– О брат мой, – отвечала царевна Бадур, – ну, так выслушай мою историю. Вот в чем она заключается. Однажды ночью я пробудилась ото сна и, привстав, увидела около себя молодого человека неописанной красоты, подобного восточной иве или индийскому тростнику. Я думала, что отец мой приказал ему действовать таким образом и соблазнить меня своей красотой, потому что он хотел выдать меня замуж, но я отказалась. Я боялась поцеловать его, думая, что он расскажет об этом отцу. Проснувшись утром, я увидала у себя на пальце его кольцо вместо моего. Вот и вся моя история, и, о брат мой, с тех пор, как я видела его, я отдала ему свое сердце, лишилась сна и только плачу и декламирую стихи. Подумай, о брат мой, как можешь ты помочь моему горю?
Марзаван чуть не до земли опустил голову, обдумывая, что ему делать. Затем он поднялся и сказал ей:
– Все, что с тобой случилось, должно быть совершенно справедливо, но я не могу понять эту историю с молодым человеком. Обещаю тебе объездить разные страны и искать его. Может быть, через меня Господь все это устроит. Потерпи и успокойся.
Сказав это, он простился с нею и, еще раз посоветовав ей ждать терпеливо, ушел.
Вернувшись в дом матери, он переночевал и утром приготовился в путь. Таким образом, он переезжал из города в город, из страны в страну в продолжение целого месяца, когда он въехал в город Эт-Тарф, и стал говорить с народом, стараясь найти что-нибудь для царевны Бадур. Куда бы он ни появлялся, ему в каждом городе говорили, что царевна Бадур, дочь царя Эль-Гаюра, сошла с ума, и он прекратил расспросы, пока не приехал в Эт-Тарф, где ему сообщили, что Камарал-Земан, сын царя Шах-Земана, нездоров и страдает помешательством. Когда Марзаван услыхал эту историю, он стал расспрашивать, далеко ли до столицы, и кое-кто из горожан отвечал ему, что морем до Калиданских островов путешествие это можно сделать в месяц, а сухим путем в шесть месяцев.
Марзаван сел на корабль, отправлявшийся на Калиданские острова. Корабль был хороший и при попутном ветре дошел туда в месяц, но когда город был уже ясно виден и почти у самого берега, вдруг поднялся страшный ветер, сорвавший всю оснастку и переопрокинувший корабль со всеми пассажирами. Всякий стал спасаться, как может, а Марзавана волнами отнесло к тому самому месту берега, где находился павильон царевича. Судьбе угодно было, чтобы в то время около царевича находились визири и эмиры, и царь Шах-Земан сидел, положив голову сына своего к себе на грудь, и евнухи отмахивали от него мух. Камараль-Земал уже в продолжение двух дней ничего не ел и не пил и не говорил ни слова. Визирь, стоявший около его ног, у окна, взглянув, увидал Марзавана, уже выбившегося их сил, и, пожалев его, подошел к султану и, наклонив голову, сказал:
– Позволь мне спуститься вниз и отворить дверь на морской берег, чтобы спасти утопающего человека и превратить горе его в радость. Может быть, Господь за это избавит сына твоего от несчастья.
– Все, что случилось с моим сыном, – отвечал султан, – случилось из-за тебя, и очень может быть, что если ты спасешь этого утопающего, он принесет сыну моему облегчение. Но я клянусь Аллахом, что если этот утопающий увидит моего сына и затем, уйдя от нас, разоблачит нашу тайну, то я отрублю тебе голову, так как ты, визирь, виноват во всем, что с нами случилось. Ну, теперь поступай, как знаешь.
Визирь спустился вниз, отворил дверь, и вышел на берег, и спас Марзавана, уже близкого к смерти, протянув ему руку и ухватив его за волосы. Марзаван уже был без чувств и с закрытыми глазами. Визирь привел его в чувство, снял с него мокрую одежду, надел сухую и, надев ему новую чалму, сказал:
– Знай, что я спас тебя от смерти, смотри, ты не сделайся причиной моей гибели.
– Как так? – спросил Марзаван.
– Теперь, – отвечал визирь, – тебе придется появиться между эмирами и визирями, безмолвствующими при Камараль-Земане, сыне султана.
Марзаван уже слышал об этом Камараль-Земане, но тем не менее спросил:
– А кто этот Камараль-Земан?
– Сын султана Шах-Земана, – отвечал визирь, – он болен и лежит в постели, не зная ни днем, ни ночью покоя. Он уже так слаб, что едва жив. Днем он горит, а ночью терзается, и мы не надеемся, что он останется жив. Не гляди на него и смотри только вниз, а иначе мы с тобой погибнем оба.
– Аллахом умоляю тебя, – сказал Марзаван, – расскажи мне все, что ты знаешь об этом юноше и по какой причине впал он в такое состоянье?
– Причины я не знаю, – отвечал визирь, – разве только то, что три года тому назад отец его потребовал, чтобы он женился, и он отказался. Утром он проснулся и стал уверять нас, что подле него спала девушка удивительной красоты, с пальца которой он снял кольцо и надел себе на мизинец, а ей надел свое, и таинственность этого дела мы понять не можем. Аллахом умоляю тебя, сын мой, идем со мною в павильон, но не смотри на сына царя. После же этого отправляйся своим путем, потому что сердце султана ожесточено против меня.
– Клянусь Аллахом! – подумал Марзаван. – Это именно то, чего я ищу!
Он пошел вслед за визирем в павильон, где визирь сел у ног Камараль-Земана. Что же касается до Марзавана, то он подошел и, остановившись перед Камараль-Земаном, стал смотреть на него, вследствие чего визирь обмер от страха и, взглянув на Марзавана, стал ему делать знаки, на которые тот и внимания не обращал. Он продолжал смотреть на Камараль-Земана и, зная, что это именно и есть то лицо, которое он искал, сказал:
– Да прославится тот, кто создал его столь похожим на нее и с такими же щеками, как у нее!
Камараль-Земан открыл глаза и стал прислушиваться, а Марзаван, увидав это, продекламировал следующие стихи:
Я вижу возбуждение и волненье
Твоей души и тот восторг, с которым
Прекрасными стихами воспеваешь
Ты несравненной чары красоты.
Не загорелась ли твоя душа
Любовью страстною и безнадежной?
Ведь ты ведешь себя, как человек,
Который в сердце страсти носит рану.
Поэтому мне дай бокал вина,
И пой затен восторженно хвалу
Ты Альмы, Эррабаб и Теном чарами
Ревную я ее к ее одеждам,
Скрывающим ее роскошный стан,
И кубку я завидую, который
Коснется уст ее, когда она
Его подносит к месту поцелуя.
Не меч двуострый погубил меня, —
Ты этого не делай заключенья, —
А стрелы глаз чарующих ее,
Когда я с нею встретился, была,
Как я заметили сразу, красной краской
Ее рука покрыта, походившей
На сок кровавый дерева дракона.
Она зажгла горячей страсти пламя
В моей груди, и, больше не скрывая
Своей любви ко мне, она сказала:
«Имей терпенье. Я употребила
Не краску. Не считай меня способной
На ложь и на обман. Когда тебя
Увидела я спящими, причем была я
С руками, обнаженными до плеч,
То я, склонившись над твоей постелью,
При мысли о разлуке предстоящей
Заплакала кровавыми слезами
И их затем рукою вытирала.
Вот почему теперь рука моя
Обагрена горячей кровью».
Плакал я перед ней, горячей страсти
полный,
И сердце раньше облегчил свое,
Чем пробил час раскаянья, она
Ведь плакала передо мной и этим
Из моих очей исторгла слезы.
И я сказал ей, что здесь вся заслуга
Принадлежит лишь предыдущей встрече.
Не порицай меня за то, что я
Люблю ее глубоко, так как я —
Клянусь моей любовью к ней —
страданий
Мучительных из-за нее исполнен.
Я слезы лью по той, лицо которой
Волшебной красотою опьяняет
Сердца мужей и юношей, с которой
Не выдержит сравненья ни одна
Красавица земной Юдоли нашей.
Ум Лухману она имеет равный,
Юсуфа красоту, приятный голос
Дауда, и Maрии беспорочность,
А я имею горе Авраама
По сыну, обреченному на закланье,
В китовом чреве сожаление Ионы,
Возложенную гневным Богом кару
На Иова, и удел Адама,
Который изгнан был из сени рая
За нарушенье заповеди Бога.
Но ты не убивай ее, хотя бы
Я умер от любви избытка к ней,
А предложи вопрос ей, почему
Она считает, что принадлежит
Кровь тела моего ей по закону?
Слова этого стихотворения, прочитанного Марзаваном, подействовали на сердце Камараль-Земана как прохлада и здоровье, и он сделал рукою знак султану, как бы говоря: оставь при мне этого молодого человека. Султан, поняв желание Камараль-Земана, после того как он обозлился на Марзавана и решил отрубить ему голову, страшно обрадовался. Встав, он посадил Марзавана рядом с сыном и, ласково обратившись к нему, сказал:
– Откуда ты?
– С островов, из владения царя Эль-Гаюра, государя островов, морей и семи дворцов.
– Может быть, тебе как-нибудь удастся поправить сына моего Камараль-Земана, – продолжал царь.
Марзаван наклонился к царевичу и на ухо сказал ему:
– Крепись и развеселись, но не спрашивай о положении той, из-за которой ты дошел до своего настоящего состояния. Ты скрыл свою любовь и заболел, а она высказала свои чувства и лишилась рассудка, и находится теперь в заключении с железным кольцом на шее. Но с помощью Аллаха я принесу обоим вами исцеление.
Камараль-Земан, услыхав эти слова, почувствовал, что он оживает, и знаком показал своему отцу, чтобы он приподнял его и посадил. Обрадованный царь посадил его. После этого он отпустил всех визирей и эмиров и приказал шафраном накурить в павильоне и убрать город.
– Клянусь Аллахом, сын мой, – сказал он Марзавану, – случай этот удивителен.
Он необыкновенно милостиво относился к нему и предложил ему поесть, и когда кушанья были поданы, то и Камараль-Земан поел с ним. Марзаван на ночь остался с царевичем, и царь остался тоже с ними, не помня себя от радости, видя, что сыну лучше.
На следующее утро Марзаван начал рассказывать свою историю Камараль-Земану таким образом: