, я в жизни ни разу не был в этой стране и приехал сюда только для того, чтобы повеселиться.
Она, пожелав ему успеха и счастья, сказала:
– А какого рода ткани привез ты с собою? Покажи мне что-нибудь хорошее, потому что прекрасное должно и носить прекрасное.
Сердце царевича затрепетало при этих словах; но значение их он не понял, и, увидав знаки, которые ему делал Азиз, он сказал старухе:
– У меня есть всевозможные превосходные ткани, достойные царей и царских дочерей. Для кого хочешь ты купить, скажи мне, для того чтобы я мог показать тебе подходящие вещи?
Этим вопросом он хотел узнать, что подразумевала она под своими последними словами.
– Я желаю ткани, которые бы годились для царевны Дунии, дочери султана Шаха-Земана.
Услыхав, что дело идет о его возлюбленной, царевич страшно обрадовался и сказал Азизу:
– Принеси самую лучшую имеющуюся у нас ткань.
Азиз подал ему кусок, который и начали развертывать.
– Выбирай, что подойдет для нее, – сказал ей царевич: – таких товаров, как у нас, в другом месте не найдешь.
Старуха выбрала материю ценою в тысячу червонцев.
– Какая цена этой ткани? – спросила она.
– Что? – сказал он. – Да разве я стану торговаться с тобой из-за такого пустяка! Слава Богу, который привел тебя ко мне.
– Призываю на твое чудное лицо благословения царя вселенной, – отвечала старуха, – потому что ты действительно привлекателен и великодушен. Счастлива будет та, которую ты полюбил, в особенности если она будет так же хороша, как и ты.
Царевич так расхохотался, что упал навзничь и подумал:
«Через эту старуху могут исполниться мои желания!»
– О сын мой, как тебя зовут? – спросила она.
– Меня зовут Тадж-Эль-Мулуком, – отвечал он.
– Ведь это царское имя, – сказала она, – а ты между тем одет купцом.
– Родные его, – отвечал Азиз, – дали ему такое имя из любви к нему и потому, что придавали ему большую цену.
– Может быть, – заметила старуха. – Отстрани, Господи, от тебя завистливые взоры, хотя красотой своей ты можешь погубить многих.
Взяв ткань, она ушла, смущенная его миловидностью, любезностью и статностью, и, придя к султанше Дунии, она сказала ей:
– О госпожа моя, какой чудной ткани я тебе принесла.
– Покажи, – отвечала царевна.
– Вот она, госпожа моя, – отвечала старуха, – поверни и рассмотри ее хорошенько.
Царевна стала смотреть ее и вскричала.
– Поистине, о няня моя, это чудная ткань, и у нас в городе таких не делают!
– О госпожа моя, – отвечала старуха, – а продавец превосходит ее красотой. Можно предположить, что Рыдван, открыв двери рая, забыл их запереть, и продавец этой материи вышел из них. Желала бы я, чтобы он повидался с тобой, потому что он может вскружить голову всякой, кто только посмотрит на него. Он приехал к нам в город с этими тканями ради развлечения.
При этих словах старухи царевна засмеялась:
– Аллах накажет тебя, старая хрычовка, – сказала Дуния, – за те глупости, что ты говоришь. Ты точно с ума сошла. Подай-ка мне сюда материю, – прибавила она, – я хочу хорошенько рассмотреть ее.
Старуха подала покупку, и царевна, осматривая ее, нашла, что ее очень мало и что она дорога. Но все-таки она не могла на нее налюбоваться, так как никогда в жизни не видала ничего подобного. А старуха сказала ей:
– О госпожа моя, если бы ты видела хозяина этой ткани, то согласилась бы, что красивее его нет человека на свете.
– Спросила ли ты у него, – сказала ей Дуния, – нет ли у него какого-нибудь желания, которое мы могли бы исполнить, и ты исполнила бы его за нас?
– Аллах да благословит твою догадливость, – качая головою, отвечала старуха: – разве могут быть люди без желаний!
– Так пойди к нему, – сказала царевна Дуния, – поклонись ему и скажи, что я польщена его прибытием в город и что готова исполнить его желание, если таковое у него есть.
Старуха тотчас же отправилась к Тадж-Эль-Мулуку, сердце которого при виде ее затрепетало от радости, и он, поднявшись со своего места, подошел к ней и, взяв ее за руку, посадил подле себя. Отдохнув, она передала ему поручение царевны. Выслушав поручение, он страшно обрадовался; грудь его поднялась, и он подумал, что желание его исполняется.
– Может быть, – сказал он старухе, – ты согласишься передать ей письмо от меня и принести мне ответ?
– Слушаю и повинуюсь, – отвечала она.
Услыхав ее ответ, он сказал Азизу:
– Принеси мне рожок с чернилами, бумаги и медное перо.
Азиз исполнил его приказание, и царевич написал следующие стихи:
Тебе письмо пишу, моя богиня,
И говорю я в нем про муки ада,
В которых лишь разлука виновата,
В письме этом тебе я сообщаю
Про пламя страстное души моей;
А во-вторых, горячее желанье
Мое и нетерпенья пытку; в-третьих,
Конец моей и жизни, и терпенья;
В-четвертых, что вся бурность остается
Моей любви; а в-пятых, вопрошаю,
Когда тебя увижу я? В-шестых,
Когда союза нашего наступит день?
Внизу же он прибавил: «Это письмо от пленника желаний, заключенного в темницу, откуда может освободить его только свидание, хотя бы с призраком предмета его надежд, так как он терпит невыразимые страдания от разлуки с возлюбленной». Тут у него полились слезы, и он прибавил еще следующие стихи:
Пишу тебе я, проливая слезы,
И слезы катятся из глаз моих
Струею непрерывною теперь.
Но уповаю я на милость Бога,
Что час придет, когда на заключенье
Союза нашего Он согласится.
Затем он сложил письмо, запечатал его и передал старухе, сказав:
– Отдай это султанше Дунии.
– Слушаю и повинуюсь, – отвечала она.
– А это тебе от меня подарок, – сказал царевич, вручая ей тысячу червонцев.
Старуха взяла золото и пошла, благословляя его.
Она шла, не останавливаясь, пока не пришла к султанше Дунии, которая, увидав ее, сказала:
– Ну что, няня, просил он сделать для него?
– Вот, о госпожа моя, – отвечала старуха, – письмо от него к тебе, а что он пишет – я не знаю.
Она подала царевне письмо, и та, взяв его, стала читать и, поняв, вскричала:
– Кто он такой, и что у него за надежды, что, будучи купцом, он осмеливается вступать со мною в переписку?
– Если бы у меня не было страха Господа, – закрыв лицо руками, прибавила она, – то я велела бы его распять над его же лавкой.
– Что же написано в этом письме, – спросила ее старуха, – что так могло рассердить тебя? Жалуется ли он в нем на притеснение или же спрашивает плату за ткань?
– Горе тебе! – вскричала царевна. – Он пишет все не об этом, а говорит о своей любви и привязанности, и в этом виновата ты. Если бы это было не так, то как осмелился бы этот дьявол произносить подобные слова?
– О госпожа моя, – отвечала старуха, – ты живешь в таком высоком дворце, что до тебя не добраться даже летающей птице. Аллах да спасет тебя от порицания и злословья. Чего тебе бояться лая собак? Не сердись на меня за то, что я принесла тебе письмо, не зная его содержания, но все-таки я думаю, что тебе следует написать ему ответ, и погрозить ему смертью, и запретить ему обращаться к тебе с подобными словами, и он будет бояться, и вперед поступать так не будет.
– Я боюсь писать ему, – сказала Дуния, – чтобы не дать повода еще обращаться ко мне.