– Хорошо, – отвечала Меймунех.
Она топнула ногою об пол, и из-под него поднялся шайтан, слепой на один глаз, с больной, нечистой кожей, разрез глаз у него шел стоймя, а на голове было семь рогов, и четыре локона волос висели до самого пола.
На руках у него были когти как у льва, а ноги походили на ноги слона с ослиными копытами. Лишь только шайтан этот появился и увидал Меймунех, он поцеловал прах у ноге ее и, закинув руку за спину, сказал ей:
– Что тебе угодно, о госпожа моя, царская дочь?
– О Кашраш, – отвечала она, – я желаю, чтобы ты был судьей между мной и этим проклятым Дахнашем.
Она подробно рассказала ему, в чем дело, и, выслушав ее, Кашраш посмотрел на лицо молодого человека и царевны, которые во сне обнялись и лежали, так поражая своей красотой и сходством. Шайтан Кашраш долго смотрел на них и любовался, а затем, взглянув на Меймунех и Дахнаша, продекламировал стихи, а затем прибавил:
– Клянусь Аллахом, и тот, и другая одинаково хороши и удивительно похожи друг на друга, решить же, кто из них лучше, довольно трудно, так как они разных полов. Но решить этот вопрос я предложу вам вот каким образом: разбудите каждого из них без ведома другого, и тот, кто из них сильнее и скорее влюбится, может считаться менее красивым.
– Ты дал отличный совет, – сказала Меймунех, – и я вполне его одобряю.
– И я тоже одобряю его, – сказал Дахнаш.
Вслед за этим Дахнаш обратился в блоху и укусил Камараль-Земана в шею, в самом нежном месте; Камараль-Земан схватился рукой и почесал укушенное место и, повернувшись на другой бок, увидал, что подле него лежало что-то, и распространяло чудный запах, и было мягко как масло. Камараль-Земан очень этому удивился и тотчас же встал. Взглянув на особу, лежавшую подле него, он увидел, что это девушка, как драгоценная жемчужина или как ясное солнышко, еще с не вполне развившимися формами, но с высокой грудью и розовыми щечками. Когда Камараль-Земан увидал царевну Бадур, дочь царя Эль-Гаюра, и разглядел, как она хороша и привлекательна в рубашке из венецианской ткани, со скуфьей из золотой парчи и каменьев на голове, и с ожерельем из чудных брильянтов на шее, то он совершенно смутился и подумал: «То, что Господу угодно, то и должно случиться, а то, чего Ему не угодно, – не будет!»
Он повернул ее к себе и стал ее будить, но она не просыпалась, потому что шайтан крепко усыпил ее, хотя Камараль-Земан гладил ее и толкал, говоря:
– Проснись, возлюбленная, и посмотри на меня. Я Камараль-Земан.
Но она не проснулась и не повернула головы, и он целый час сидел и в недоуменье смотрел на нее и думал: «Если предположения мои справедливы, то это и есть та невеста, на которой отец хотел женить меня, и в продолжение трех лет я отказывался от этого, но теперь, с милостью Господа, я завтра же скажу отцу: жени меня на ней, и я дня не хочу ждать, а желаю поскорее обладать ею и наслаждаться ее красотой».
Он наклонился к царевне, чтобы поцеловать ее, что заставило Меймунех задрожать и смутиться, а шайтана Дахнаша чуть не подпрыгнуть от радости. Тогда Камараль-Земан наклонился к царевне, чтобы поцеловать ее, но, побоявшись Бога, отвернулся, подумав: «Мне лучше потерпеть, потому что отец мой, рассердившись на меня и заключив меня в эту башню, привел сюда эту невесту и приказал ей лечь спать подле меня и притвориться спящей, несмотря на мое старание разбудить ее, и сказал ей: «Что бы Камараль-Земан ни делал с тобой, расскажи мне». Может быть, даже отец тут спрятался где-нибудь и смотрит, что я буду делать, а утром станет упрекать меня и скажет: «Как же это ты говорил, что не хочешь жениться, а между тем целовал и обнимал эту девушку!» Так мне лучше воздержаться, чтобы не слушать упреков отца. Я не трону этой девушки и не буду смотреть на нее; но возьму только от нее что-нибудь в виде залога между нами и на память от нее, чтобы мы могли узнать друг друга».
Камараль-Земан поднял руку царевны и с мизинца у нее снял кольцо. Кольцо было очень дорогое, с чудными бриллиантами, а кругами были вырезаны следующие стихи:
Не думай, что твое то обещанье.
Я позабыла; несмотря на то,
Но слишком скоро нам пришлось
расстаться.
О господин мой, будь великодушен
И благосклонен! Может быть, могу я
Тебя поцеловать в уста и щеки.
Клянусь святым Аллахом, что с тобою?
Я никогда не буду расставаться,
Хотя бы ты и разорвал со мной
Священные любви и страсти узы.
Камараль-Земан снял кольцо с руки царевны, надел себе на мизинец, повернулся и уснул.
Ведьма Меймунех, увидав это, очень обрадовалась и сказала Дахнашу и Кашрашу:
– Видели вы, как мой возлюбленный Камараль-Земан отвернулся от царевны? Вот это вполне доказывает его превосходство. Хотя он и заметил царевну, и любовался ее красотой и миловидностью, но не обнял ее, а повернулся к ней спиной и заснул.
– Да, мы были свидетелями его благородного поведения, – отвечали шайтаны.
Меймунех обратилась в блоху и, забравшись под одежду царевны Бадур, любимицы Дахнаша, укусила ее, вследствие чего она открыла глаза, села и увидала спящего подле себя молодого человека, храпевшего во сне. У юноши щеки можно было сравнить с анемонами, глаза могли устыдить глаза гурии, а уста напоминали печать Сулеймана. Посмотрев на него, царевна почувствовала волнение любви и желаний и подумала: «Этот молодой человек мне совсем чужой, и я его не знаю, и зачем он лежит рядом со мной на одной и той же постели?»
Затем она внимательно посмотрела на него и не могла не заметить, как он изящен и привлекателен.
– Клянусь Аллахом, – проговорила она, – этот юноша красив, как ясный месяц, и сердце мое бьется от любви к нему, и миловидность его зажгла страсть в груди моей! Но как я им опозорена! Аллахом клянусь, что если бы я знала, что руки моей у отца просил этот юноша, я не отказала бы ему, и вышла бы за него, и наслаждалась бы его красотой!
Царевна Бадур прямо посмотрела в лицо Камараль-Земану и сказала ему:
– О господин мой! о возлюбленный сердца моего, свет очей моих, проснись от сна твоего!
И она начала толкать его, но Меймунех, не желая будить его, прикрыла лицо его крылом, так что он не проснулся. Царевна Бадур снова стала толкать его и сказала:
– Жизнью своею умоляю тебя, исполни мое желание и проснись. Встань, о господин мой, и не спи более!
Но Камараль-Земан ничего не отвечал ей и ни слова не говорил с ней, а продолжал храпеть. Царевна же Бадур продолжала:
– Неужели ты такой гордый при такой красоте, миловидности и привлекательности? Ведь если ты хорош собою, то ведь и я тоже хороша. Неужели тебе приказано выказывать мне отвращение? И неужели отец твой, противный старик, запретил тебе говорить со мной?
Камараль-Земан открыл глаза, вследствие чего ее любовь к нему еще более усилилась. Она смотрела на него, и вздыхала, и говорила:
– О господин мой, о возлюбленный мой, поговори со мной! О предмет моей страсти, отвечай мне! Скажи мне, как тебя зовут, потому что ты завладел моей душой.
Но Камараль-Земан спал и ничего не отвечал, а царевна Бадур толкала его, уговаривала и, взяв за руку, увидала у него на мизинце свое кольцо.
– Увы и увы! – с удивленьем и восторгом проговорила она, – ты мой возлюбленный и выказываешь мне отвращение, хотя сам же пришел ко мне, в то время как я спала. Но я не возьму от тебя своего кольца.
Она сняла с его пальца другое колечко и надела себе, после чего поцеловала его в уста и, обняв его, заснула рядом с ним.
Увидав это, Меймунех очень обрадовалась и сказала:
– Видел, проклятый Дахнаш, как возлюбленная твоя влюбилась в моего любимца? И как он гордо отвернулся от нее? Теперь не может быть и сомнения, что он красивее ее; но я охотно прощаю тебя.
Она написала ему отпускную и, взглянув на Кашраша, сказала ему:
– Отправляйся с ним и помоги ему перенести его возлюбленную на старое место, так как ночь проходит, и я не успею исполнить своего намеренья.
Дахнаш и Кашраш приблизились к царевне Бадур и, взяв ее, понесли ее обратно, уложили на постель, а в это время Меймунех стояла перед Камараль-Земаном и смотрела на него, спящего, и затем отправилась к себе.
С рассветом Камараль-Земан пробудился и, осмотревшись кругом, не нашел подле себя царевны.
– Что это значит? – прошептал он. – Кажется, отец хотел возбудить во мне желание жениться на той девушке, что была сейчас здесь, и потихоньку увел ее отсюда, для того чтобы усилить во мне желание.
Он позвал евнуха, спавшего около двери, и сказал ему:
– Вставай, несчастный!
Евнух вскочил, не в силах будучи очнуться, и принес ему таз и рукомойник. Камараль-Земан встал и, сделав омовение и прочитав утренние молитвы, опустился на свое ложе, продолжая молиться. Затем, взглянув на евнуха, стоявшего в ожидании приказания у двери, сказал ему:
– О Саваб! кто приходил сюда и увел от меня, в то время как я спал, девушку, лежавшую подле меня?
– Какую девушку, о господин мой? – спросил евнух.
– Девушку, которая спала тут сегодня ночью, – отвечал Камараль-Земан.
Евнух смутился от этих слов и отвечал:
– С тобой не было ни девушки и никого другого, да и как могла войти девушка, когда я спал у дверей и дверь была заперта? Клянусь Аллахом, господин мой, к тебе никто не входил.
– Ты лжешь, негодный раб! – вскричал Камараль-Земан. – Разве ты равен мне, что осмеливаешься обманывать меня и не хочешь сказать, куда делась девушка, что была тут ночью?
– Клянусь Аллахом, – в волнении отвечал евнух, – я не видал ни девушки, ни мужчины.
Камараль-Земан совершенно вышел из себя и крикнул:
– Так тебе, несчастный, приказали обмануть меня. Ну, так подойди ко мне!
Евнух подошел к нему, а Камараль-Земан ухватил его за шиворот, бросил на пол и, прижав коленкой, бил его и душил, пока он не лишился чувств. А после этого он привязал его на веревку и опустил вниз в ручей. Время же было зимнее и холодное. Окунув евнуха в воду, он вытащил его, поднял и затем опять опустил в воду, и повторил так несколько раз. Все это время евнух кричал и звал на помощь, а Камараль-Земан только отвечал: